Мне не нужно было ничего, что напоминало бы о прошлой жизни. Я не хотела судиться за квартиру, которую другая женщина, видимо, в отличие от меня, каким-то образом заслужила. И я, зная по себе, что это такое - когда тебя выгоняют из дома и тебе с детьми некуда идти - не желала подобной участи даже любовнице мужа. И тем более, ни в чем неповинному ребенку.
Все, что я хотела - это просто оставить все худшее позади и идти вперед. Даже если дорога будет трудной и извилистой, я отныне понимала, что все зависит от меня одной. И что никому и ничего не должна, кроме себя самой и своих дочерей.
- Ну что?
Рамиль подошел ко мне первым. Не протянул руки, не сделал и попытки коснуться, но его взгляд был куда красноречивее любого физического воздействия. Он проникал прямо в душу.
- Все кончено, - выдохнула и на лице сама собой расцвела улыбка.
Я свободна!
- Простите, что встреваю…
Марина Александровна тоже оказалась рядом, слегка коснулась моего локтя, потянув к себе…
- Лид, давай немного пройдемся.
Я поняла, что она хочет возобновить прерванный разговор, разрушить возникшую между нами недосказанность. Покончить… со всем этим.
Я оглянулась на своих детей, но Рамиль коротко предложил:
- Я их отвезу домой, если хочешь.
- Иди, мам.
Ободряющая улыбка Алины заставила меня наконец снова повернуться к свекрови и согласно кивнуть:
- Пойдемте.
В сквере неподалеку царила полноправная осень: казалось, даже дворники не смели входить в ее чертоги и вмешиваться в установленный ею порядок вещей: под ногами шуршали листья, которыми беспорядочно были засыпаны дорожки и скамейки, все кругом было пропитано сыростью и прелостью, но этим воздухом хотелось дышать. Хотелось вообще… жить.
Впереди, перед нами, стелился белой дымкой туман, приглушая яркие краски, размывая действительность и стирая грань… между прошлым, настоящим и будущим…
* * *
Много лет назад
Они снова ссорились.
Крики были такими громкими, что ничего не помогало: ни попытки заткнуть руками уши, ни его отчаянные молитвы и бормотания…
Ничто не способно было заглушить эти звуки. Они пугали его до дрожи, до трясучки. Он знал, что у всего этого есть один и тот же сценарий: они покричат, потом замолчат, не будут говорить друг с другом неделю, а потом, словно неразлучно связанные, попытаются сделать вид, что все так, как раньше.
Забившись в угол, он отчаянно считал до ста. Пытался звуком своего голоса перебить их голоса, но они не умолкали. Напротив: набирали силу и громкость, и ему даже начало казаться, что сейчас зазвенят стекла и задрожат стены…
Но дрожал только он. От ужаса и страха. Потому что понимал: на сей раз что-то не так. Все происходит не как обычно…
Сглотнув, он подкрался к двери. Мама запрещала ему выходить из комнаты, когда они ругались, но этого и не требовалось: достаточно было просто затаить дыхание и прислушаться…
- Я тебе все прощала! Я мирилась со всеми твоими изменами, я бесконечно терпела то, что ты таскался по бабам - по всем подряд! - и позволяла тебе возвращаться домой, раз за разом! Но на этот раз ты перешел все границы!
- Да кому ты веришь, Марин?! Она сама трясла передо мной своей задницей!
- Что ты несешь, Тема, побойся бога! Ты же ее изнасиловал! Изнасиловал! Прямо на лестничной клетке!
В голосе мамы звучал такой ужас, что ему самому стало еще страшнее. Все шло неправильно. Не по привычному сценарию…
- Убирайся, - наконец прохрипела она. Голос ее срывался. - Убирайся отсюда!
- Это мой дом!
- Тогда уйдем мы!
Дверь в комнату открылась так внезапно, что он не успел отскочить. Мама резко схватила его за руку, без слов потащила прочь…
Онемев, он позволил одеть себя, как куклу, вывести на улицу…
Шел снег. Злой ветер кидал ледяные иглы прямо в лицо, а они шли сквозь взбесившуюся пургу… и куда - он даже не понимал. А спросить - боялся…
Но вдруг мамины ноги подкосились, она упала прямо на дорогу, на жесткий, скрипучий снег… плечи ее затряслись.
Он испуганно потянулся к ней, увидел, как мама плачет и как слезы блестящими льдинками застывают на ее лице, придавая ему безжизненно-прекрасный вид…
Он не знал, что сказать ей. Как помочь. Он просто хотел домой. Хотел, чтобы все было так, как прежде…
Просто, понятно, предсказуемо…
Беспомощно дернув мать за рукав, он проговорил то, что просилось сейчас наружу:
- Я никогда не буду таким, как он…
Мамины ресницы, облепленные снегом, дрогнули. Она взглянула на него, с трудом улыбнулась и, притянув к себе, крепко обняла…
- Я знаю, родной. Я знаю…
Сделав над собой усилие, она поднялась. Взяла его за руку, повела прочь…
Домой они больше так и не вернулись.
И ничего уже не было так, как раньше.
В тот день он пообещал себе, что у него будет все иначе. Что его дети никогда не останутся без отца…
Годы спустя он так и не простил.
Не простил мать за то, что ушла и забрала его. За то, что не простила отца.
Не простил отца за то, что бросил. За то, что больше так и не вспомнил о нем…
Все, что ему осталось от него - это квартира, из которой они ушли той страшной ночью. И в которую он спустя много лет вернулся, чтобы выстроить свою жизнь по плану, который определил для себя давно.
Но вышло все в итоге не так…
И теперь он не мог простить еще одного человека…
Себя самого.
Глава 55
В ушах шумело, в голове все смешалось.
Он едва отдавал себе отчет в том, что делал. Смотрел пустыми глазами на дорогу - так, как это уже было однажды; смотрел и ощущал, что словно бы перестает сам себе принадлежать…
Оставались только инстинкты. Жестокие, порой бессмысленные, они захватывали его, толкали на дикие поступки…
Он ехал в последнее место, где ему еще остался приют. Ехал и понимал: вероятно, даже Агния ему больше не рада.
А ведь у него было, казалось, все. И было уже тогда, когда он женился на Лиде. Уже в то время он имел больше, чем заслуживал, но ему этого показалось мало…
Образ Агнии встал перед его глазами. Прежде желанная, недостижимая, теперь она приобрела отвратительные, отталкивающие черты, которые дорисовывали ей его горечь, боль потери и разочарование в себе самом…
Он не хотел ее больше. Но его мечущаяся душа, бесконечно раненая, которую не сумели залечить ни годы, ни безграничная любовь двух женщин, жаждала утешения, требовала хоть чего-то, что способно было залатать, заклеить, заткнуть эту чудовищную пустую дыру в ней…
Он автоматически поднялся в квартиру, открыл своим ключом дверь, и, прикрыв глаза, замер на пороге, ожидая ее легких шагов…
Нет, не ее. Другие шаги он хотел сейчас расслышать - почти невесомые, но всегда радостно спешащие ему навстречу, но сознавал, что этого никогда больше не будет…
- Как все прошло?
Агния оказалась рядом незаметно. Он распахнул глаза, вгляделся в красивое лицо и ощутил только… ненависть.
Он шагнул ей навстречу, надвигаясь до тех пор, пока не прижал к стене, вцепился взглядом в ее глаза и ответил:
- Так, как ты хотела. У меня больше нет жены, нет семьи… ничего нет.
- Я не…
Он грубо запечатал ей рот ладонью, хрипло выдохнул:
- Ты ведь тоже хочешь, чтобы я ушел…
Ее испуганные, растерянные глаза, сказали ему абсолютно все.
- А говорила - любишь…
Из груди вырвался жуткий, горько-едкий хохоток. Он смеялся не над ней - над собой самим. Над тем, как не увидел главного, как самозабвенно, безотчетно, бился лбом о те грабли, на которые поклялся себе никогда не наступать…
- Люблю, - ответила она после паузы. - Но понимаю, что тебе эта любовь не нужна. И что дальше так… просто нельзя. Артем стал нервный, дерганый, он тебя боится… Если бы речь шла только обо мне - я стерпела бы ради тебя все. Но я не хочу, чтобы сын видел все это…
Она говорила, говорила, говорила. Возможно, это даже были разумные вещи, но он не понимал слов. Он смотрел на нее и внутри него все сильнее разгорался адский пожар…
