пытается она шутить. – Духин на кухне!
– А чего ты смеешься? Я все умею.
– Приходите, Костенька, – соглашается врач. – Весне сейчас капельницу поставим с витаминами и ноотропами. Все хорошо будет…
Нехотя прощаюсь с любимой и еду домой. Урод Малеев превратил его в свинарник – подвал разгромлен, мамины банки с заготовками разбиты, пол утопает в смеси варенья и солений. Алешка помогает мне мыть дом, носит ведрами воду и пакеты с мусором. Джерри, напротив, мешает – крутится и лезет любопытным носом в пахнущие вареньем пакеты. Мы едим пельмени, которые успела сварить Вёсенка, наводим порядок на кухне. Я мою посуду и ставлю на плиту кастрюлю с водой для бульона. Признаться честно, свои кулинарные способности я преувеличил… Несмотря ни на что, бульон получается вкусным. Заправляю его свежей зеленью и наливаю в пластиковый контейнер. Скоро закат… Конец ужасного, наполненного испытаниями дня. Красивый, медово-розовый полог стелется по поверхности озера и раскрашивает камыши. Вот и все, Духин. Теперь можно успокоиться, вдохнуть терпкий летний воздух и жить дальше. Ты нашел маньяка…
Духин.
Вёсенку выписывают через три дня. Осмотры врачей и исследования не подтвердили каких-то серьезных нарушений ее здоровья. Мне хочется остаться в деревенском раю и забыть о пережитом кошмаре, но звонок Бурьянова, как чертова машина времени возвращает в реальность. Отрезвляет, как ушат колодезной воды.
– Товарищ майор, следком хочет передать дело Малеева в ваше ведомство. Он военнослужащий, поэтому…
– А как же Министерство Обороны? – вздыхаю я, поглядывая на Алешку. Удочка клюет, разгоняя по зеркальной поверхности реки золотистые блики, камыши шуршат, лягушки заливисто квакают…
– Без вас никак, Константин Андреевич, – хитро замечает Бурьянов. – Похоже, нам с вами светит повышение. Маньяка не могли поймать почти десять лет. Малеева подозревают в двенадцати нападениях.
– В двенадцати? Мы же сверяли архивы? – удивляюсь я, одной рукой помогая сыну достать рыбу. – Там не было столько эпизодов.
– Многие женщины не обращались в полицию. Рассказали о происшествии только сейчас, услышав о поимке маньяка в новостях.
– Еду, лейтенант. Его… допросили уже? – осторожно спрашиваю, ловя себя на мысли, что не хочу участвовать в этом. Не хочу окунаться с головой в боль, смотреть «ландышу» в глаза и слушать его оправдания. Хотя… с большой вероятностью их не будет. Я его никогда не пойму…
– Ваше ведомство должно тоже участвовать в разбирательстве дела до передачи его в суд.
– Понял. Как ни хотел я выкрутиться, но… Служба зовет. До встречи, лейтенант.
Пойманную рыбу мы отпускаем – все равно ужина не видать. Возвращаемся, заставая Весну на кухне. По дому разносятся ароматы свежего куриного супа с лапшой и пирога с абрикосами. У меня, как у «зеленого» мальчишки сбивается дыхание и вспыхивают щеки при виде улыбающейся Весны. Громко стучит счастливое сердце… Нам не вернуть потерянных лет, но я мечтаю, чтобы она не жалела о запоздалом выборе и была счастлива… Со мной, для меня… Господи, как мне мало, оказывается, надо для счастья! Просто быть нужным и знать, что тебя ждут. А если смотрят, то только так, как смотрит сейчас Весна – взглядом, полным любви.
– Мама, нам придётся вернуться домой, – начинаю без прелюдий.
– Тогда марш мыть руки и обедать. Сейчас вещи соберу и приберусь. У нас есть час? – без лишних вопросов спрашивает она.
– Есть. И ты не спросишь ничего? – протягиваю недоуменно.
– Нет, майор Духин. Я знала, что без тебя они там не справятся. – Она чмокает меня в щеку.
Мы возвращаемся домой поздним вечером. Окунаемся в туманную мглу, расчерченную лунным светом. Здесь на удивление дождливо – капли гулко оседают на лобовое стекло, ветер качает древесные кроны. Алешка и Джерри спят. Вёсенка тихонько ерзает на переднем сидении, завидев огни родного дома.
– Костя, ты же… Ты будешь жить с нами? – напряженно спрашивает она. – В моей квартире, а не с Машей. Она ведь…
– Конечно. Не сомневайся. – Убеждаю ее я.
Мы сидим друг напротив друга. Я проводил сотню допросов в своей жизни, но сейчас слова рассыпаются в горле битым стеклом. Не могу и звука вымолвить, просто смотрю… Ищу ответа на дне яростных глаз Ивана Малеева. Как я не замечал ничего раньше? Доверял, уважал, считал другом?
– По какой причине вы напали на Весну Завьялову? – спрашиваю, сделав вид, что передо мной чужой человек – не друг юности Ванька Малеев, а незнакомый отморозок. Насильник и похититель.
– Тогда? Или сейчас? Давай без этих вот… Мы же свои, а, Духин? – шумно вздыхает он и подается вперед.
На столе лежит протокол допроса следственного комитета. В принципе, я могу прочитать показания Малеева и избавить себя от неприятного с ним разговора. Но я решаюсь идти до конца…
– Тогда мне понятно. Хотел отомстить генералу Завьялову, но влюбился в Весну, так? Ваня? Ты хочешь, чтобы я так тебя называл – по-дружески? Как прежде? – искривляю губы в подобии улыбки и впиваюсь в него взглядом.
– Да. Хотел отомстить за смерть брата, но влюбился. Ты мешал мне, Костян. Я все устроил, чтобы вас разлучить. Опоил ее и сделал проклятые фото. Отправил их тебе с телефона Весны. Я ее не насиловал, так что к делу не пришьешь… – злобно шипит он. – Есть пять заявлений, за это и отвечу, а остальное – идите лесом, господа следователи! – он хлопает по столу ладонями.
– Зачем нападал на других девушек? Откуда брал снотворные препараты? – бесстрастно продолжаю я.
– Хотел возродить в памяти ощущения… Весна рядом. В моих руках… Беспомощная, красивая, как ангел. Я человеком себя чувствовал, когда они вот так… лежали в моих объятиях. Спящие, беззаботные. Я творцом себя чувствовал. Поэтому оставлял им букеты. May-lily… Ландыш. – Взгляд Ивана отдает безумием, зрачки затапливают радужки. Осторожно, чтобы не прервать поток его откровений, я опускаю взгляд к материалам дела. Вялотекущая шизофрения. Компенсированная. И ниже приписка следователя: «Близкая знакомая Ивана Малеева – врач-психиатр Наталья Волховец подделывала заключения о полном психическом здоровье подозреваемого. Наталья воспитывает ребенка-инвалида. Она охотно принимала большие денежные вознаграждения Ивана Малеева. К тому же снабжала его снотворными и психотропными препаратами». Вот так, значит… Получается, что психический диагноз – наследственная проблема? И поведение Максима Мухортова не вызвано травмой головы, как все это время думал Малеев?
– Продолжайте, – сухо произношу я.
– Я не делал ничего дурного. Они и не вспоминали потом… – с кривой ухмылкой произносит Иван. – Ездил за ними, следил. Выбирал одиноких, живущих на окраине в частных домах – так можно в дом забраться незаметно. Нам отец Макса подарил одинаковые машины – черные «копейки». Я ездил
