не зря же я на юрфаке лекции просыпал…
Говорит и откидывается на спинке стула с полным самодовольством на лице. Как-то странно, что этому парню доставляет такое удовольствие выпендриться, но я ловлю его слова, впитываю как губка и произношу совсем отчаянно.
– Где же я этого мужа найду, Виталь?! Кто меня пузатую возьмет, а обманывать человека невиновного я не собираюсь. Своего ребенка чужому мужчине навязывать, да и не могу я… Представить не могу, что кто-то меня хоть пальцем тронет, не могу… не после того, что я пережила и как меня использовали…
Замолкаю, опять считаю, что лишнего сказала, но парень, наоборот, улыбается как-то нагло – нагло.
– А знаешь, что Ульянова… есть у меня к тебе деловое предложение, – чеканит слова и замолкает, ожидая моей реакции.
– Как интересно все складывается, Надя, ладненько… – выбивает меня из воспоминаний голос Умарова.
– Сложилось, как сложилось, Баграт, не изменить, – отвечаю спокойно.
Умаров встает и резко выходит из балкона, я же сижу и смотрю вдаль, пока наконец не слышу позади себя шаги и теплый плед опускается на мои плечи.
От неожиданности поднимаю голову и сталкиваюсь с серыми безднами Умарова. Он проводит рукой по моему подбородку, всматривается в меня, отходит и садиться напротив, запрокидывает голову и делает глоток из граненого бокала, на дне которого позвякивают льдинки.
Садиться, широко раздвинув ноги и смотрит на меня не мигая. Буравит взглядом, а у самого желваки вздуваются на щеках, когда наконец задает вопрос.
– Когда ты подпустила к себе этого утырка? Когда позволила залезть на себя?! – спрашивает и допивает бокал, отбрасывает его на стол.
Меня же возмущение затапливает. Вскакиваю, чуть не падаю, запинаясь в пледе.
– Как ты смеешь?! – рявкаю на Баграта, – как ты можешь мне такое говорить?!
Так же поднимается и ловит меня своими сильными руками, прижимает к себе и смотрит зверем.
– Смею, Надя! Смею! Я как представлю, что кто другой тебя касался у меня крышу на прочь рвет! Я этого говнюка долго убивать буду пока все внутренности не выхаркает…
Говорит зло, а в следующую секунду меня со всей силы к себе прижимает, до боли, до хруста костей, находит мои губы и целует…
Целует так, что дыхания лишает, трогает меня ласкает, опытные пальцы раздевают бегло, но в самый последней момент, я отстраняюсь, отталкиваю и он мне позволяет.
Наклоняет голову и упирается горячим лбом в мой.
– Это какая-то катастрофа, Надя… – выдыхает хрипло и поправляет мои волосы.
Его пальцы скользят по моему лицу, стирают слезы.
– Пытка слушать о твоей жизни с другим… все равно, что куски собственной плоти наживую резать…
Прикрывает глаза, делает глубокий вдох и садиться на диван, меня не отпускает, тянет за собой и заставляет оседлать свои бедра.
Только смотрит Баграт уже прямо мне в глаза, опять бесчувственная глыба, сосредоточенная.
– Что было потом? Что он тебе предложил? – задает вопрос и я опять улетаю в воспоминания…
– Замуж за меня выйдешь, Надик! – выдает Виталий со всей уверенностью, – возьмешь мою фамилию.
Выдает все это и начинает смеяться заливисто, а я в шоке смотрю на в принципе незнакомого парня.
– Виталь, спасибо тебе, конечно, но… я даже не знаю, что сказать, ты… ты хоть представляешь, что именно мне предлагаешь, какую ответственность на себя берешь?!
Задаю вопрос и смотрю в беспечное лицо парня, который выглядит совершенно спокойным.
– Я понимаю, Надя. Ты мне должна будешь, круто должна. Я тебя с ребенком спасаю, – отвечает наконец без тени радушию, наоборот смотрит на меня ледяным взглядом.
Пробирающим каким-то. Барабанит по столу, словно принимает решение говорить ли мне что-то, но затем вдруг выдает.
– В общем, тут такое дело, что мне жена и не помешает…
Говорит многозначительно, и я конечно же тогда не понимаю, что для вечного кутилы, который в долгах как шелках, наличие жены с которой и будет спрос вполне себе решение задач…
Это я узнаю позже, потом, когда первые коллектора начнут стучаться в дверь, а тогда измотанная и доведенная до предела девочка не видела белых ниток…
– К тому же у меня дед с бабкой допекают меня, говорят женись! А то ни кола ни двора не оставим, – говорит улыбаясь и вдруг прищуривается как-то.
– Слышь, Надя, а мысль. Давай вместе к моим махнем. Тебе как раз свинтить от своего олигарха, а мне… – улыбается многозначительно, – поможешь с дедом контакт наладить, бабку очаруешь, по-тихому поживем…
Так он сказал, а по факту, развел сердобольных старичков и отнял последнее… Я была нужна для вида… Ширма, чтобы дед поверил, что внук взялся за разум…
Девушку в дом привез…
Все игра. Со всех сторон. Хорошо разыгранный карточный трюк.
Не знаю каким чудом, но я соглашаюсь. Оставляю все и с одним чемоданом еду вместе с Виталиком в другой город, к его бабушке с дедушкой.
Тогда я не знала, что Татьяна Алексеевна и Вениамин Игоревич станут для меня действительно родными…
Я была всего лишь ширмой для Виталика. Он приехал к своим, познакомил нас, сыграл внука любящего и доброго, а я очень быстро заставил деда отдать ему все свои сбережения, сказав, что для свадьбы нужно.
Мы подали документы. Как-о быстро все. А потом… жених исчез. Как не было. Ни звонка, ни слова. Ничего.
Потом я узнаю, что для Витали это все в порядке вещей, но тогда мне было все равно.
Я была как в тумане. С постели не вставала, лежала в нашей с Виталиком комнате, куда он даже не заходил толком и смотрела в стенку. Рассматривала рисунок на обоях. Коричный вый цветочек старый и обветренный, пока дверь однажды не открылась и на кровать не села Татьяна Алексеевна.
Я встрепенулась, но женщина положила теплую руку мне на плечо и тихонечко прошептала:
– Ты поплачь, Наденька, поплачь и выговорись, а я послушаю… Послушаю и попытаюсь понять…
Помню, как я повернулась на другой бок и заглянула в блеклые глаза пожилой женщины, лучащиеся какими – то светом…
И я рассказала все. Как на исповеди. Что беременна, что вот такое вот в жизни моей произошло, на что Татьяна Алексеевна лишь улыбнулась и сказала фразу, которую я никогда не забуду:
– Бог дал, Надя, Бог дал… Значит будем внучка, или внучку рожать, проживем, Бог в помощь…
– Значит, дед с бабушкой Виталика знали, что ребенок не его? – задает вопрос Умаров и я тихонечко киваю.
– Да, я не скрывала. Это было бы подлостью. Не смогла бы я так поступить, хотя моему фиктивному мужу на мнение своих дедушки и бабушки было глубоко наплевать. Ему была нужна жена. С прицепом, или нет его не волновало.
Ухмыляюсь горько.
– У его коллекторов не должно было возникнуть сомнений, что есть люди, с которых они будут требовать долги. Остальное Виталика не волновало.
– Прошаренный червь, – кивает Умаров.
– Как бы там ни было, добрые люди вошли в мое положение и поняли все. Зажили мы потихонечку, и я начала оттаивать. После ЗАГСа Виталика и след простыл. Он обманул их, опять, прикарманил деньги и исчез, а уже когда я была на сносях в нашу дверь впервые постучали и начали требовать долги.
Опасные люди ходили и пугали, поздние звонки и настоящий террор, который не прекращался даже после того, как я родила. Виталик был должен всем и долги его росли, как, впрочем, и пенни, которые выставляли мне за неуплату авторитетные лысоголовые мужики…
Отворачиваюсь и смотрю в сторону. Воспоминания самого счастливого дня в моей жизни, когда я стала мамой Брошки, были осквернены вот такими вот факторами…
– Почему ты не обратилась в полицию? – спрашивает Баграт вскользь и его рука опускается на мою шею, ласкает, чувствует удары сумасшедшего пульса, а я лишь улыбаюсь…
Грустно, больно, обидно.
– Кому мы нужны, Баграт? – говорю горько, – Татьяна Алексеевна ходила, заявление писала, а однажды, когда домой возвращалась под машину попала…
Голос дрожит, когда я это говорю. Слезы комом становятся.
– На пешеходном ее сбили, повезло, что только ногу сломала и гипсом отделалась… Сказали случайность. Тот, кто сбил – скрылся
