того, что он скорпион, так еще и… неприлично здоровый. Я настолько офигела от его анализов, что плюхнулась рядом с ним на кровать, совершенно не думаю о возможной близости.
Капец. У него анализы лучше моих. Даже холестерин! Это кто вообще сдавал? Младенец?! Еще и на ЗППП проверился. Офигеть.
– Ну что, довольна? – конечно, нет. Судя по анализам, у меня больше шансов умереть, чем у него. Свинья великовозрастная.
– Нет. Где D-димер?
– Чего?
– Его здесь нет. Где D-димер?
– В пизде. Хорош мне по ушам ездить.
– Ничего я не езжу. Это важный анализ, показывает есть ли у тебя тромбы или нет. Я не хочу, чтобы ты на меня залез, бац и помер от оторвавшегося тромба. Так что сдавай D-димер, а у меня как раз будет пару дней на то, чтобы обдумать с тобой или с более молодым эксперементирова…
Хотела ли я, чтобы он заткнул мне рот таким примитивным способом как поцелуй? Возможно, да. Но уж точно я не горела желанием в процессе оказаться опрокинутой на кровать. Видать «более молодой» его слегка разозлил, ибо Слава прикусил мне губу. Намеренно!
Вместо того, чтобы прекратить, я сама закидываю руки ему на плечи и продолжаю с ним целоваться. Ловлю себя на мысли, что мне мешает его рубашка. Хочу его трогать. Провести ладонями по его плечам. Не знаю, игра ли это гормонов, но себе-то можно признаться – я хочу этого долбанного секса именно с ним. Ну и на черта я надела эти драные трусы?
Архангельский отлипает от меня первый. Хотела, чтобы он разделся? Распишись и получи. Как завороженная наблюдаю за тем, как он расстегивает пуговицы на своей белоснежной рубашке. Блин, хорош гад. Мышцы что надо. Не качок и не дрыщ. И, к счастью, не волосатый. Как только он скидывает с себя рубашку, моя рука сама тянется к его телу. Блин, он твердый везде. Приятно, черт возьми.
– Что ты делаешь? – поднимаю взгляд на его улыбающуюся морду. А рука так и застывает на его грудных мышцах.
– Пальпирую твою сиську. Только тебе можно, что ли?
– Ты первая кто это делает, – усмехнувшись, произносит он. – Ну и что напальпировала?
– Уплотнения. Это, видимо, холестериновые бляшки отложились.
– Боюсь представить, что ты напальпируешь у меня в трусах.
– Надеюсь, все же не питона. И не червяка.
– Не думал, что когда-нибудь это скажу – заткнись, Бога ради.
Да пожалуйста. Целоваться я тоже не против, вот только кое-кто больше на мои губы не покушается. Вместо этого Архангельский задирает мою уродскую сорочку, оголив бедра.
– Мы так не договаривались, – сжимаю его руку. Если он увидит драную резинку на трусах, то от такого позора я никогда не отмоюсь. – Хватит.
– Вот именно – хватит уже мне мозг трахать, сама же хочешь.
– Я цветы хочу, – вылезаю из-под него и резко вскакиваю с кровати. – А не перепих на скорую руку. И кто-то обещал быть нежным, – Боже, что я несу?! Позорище.
– Ты меня реально до инфаркта доведешь, – зло бросает Архангельский, вставая с кровати. – Бежевый или белый?
– Ты о чем?
– О цвете кровати. Я сейчас закажу.
– Розовый.
– Значит бежевый, – спокойно произносит он, застегивая рубашку. Стойкости этому мужику не занимать. Как ни в чем не бывало он проходит в прихожую и надевает ботинки и пальто. – Кстати, пока вспомнил, давай договоримся. Можешь бегать, спотыкаться, но не надо вмешивать в наши отношения, на каком бы этапе они ни были, моего брата.
– Ты о чем вообще?
– Ты зачем вчера села к нему в машину?
– Захотела и села, тебя забыла спросить.
– Увижу тебя рядом с ним еще раз – пизды надаю. Я тебя предупредил.
– Мне или ему?
– Не провоцируй, Наташ. Я предупредил.
Хотелось бы сказать, что он шутит в привычной для себя манере, да вот ни фига. Брови нахмурил, да и выражение лица максимально серьезное. Надо ли ему говорить, что мне на фиг не сдался его прилипчивый брат? Нет уж, обойдется.
Самое обидное, что я не хочу его отпускать. Может, просто отлучиться в ванную и надеть нормальные трусы? Поздно пить Боржоми. Видать обиделся, ибо даже не попрощался.
Стою как дура и пялюсь на дверь. И только спустя несколько минут я избавляюсь от стремных трусов и сорочки. Переодевшись в шелковый халат, я ложусь на кровать и начинаю прокручивать в голове собственное поведение. Веду себя как самая настоящая безмозглая малолетка. Что изменится через два дня? Да ничего.
Хватаю мобильник и начинаю набирать ему смс. Но все выглядит настолько убого, что ничего в итоге не отправляю.
Когда я слышу звонок в дверь, сердце, кажется, пропускает удар. Вернулся! Не удивлюсь, если с цветами. Только не надо так явно улыбаться. Открываю дверь, не посмотрев в глазок, и застываю. Архангельского младшего я уж точно не ждала.
– Привет. Впустишь или ты настолько негостеприимная? Ай, ладно, от тебя не дождешься, – внаглую протискивается в квартиру, оттесняя меня в сторону. – План такой, сначала пожремс, – демонстративно поднимает вверх пакет. – Потом глянем кино. А дальше, как пойдет, – подмигивает и тут же проходит дальше.
– Это не лучшая идея. Я через полчаса ухожу.
Этому тоже ноль на массу. Он как ни в чем не бывало выкладывает на стол две упаковки пиццы и ставит бутылку вина.
– Для будущей актрисы – ты плохо врешь. Ванная там?
– Никит, я серьезно.
– Я тоже.
Вместо того, чтобы его выгнать, стою как дура, наблюдая за тем, как он направляется в ванную.
Что такое самое настоящее невезение я поняла буквально через пару секунд, когда в дверь снова позвонили. В этот раз я решила посмотреть в глазок. Капец! И что теперь делать?
Надеваю тапки и открываю дверь. Только вместо того, чтобы впустить Архангельского старшего в квартиру, я сама выхожу в подъезд, оттесняя его.
– Ты чего?
– А ты чего? – парирую в ответ, смотря на охапку красных роз в его руке.
– Цветы и шампунь. Раскидаю ща лепестки на кровать, будет тебе нежно. И все-таки стерва ты, Наталь. Для меня – так убогую сорочку антивстайка, а для себя любимой – шелковый халат. Ладно, прощаю. Ты впустишь меня или так и будем стоять в подъезде?
–
