с наступившим новым годом.
— И тебя! — прохрипел Назар. — Как у тебя дела, Веснушка?
— Нормально. — тем же безрадостным голосом отвечаю я. Не было ни слез, ни истерик. Просто пустота. — А как у тебя?
— Так же. Все хорошо, малыш?
— Да, да. — вру в очередной раз. — А у тебя?
— Всё по-старому.
Молчим. Тяжело дышим.
— Я очень скучаю.
— И я.
Опять молчим. Вздыхаем.
— Ладно Назар. Я пойду. Меня девочки ждут. Я сегодня у них праздную.
Я сбросила вызов до того, как муж уличил меня во лжи. Это был очередной терзающий душу звонок, очередной разговор ни о чем и обо всём. Мы не в состоянии отпустить друг друга, но также понятия не имеем как жить дальше на две страны.
Глотаю очередной приступ слезной истерики. Прижимаю колени к груди, сильнее кутаясь в теплое одеяло.
— Каро! — зовет опять Саша.
— Каролина! — подключается и Ира.
— Идите домой.
— Нет уж. Я в этот снегопад не для того задницу морозила, чтобы просто посмотреть, как ты тухнешь в этих четырех стенах.
Одеяло ползет вниз, хватаюсь сильнее за его край. Мои ослабленные руки не могут удержать спасительный барьер.
Ира и Александра ловко стаскивают с кровати не только мое одеяло, но и меня за щиколотки.
— Хватит заживо себя хоронить, Каро, — возмущенно кричит Саша, когда я опять забираюсь на кровать.
— Что хочу, то и делаю. Мне нравится быть тут. Тут хорошо.
— Не вынуждай меня звонить ему, — Саша достает из сумки свой мобильный и демонстрирует одну из записей в своей телефонной книге.
— Откуда у тебя его номер? — резко подскакиваю на ноги и тянусь за гаджетом подруги. — Не смей ему звонить. Пусть занимается сыном.
Саша вовремя поднимает руку над головой, не давая мне забрать ее «аргумент».
— Не думаю, что Горский будет рад услышать, как ты себя истязаешь.
— Вот и не говори ему. И никого я не истязаю. Просто болею.
— Чем?
— У меня сильный кашель, — демонстративно кашляю в рукав халата, — и высокая температура. Очень высокая. Горю прям. И вообще, вы должны опасаться меня. Вдруг я заразная. А если у меня корона или пневмония с коклюшем? Срочно поезжайте домой.
— Тогда тем более мы тебя не оставим саму, — подает голос Ира. — Сейчас же вызовем терапевта на дом, раз уж ты не хочешь выходить за пределы спальни. Нужно знать точно, от чего и как тебя лечить.
— Не надо никакой терапевта.
— Но ты ведь сама говоришь, что серьезно больна. Мы, как настоящие подруги, не можем тебя бросить одну в таком случае. — Ира продолжает смотреть прямо на меня, наивно хлопая ресницами.
Ее серо-зеленые глаза пробираются прямо в душу. Прекрасно понимаю, что она блефует, но все равно выставляю ладони перед собой.
— Ладно. Поймали. — Рукавом халата вытираю побежавшую из носа влагу. — Никакого кашля у меня нет. Мне просто очень плохо, девочки. Я постоянно прокручиваю в голове ту сцену, где Назар держит сына на руках. Сказать, что мне больно — это не сказать ничего. Меня разрывает до сих пор о того, что я увидела.
Когда я сказала мужу, что не полечу с ним в Германию, он не стал перечить или переубеждать. Несколько минут мы молча стояли друг перед другом, держались за руки. Каждый из нас открывал рот, чтобы сказать хоть что-то, но нужных слов так и не находилось. Прощаться было странно, желать удачи и счастливого пути тоже.
До сих пор ощущаю на коже его дрожащие пальцы. Он попытался убрать соленую дорожку с моей щеки, которую оставила покатившаяся вниз слеза. Но это было бесполезно. На ее место тут же пришли новые.
Я громко плакала, цепляясь за воротник его пиджака. Горский крепко обнимал за плечи, целовал мои волосы. Шептал как сильно любит, повторял что понимает мое решение и ни в коем случае не злится.
Бортпроводнице пришлось буквально отрывать нас друг от друга, напоминая о посадке, которая вот-вот завершится.
Я не стала смотреть как муж уходит прочь, сбежала первой. Плакала в зале ожидания и смотрела в окно. Не могла уйти из здания, пока лично не провела взлетающий в небо самолет.
Сажусь на край кровати и опускаю голову. Впиваюсь глазами в собственные пальцы, кожу вокруг которых за последние семь дней я расчесала до мелких ран. Шмыгаю носом, глотаю слезы.
— У меня будто сердце вырвали. Тут, — кладу руку поверх грудной клетки, — пустота. Выжженное поле. Котлован, который нечем заполнить.
Саша и Ира садятся по обе стороны от меня.
— Нам очень жаль, Каролиночка.
— А еще мне стыдно. Вы же отговаривали меня от поездки, знали, как все будет. Помню, как говорила, что ты, Саш, все выдумываешь. Не верила вам, утверждая, что все будет совсем иначе.
— Милая, — Сашка первой тянется меня успокаивать и обнимать.
Нервный смешок вырывается из груди.
— Теперь можешь сказать: я же говорила.
— Я никогда в жизни так не жалела о собственных словах. Лучше б я ошибалась.
Глава 36
Каролина.
Несмотря на частые визиты подруг, все новогодние праздники я все равно провожу в супружеском доме. Путешествую с ноутбуком по всем комнатам, без остановки перебирая какие-то вещи, обсматривая со всех сторон мебель и бытовую технику, попутно посматривая какой-то телесериал.
Всякие статуэтки, рамочки, поломанные ключи, старые телефоны, пледы и прочая ерунда, которые копятся в доме с молниеносной скоростью, подлежат жесткому разбору и категоризации с моей стороны. Что-то безжалостно выбрасываю, что-то аккуратно складываю в ящики, чтобы потом передать через Иру на благотворительность.
По заверениям Марии, которая насмотрелась различных интервью с психологами по телевизору, таким образом я якобы пытаюсь через фактический порядок в шкафах и комодах упорядочить собственные мысли.
Не нахожу, что ей ответить. Возможно, это так. А может и нет. Не знаю. Я вообще ни о чем не могу утверждать наверняка в последнее время. Мои стереотипы рушатся, течение жизни меняется. Столько изменений одновременно валятся на голову, я едва успеваю нормализовать дыхание, не говоря о чем-то большем.
Розовые очки, в которых я привыкла жить всю свою жизнь, постепенно рассыпаются на осколки, оставляя на теле и в душе рваные раны. То, что раньше я принимала за норму (помощь мужа с моими пищевыми проблемами, выдержка моего непростого характера, его постоянное присутствие на моих показах, его забота и внимание), теперь переношу в категорию «магическое и невероятное».
Даже простой и честный разговор между нами отныне это что-то из области фантастики. Как мы дошли до такой точки? Каким образом из сумасшедших влюбленных мы вдруг стали подобны на
