Все потому, что мой телефон до сих пор хранил гробовое молчание.
В зале затевалась ссора — Арина требовала включить ей какой-то мультик, а Алеша настаивал на постановке театра «Глобус».
Бежать, быстрее бежать.
— Прости, — провожая меня, сказал Алеша, — дурацкие получились выходные. Вчера мы поссорились, а сегодня…
— Сам ты дурацкий! — завопила Арина с обидой.
Я выскочила за дверь с такой прытью, как будто за мной шайтаны гнались.
Пересчитывая ботинками ступеньки, набрала Антона.
Гудок. Гудок. Гудок.
Что я сделаю, если он так и не возьмет трубку?
Превращусь в Виряву, лесное чудище, с грудями, закинутыми за плечи, с волосами, волочащимися по полу, с острыми зубами, терзающими людей. Стану бродить по городу и подменивать младенцев в их колыбельках.
Самый страшный страх моего детства вышагнул из книжек с картинками и обрел плоть в темном подъезде. Я так перепугалась собственных фантазий, что крупно вздрогнула, услышав в мобильнике у уха:
— Мирослава?
— Ты где? — резко повторила я вопрос, который так и остался без ответа в переписке.
Пауза.
— «Мулен Руж», — ответил он странным, напряженным голосом.
Я отключилась, вышла на свет и стала заказывать такси в приложении.
Вот, значит, куда занесло тебя, милый мой.
Я-то думала, что такие заведения в пошлой обертке «дорого-богато», с намеком на фальшивый бурлеск — не в твоем стиле.
В старенькой «Гранте» я закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать.
Потому что очень не нравилась себе в этот день.
Потому что вела себя совершенно не так, как воспитывала меня бабушка.
Я бы совершенно не удивилась, вздумай она именно сейчас вернуться с того света, чтобы устроить мне знатную головомойку.
«Славушка, — произнесла бы она с непереносимой нежностью, а именно таким тоном бабушка всегда и ругала меня, — ну подумай сама: с чего бы тебе переживать из-за такого глупого мальчика. Может, ты тоже не очень умная?».
Это было в восьмом, что ли, классе. Моя первая отвергнутая любовь.
Совсем короткая, смешная, быстротечная, но тогда казалось, что обида выше неба. И шире моря. И глубже земли.
Мы доехали слишком быстро.
Вывалившись из такси, я некоторое время постояла, разглядывая огромный двухэтажный ресторан. Он переливался огнями, из динамика несся французский шансон.
Славушка, может ты тоже не очень умная?
Самое время вернуться в свой тихий дом на окраине и забыть про разные глупости.
Антон прав: ну не создана я для адюльтеров.
Подумав так, я решительно толкнула дверь в «Мулен Руж».
А гори оно все синим пламенем.
— Вы бронировали? — ко мне немедленно подскочила девушка-администратор в шляпке с цветами и в коротко-пышной варьетешной юбке.
— Бронировала, — мрачно подтвердила я, — на Антона. Последние цифры телефона — 0671.
— Я вас провожу, — заглянув в планшет, разулыбалась она.
Причудливое это было место. В общем зале со столиками на сцене девица исполняла цыганский романс — «Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные. Как люблю я вас, как боюсь я вас, знать, увидел вас я в недобрый час»…
Недобро усмехаясь, я поднялась за администратором по лестнице на второй этаж, полукругом опоясывающем общий зал. Здесь были отдельные кабинки для тех, кто желал совершать возлияния без свидетелей.
— Следующая дверь, «Монмартр», — проинформировала меня администратор и испарилась, взметнув на прощание юбками.
Слова «Очей черных» настигали меня и здесь: «Ох, недаром вы глубины темней.
Вижу траур в вас по душе моей. Вижу пламя в вас я победное, сожжено на нем сердце бедное».
Хорошо исполнительница пела, с надрывом.
Я постучала в дверь и сделала шаг назад, оставив себе пространство для маневров.
Если бы я собралась вдруг на свидание… ну с кем-то, кто не был братом мужа, то наверняка не обрадовалась бы таким гостям. Возможно, я бы даже буянила.
«Но не грустен я, не печален я, утешительна мне судьба моя. Все, что лучшего в жизни бог дал нам, в жертву отдал я огневым глазам».
Антон вышел — и я не сразу поняла, что с ним не так.
Батюшки мои, да он же пил.
Это не было похоже на утренее веселое Алешино опьянение.
Это было похоже на то, что Антон принимал на грудь в одиночестве и печали.
«Скатерть белая залита вином, все гусары спят беспробудным сном. Лишь один не спит, пьет шампанское — за любовь свою, за цыганскую».
Он не стал приглашать меня внутрь, наоборот, закрыл дверь за своей спиной.
— И что будешь делать дальше? — спросил устало.
«Подойди ко мне, ты мне нравишься. Поцелуй меня - не отравишься. Сперва ты меня, потом я тебя, потом вместе мы расцелуемся».
— Зайду поздороваться? — с вызовом предположила я.
Обычно аккуратная прическа Антона растрепалась, и несколько прядей падали ему на лоб. Ворот рубашки был расстегнут. Он стоял расслабленно, сунув руки в карманы брюк, смотрел на меня без злости — скорее, с любопытством.
— Мирослава, почему ты здесь?
— Потому что, — между ними и так пролегало крохотное расстояние, а я его и еще сократила. У Антона не было галстука, и хватать его было не за что, поэтому мои руки так и остались плетями висеть вдоль тела. — Потому что, кажется, в этой истории я — отрицательный персонаж, — сказала еле слышно, втягивая в себя запах хмеля. — Потому что я не собираюсь тебя никому отдавать, проявлять понимание и благородство. И пусть это несправедливо, нечестно и неправильно — ты все равно должен любить меня. Особенно, если я поступаю несправедливо, нечестно и неправильно. Ведь хорошая Мирослава кому угодна понравится, а я хочу, чтобы ты принимал меня и плохой.
— Не слишком ли много ты хочешь? — тоже тихо спросил Антон. Что-то вспыхивало и гасло в глубине его радужки — символы, которые я была не в силах разобрать. Мне оставалось только любоваться этим загадочным звездопадом и загадывать желание. Вот бы он не прогнал меня навсегда.
— Очень много. Все, — согласилась я, стискивая зубы.
Ва-банк.
— Тогда заходи, — неожиданно предложил он и посторонился, пропуская меня в кабацкую кабинку с таким видом, будто это был дворец арабского шейха.
Я расправила плечи, изобразила на лице дружелюбный оскал и пересекла порог.
Внутри было пусто.
Ну то есть, стол, диванчики, какая-то выпивка и еда, а из людей — никого.
— Твоя пассия еще не пришла? Опаздывает?
— Да нет, она явилась вполне вовремя.
Мне понадобилось много времени, чтобы осознать смысл его слов.
Минута, другая, третья.
Иногда я была тем еще тугодумом.
Опустившись на мягкое сиденье, я смотрела на Антона и мечтала о множестве вещах сразу.
Придушить его.
Отдаться прямо на этом столе.
Уйти, чтобы больше никогда его не видеть.
Остаться с ним навсегда.
Устроить скандал.
Проплакаться.
Просмеяться.
Ничего из этого я не сделала. Только спросила угрюмо:
— Ну и что ты мне устроил?
— Не все в этом мире крутится вокруг тебя, Мирослава, — ответил он. — Вина?
— Да, пожалуйста.
Видели? Нет, вы все это видели?
Такая воспитанная девочка.
Он разлил вино по бокалам, откинулся назад, разглядывая меня.
— У меня не было сегодня сил на Арину, — сказал спокойно. — Впервые в жизни у меня не было на нее сил. Я придумал про свидание, а потом только сообразил — да она же должит Леше это прямо с порога. И тут мне стало интересно: как же ты отреагируешь.
Нет, все-таки придушить его хотелось больше, чем отдаться.
Стыд и срам, Мирослава!
Что мешало тебе с достоинством проигнорировать это событие?
Сделав глоток, я велела себе простить саму себя. Сотворила ерунду? Выше нос, дорогая. Всем можно гордиться, даже отсутствием гордости.
— Ну и как тебе результат? — уточнила чопорно, расправив юбку на коленях.
— Ты все еще жестока и эгоистична, — протянул он, а потом перегнулся через стол и поцеловал меня — быстро и коротко. От неожиданности я даже забыла, что вроде как злюсь. — У тебя нет никаких прав вторгаться в мою личную жизнь, — касаясь меня губами, добавил он. — Ты замужняя женщина, а в романах с замужними женщинами всегда следует помнить, что от тебя она уходит прямиком к другому мужчине.
