Смотри.
Смотри, как я притягиваю взгляды других.
— Девушка… — окликает меня мужской голос у летника, в котором меня из последних сил ждет Роман, — девушка… постойте…
Я оглядываюсь. За мной увязался парень не старше двадцати пяти лет. Высокий, темноволосый и высокими скулами.
— Девушка… Я не маньяк, честное слово, но ваш парфюм…
Чувствую дикий, разъяренный взгляд Романа.
— Вы свободны сегодня… сейчас?
— Она замужем! — летит гневный рык Романа. — Ты охуел совсем?! Замужем!
Рома прет в нашу сторону взбешенным быком. Ослабляет галстук:
— Несвободна она! А ну, отошел от моей жены!
— Не знал, — парень отступает и прикладывает руку, не спуская с меня взгляда, — парфюм ваш обманул, платье…
— Вот же сучонок!
Парень успевает нырнуть в поток прохожих прежде чем Роман успевает схватить его за рукав и дать в морду. Резко разворачивается ко мне. Ноздри раздувает, и рычит:
— Лера… Тебя должен был привезти Вася…
— А я решила на такси, — лезу в сумочку, а после невозмутимо и медленно заталкиваю черные кружевные трусики в нагрудный карман Романа, вглядываясь в его потемневшие от ревности глаза. — И вышла я за квартал отсюда.
— За квартал?! — клокочет Роман, а затем опускает взгляд на нагрудный карман. — Что это?
— Мои трусики, — похлопываю его по груди. — Я такая голодная… — цокаю к столику, на котором Рома забыл свой смартфон. Оборачиваюсь, — ты идешь?
А Рома в полном ахере. Я шла без трусов целый квартал?
Вскидываю бровь. Он либо меня сейчас схватит и потащит прочь от посторонних глаз, либо примет правила сегодняшней игры.
Роман стягивает пиджак.
Решил спрятать меня за ним? О, ненадолго его хватило.
Шагает мимом и накидывает пиджак на сидение стула внутренним подкладом наверх:
— Прошу, — переводит на меня голодный взгляд. — Присаживайся.
Голой попой на уличный стул?
Блин, а я об этом я не подумала, но у меня есть Рома, который не позволит мне сидеть на грязном.
Когда я сажусь, он наклоняется ко мне и делает медленный вдох у шеи. Его шепот плавит кожу:
— Новый парфюм.
— Да, — отвечаю я, немного вскинув подбородок.
— Мне нравится, — мажет губами по мочке уха, и я задерживаю дыхание, — насколько нас отпустили девочки.
— Мы договорились на три часа, — я поворачиваю в его сторону лицо и поднимаю взгляд. — И сегодня я хочу в машине, — зрачки Романа расширяются, — конечно, нам стоило такое испробовать в молодости, но кто-то… — я недобро щурюсь на Романа, — даже не пытался меня соблазнить в машине.
— Признаю, — голос Романа становится низким и хриплым, — мой косяк. Мой… — садится напротив и ослабляет галстук сильнее, не в силах отвести взгляда. — И мне… — медленно выдыхает тихое сложное для его мужского контроля признание, — нравится твое платье.
Эпилог
К годику Ивы мы переехали Из Москвы в пригород Нижнего Новгорода в большой, красивый и уютный дом с удивительным яблоневым садом.
Такое решение было принято, потому что я и Роман захотели обезопасить Иву от возможных доброжелателей, которые бы могли ей шепнуть, что не помнят ее мамочку с животом.
Есть люди подлые.
Перед переездом я серьезно поговорила с мамой, ведь она как раз-таки из тех людей, которые с добродушной улыбкой могут отравить детскую душу.
— Ляпнешь хоть что-то лишнее, мама, — сказала я ей, вглядываясь в глаза, — я тебя не пожалею. Ты меня поняла?
И впервые я увидела в глазах матери страх, который вырвался из нее заискивающим шепотом:
— Ну что ты… Я же была за то, чтобы вы с Ромой были вместе… Доча… Конечно, я ничего не скажу… Лера…
— Она моя дочь.
— Конечно… — прижала трясущиеся руки к груди. — Я так рада… Правда… И ты же позволишь видеть моих внучек.
— Только под моим или Роминым контролем.
— Конечно, я поняла… Я понимаю…
Семья из страшных и здоровых мужиков переехала вслед за своим Альфой, потому что куда Гром и его девочки, туда и они.
Без вариантов.
Главный офис тоже перебрался в Нижний Новгород, в котором уже был филиал по продаже промышленных кондиционеров.
Девочки перенесли переезд спокойно, а в новой частной школе быстро нашли друзей. Страница с насмешками из-за истерик Вари была закрыта и забыта. Она вновь была веселой отличницей, которая на обеде всегда сидит с Алиной за одним столом и с тихим смехом секретничают обо всем на свете.
Ива к двум годам окончательно окрепла. И если Варя и Алина — папины дочки, то Ива — мамина.
Всегда рядом, всегда заползает на колени с объятиями. Обнимет за шею, со вздохом прижмется и затихает со словом:
— Мама…
А по ночам меня из объятий не выпускает Роман, который сквозь сон выдыхает мне в волосы:
— Лера…
Можно ли так любить мужчину, что душа после его удара переродилась и вновь срослась с ним? Так любить, что без него я могла умереть от тоски?
Наверное, нет, но я именно так я люблю.
И Романа без этой любви ждало черное безумие, холод и жестокость.
Жалею ли я?
Нет.
Это мой мужчина.
Не принц.
Не рыцарь.
Но под моими руками его иглы прячутся, оскал слабеет, когти втягиваются, и я слышу тихое теплое урчание в его груди.
Дура?
А я так не думаю. Это моя семья, моя жизнь, мои чувства и мое решение, которое далось мне тяжело.
Вижу ли я в Иве Наташу.
Нет. Я вижу в ее глазах любовь, озорство, любопытство, удивление, слезы, обиды, упрямство, печаль, радость и многое другое.
Вспоминаю ли я Наташу.
Вспоминаю. Увы, она — часть моего прошлого, без которого не было бы настоящего, в котором мне пухлые ручки протягивают желтые одуванчики.
Боюсь ли, что Роман вновь пойдет налево?
Нет.
Я верю в раскаяние Романа. Верю в его вину. Верю его словам, что без меня он окончательно обратится в чудище и сгинет.
Верю, ведь я увидела его таким, какой он есть на самом деле. Увидела его слабость и его отчаяние.
Он встал передо мной на колени, и для него этого не было красивым жестом. В жизни таких мужчин, как Роман, подобное случается один раз в жизни.
А что с Наташей? Жива?
Живая и целая.
Однажды Вася сунул мне мятый клочок пожелтевшей бумаги и шепнул, что ему после такого голову оторвут.
“Меня не будет в жизни этой девочки. Я обещаю. Я знаю, что ты приняла ее. Иначе ты не смогла бы. Спасибо. Н.”
То ли тяжелый труд, то ли большая семья, то ли дети от сурового джигита, который каким-то удивительным образом вытянул из ядовитой змеи нить женщины, но что-то тронуло сердце Наташи, и она тоже прожила свою метаморфозу.
Ива не узнает о ней, а Наташа сдержит свое обещание.
Роману я, конечно, покажу записку со следами слез. Он кивнет, и Васе голову не оторвет. И даже не скажет, что знает о его наглости.
После я сожгу эту записку и развею по ветру.
Роман меня обнимет сзади, уткнется в шею и тихо скажет:
— Я тебя люблю
***
— Блин, — Люба хмурится, — но это же пипец, Лер. Я же уже не девочка! Сорок лет, а я с пузом буду?
Это моя соседка, которая заявилась к нам с яблочным пирогом в первый день нашего переезда. Сунула мне в руки угощение и уверенно сказала, что будем дружить. Вот мы и дружим три года.
— А что не так? — вскидываю бровь. — Будто сорок — это приговор. Давай мне свое пузо. Мне будет нестыдно, — смеюсь.
— Ну ты-то у нас рыжая бесстыжая, — Люба подпирает лицо кулаком и тяжело вздыхает, — а у меня… у меня старшая, — смотрит на меня, — замуж же собралась.
— Ну и что?
— Думаешь, — слабо и неуверенно улыбается, — сказать Богдану, да?
— Да, — ставлю на стол тарелку с печеньем. — И я уверена, что он будет рад.
— Вот как так получилось? И к сорока годам… — сжимает переносицу. — Ладно, сказать все равно надо…
