вещах, а о нас.
— Не надо ничего говорить, Тимур. Иначе будет скандал.
— Я только хочу сказать, что не надо пренебрегать моей помощью. Ты можешь на меня положиться.
— Я не могу тебе доверять и положиться на тебя тоже не могу. Твоя помощь, надеюсь, тоже больше не понадобится.
— Так и будешь упираться?
— За помощь спасибо, а теперь мне пора домой, — ставлю я назад свою кружку, из которой даже ни разу не отпила.
— А зачем?
— Не понимаю тебя, — холодно отвечаю я.
— Теперь это — твой дом.
— Пока ещё нет. Пока я еще свободна.
Крамер подходит ко мне вплотную, и меня сразу окутывает его запахом. Он так близко, что мысли мои начинают путаться, и я злюсь. Этот мужчина — то, чего я себе позволить не могу. Я один раз уже ему доверилась, результат мне не понравился.
— Ничего не изменилось, Линда. Ты по-прежнему прячешь голову в песок, не хочешь никого слушать, ничего не видишь. Исповедуешь религию трех обезьян? Когда до тебя дойдет, что твой дом там, где я?
— Дом, Тимур, это там, где есть доверие. Я тебе не доверяю, — в который раз я ему это повторяю?
— С момента встречи у тебя в офисе я был с тобой честен, — упрямо говорит Крамер.
— Да, только мы по-разному понимаем это слово. Я перед тобой душу вернула, а ты прошёлся по ней в грязных ботинках, — горько говорю я.
— И что? Это всё? — злится он. — У тебя либо казнить, либо помиловать? А казнить, так насовсем?
— Да, — просто отвечаю я.
— Как удобно! Ты молодец. Перешагнула. Смогла. А мне что прикажешь делать?
— То же что-то и собирался, — пожимаю я плечами. — Сделка в силе. Номинальная жена при номинальном муже. Я потороплю братьев. Это всё надолго не затянется. А потом мы получим свободу.
У Тимура даже скулы белеют злости. Я все-таки беру кружку в руки и, отпивая глоток, прячусь за ней, чтобы не выдать своих эмоций.
— А не много ли ты хочешь? Свободы от меня?
— В самый раз, — собравшись силами, спокойно смотрю ему в глаза.
Незачем ему знать то, в чём я и себе неохотно признаюсь: мне жаль, что всё разрушено.
— Ты наивно полагаешь, что это я допущу?
— А как ты можешь мне помешать? — удивляюсь я.
Он смотрит на меня сердитый, даже немного обиженный.
— Ты совсем не хочешь дать нам шанс? Он ведь не только мне нужен, но и тебе. Ты уже захлопнулась. Что тебя ждет? Участь старой девы?
— Вот не надо мне про то, что тебя волнуют будущие неудачи в моей личной жизни! — вскидываюсь я. Нашелся тут! Семейный психолог, блин! За собой бы лучше следил!
— Более того, я тебе их обеспечу, — обещает Крамер. — Я всё ещё хочу пересчитать зубы твоему Димочке-ассистенту, который каждый день, сглатывая слюну, пялится тебе в вырез!
Совсем у Тимура крыша поехала… Кем он себя возомнил? Какое у него право вообще возмущаться?
— Тебя не должны волновать чужие слюни, — говорю я, а сама тут же вспоминаю, что раньше Крамер бодро трахал своих секретарш. Интересно, как он это делал? Вызывал к себе и просто нагибал над столом? Или она отсасывала ему, пока он сидел, откинувшись в кресло?
— Не тебе решать, что должно меня волновать! — рявкает Тимур. — Чужие слюни на моих сиськах — это то, что приводит меня в бешенство!
И опять ни оправданий, ни извинений. «Линда, я мудак, но я тебя люблю». «Линда, прости меня, я исправлюсь». Где это всё? Сплошные требования и угрозы.
У меня уже в печенках его самцовость.
— Они не твои, — обрываю его я. — Всё. Праздник кончился. Трахать меня потому, что ты поспорил, или потому, что тебе это удобно, больше не выйдет.
Со стуком я ставлю кружку назад, показывая, что это точка в переговорах.
— Мы это ещё посмотрим, — сверлит он меня тяжелым взглядом. — Тебе ведь было хорошо со мной.
— В сексе? Да. А если вычеркнуть его, то твоё появление принесло мне только проблемы и боль. Я не хочу больше пьяно рыдать, пытаясь разобраться, что же со мной не так.
При словах о моих слезах по лицу Крамера пробегает судорога. Будем надеяться, хоть за это ему немного стыдно.
— И это твое «мы еще посмотрим», — печально усмехаюсь я. — Ты можешь смотреть на это, как угодно. Хозяин-барин. Однако, постель — это дело двоих. А у меня, знаешь ли, желание пропало. Как отрезало. Больше не хочу. С тобой.
— Возьмёшься за что-то отличное от вибратора, пожалеешь, — рычит Крамер.
— Зачем всё это, Тимур? — устало спрашиваю я. — Ты сам не понимаешь, какого рожна тебе надо. Всё. Ты потешился, добился, чего хотел. Чего еще тебе надо? В чём дело? Бесишься, что не по-твоему выходит?
— Ты так это видишь? — он пристально вглядывается мне в глаза.
— А как по-другому можно на это смотреть? — удивляюсь я.
Тимур засовывает сжавшиеся кулаки в карманы:
— Ты по-прежнему меня не слышишь. Я не знаю, как с тобой разговаривать.
— Тогда и не надо мучить нас этими бесполезными разговорами. Соблюдаем договорённости, на публике улыбаемся и машем. Всё. Точка.
— А не на публике?
— Да делай, что хочешь! — огрызаюсь я, стараясь не думать, чем может заниматься Тимур не на публике. — Только меня не трогай!
— А если я как раз хочу трогать? — Крамер делает уверенный шаг ко мне.
Выдерживаю злой взгляд его глаз, заставляю себя остаться на месте, а не позорно отступить. Он должен понять, что больше мной манипулировать не получится! Главное, удержать лицо.
— Например, вот так, — Тимур кладёт руку мне на задницу. — Или вот так.
Другой рукой он забирается под кофточку и нежно сдавливает сосок. Ни один мускул не дрогнет на моем лице. Я справлюсь.
— Значит, тебе придётся перехотеть, — равнодушно отвечаю я. — Секс — это не все. Им ничего не исправишь.
Тимур, глядя мне в глаза, отпускает занывшую в ожидании ласки грудь и забирается второй рукой мне под юбку, стискивает попку, прижимает меня к своему паху. Он меня хочет, я это чувствую не только благодаря выпуклости, уперевшейся мне в живот, я это вижу по расширенным зрачкам, по напряженным губам… И это меня возбуждает. Во рту пересыхает, киска гостеприимно увлажняется. Еле удерживаюсь, чтобы не прильнуть к нему и не потереться о его стояк.
Обычно после такого вступления, Крамер просто сажает меня на стол и, сдвинув трусики в сторону, дерёт без всяких прелюдий.
Это какое-то отклонение. Даже сейчас у меня внутри всё
