насколько это замечательно – просто жить, без оглядки на кого-то.
Мира встречает меня улыбкой, кивком приглашает садиться, а сама продолжает разговаривать по телефону.
– Нет, котенок, давай завтра уже. Да, я сегодня не дома… Ну что такое? Какая разница?
Она чуть подкатывает глаза, показывая мне мимикой, что думает по поводу претензий собеседника.
Голос из телефонной трубки, мужской и такой, с наездами. Тоже вздыхаю. Вот где они этому учатся, так наезжать?
– Нет, с подружкой. Слушай, Димчик, а тебе не кажется, что эти вопросы… Ну и что?
Собеседник Мирки бубнит и бубнит, и она, видно, устав от этого, жестко обрубает:
– Так, все, котенок! Я, все-таки, не девочка твоя, а мама! И отчитываться не собираюсь!
– В двенадцать позвоню, чтоб дома была! – рявкает “Котенок” и отключается.
Мирка вздыхает только на мой вопросительный взгляд:
– Дети…
Киваю, соглашаясь.
Миркин сын, двадцатилетний Дима, здоровенный лоб, выше ее на полторы головы и тяжелее килограмм на сорок, трогательно опекает свою хрупкую маму. И это безумно мило.
Вспоминаю, как первый раз увидела его, забежавшего в маме на работу забрать ключи от дома.
Высоченный парняга, с невероятно нахальной улыбкой прирожденного обаяшки и бабника, шатен, вообще не похожий на темноволосую тоненькую Мирку. Он прошел в салон, поулыбался сидящим там мастерам, поцеловал Мирку в щечку, забрал ключи и вышел.
Я с интересом отследила в окно, как он садится на яркий спортбайк, надевает шлем и уносится прочь.
Затем перевела взгляд на Миру, мысленно их ставя рядом, в полной уверенности, что это ее парень.
Конечно, разница в возрасте была довольно солидной, Мире, по разговору и поведению, не меньше тридцати, а он – молоденький и нахальный парнишка, но кто я такая, чтоб осуждать? Только порадоваться можно.
– Сын, – фыркнув весело, сказала Мира и, оценив мою отвисшую челюсть, продолжила, – не похож?
– Ты его в двенадцать родила? – в шоке задала я бестактный вопрос, но Мира не обиделась. Наверно, у нее не раз такое спрашивали.
– В семнадцать, – улыбнулась она и, отвечая на незаданный вопрос, продолжила, – первая любовь… Дурочка была.
Я улыбнулась, думая, что мы, женщины, в любом возрасте можем стать дурочками. Любовь – страшная вещь. Мне ли не знать…
Это было в первую нашу встречу, и как-то после мы разговорились и сдружились.
И вот сегодня Мирка, чуть-чуть взвинченная, снова отбивается от чрезмерной опеки сына, живущего отдельно, но считающего, что маму надо контролировать.
Это уже привычно, и Мирку не особенно напрягает.
Хотя, сегодня она что-то чересчур на взводе.
Мы садимся, она принимается за работу, а я смотрю в ее сосредоточенное лицо, понимая, что что-то происходит в ее жизни.
– Мира… Все в порядке? – аккуратно спрашиваю я, и она улыбается лучисто и тепло, словно извиняется за напряжение, в котором находится.
– Да все хорошо, просто… Ох, да как-то все достало… Слушай, – она вскидывает взгляд на меня, – пошли сегодня в кафе? Новое, недавно открылось. У меня есть три пригласительных, по случаю достались… Верка тоже пойдет.
– Эм-м-м… Мне неудобно, и я давно нигде… – начинаю я, чуть-чуть ошарашенная предложением, но Мирка перебивает:
– Тем более! Пойдем! Мне надо отвлечься… И тебе тоже, я смотрю…
И я бы, наверно, отказалась, потому что завтра на работу, и ноги, если честно, гудят от полноценного рабочего дня, но в глазах Миры столько надежды, что я почему-то соглашаюсь…
Возле дома демонстративно прохожу мимо сидящего в засаде Севки.
Он уже третий раз за последнюю неделю меня вот так вот поджидает, все поговорить о чем-то хочет.
Но его хотения закончились еще на ступеньках суда, потому осуществлять их я не намерена.
С Севой мы развелись через месяц после разговора.
Единственного, случившегося в тот солнечный день, когда я поняла, насколько разным бывает взгляд на мир.
И нет, ничего нового я не услышала тогда.
“Это ошибка, милая”
“Я просто выпил тогда”
“Деньги? Не помню, не понимаю…”
Вот после этих слов Сева на улицу и вылетел.
Я даже не стала обдумывать ситуацию, не попыталась понять его, не упомянула, что Иван уже все рассказал насчет денег и насчет его девушки.
После искреннего непонимающего выражения глаз Севы, когда я сказала про кредит и исчезнувшие деньги, как-то сразу пришло осознание, что человека этого я совсем не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.
Просто не хочу больше ничего.
Я собрала его вещи и выставила в подъезд.
А потом села и заполнила на сайте форму для развода.
Оказывается, есть специальные конторы, которые берут на себя все формальности с документами, главное, платить.
У меня, благодаря тому, что Иван в последнее время взял на себя все затраты по Севе, скопилась сумма на счету. Небольшая, но для оплаты услуг фирмы хватило.
И вот как-то все быстро случилось, мгновенно, особенно на контрасте с, казалось, бесконечно тянущимся кошмаром, в котором я барахталась, не в силах выплыть.
Сева пытался поговорить, караулил меня у дома, возле школы, приходил к двери, звонил. Он все пытался что-то объяснить, все требовал, чтоб я его поняла. И простила. Потом ругался, что я – дрянь, бросившая его в самый тяжелый момент его жизни.
После таких слов я просто заблокировала его везде, предоставив юристам нанятой мной конторы все переговоры.
И встретилась с Севой только в зале суда, где нас развели с первого раза. Квартиру мы выставили на продажу, и я продала свою часть риэлторской конторе, тоже как-то быстро и безболезненно.
Оказалось, что ипотека на квартиру закрыта еще два месяца назад, и, по-хорошему, мне бы вернуть деньги Ивану…
Но я не до такой степени альтруистка. И, к тому же, они мне кое-что должны, братья Леванские. Так что я взяла свои деньги и вложила их в новое жилье.
Квартиру в новом, только недавно построенном доме, небольшую и уютную студию на десятом этаже.
Конечно, места не очень много, но на первые пару лет пойдет. А потом… Потом посмотрим. В конце концов, что там за поворотом?
После развода Сева надолго пропал, подозреваю, решил строить новую семью с Машей.
Я им искренне желала счастья.
И так же искренне надеялась, что больше в моей жизни Леванских не будет.
Правда, наблюдая постоянно появляющийся в зоне видимости черный внедорожник, периодически караулящий меня у школы, во дворе дома, по пути на работу, я понимала, что один из Леванских отступать не намерен. Мне не надоедали, не пытались поговорить, словно понимая бесперспективность этого дела. Просто отслеживали, снова скрадывали, как дичь. И ждали, когда приду. Сама. Один раз получилось же. И должна же я понять, да?
Нет, не должна.
Сева вскаивает со скамейки, идет за мной, подстраиваясь четко в шаг.
– Привет, Алиш, – говорит он, но я не отвечаю, молча и целустремленно топая к подъезду.
Затылок жжет тяжелый взгляд водителя внедорожника, тихонько, по-шпионски пристроившегося в самом начале двора. Он прекрасно видит всю ситуацию, но не вмешивается. Ждет.
Ждун, чтоб его.
– Мне некогда, Сев, – говорю я на ходу, – я же сказала.
– Алин! Ну давай поговорим! Алин!
Черт!
Торможу, поворачиваюсь к бывшему мужу.
Смотрю на него, чуть щурясь и отмечая перемены во внешности. Сева уже давно ходит без палочки, и процедуры, насколько я в курсе, ему больше не нужны. Ивану все-таки удалось полностью поставить брата на ноги. Интересно, они общаются так же хорошо? Ничего между ними не поменялось? Никакая кошка не проскочила? Наверно, нет. Они же братья, да? Поддерживают и покрывают друг друга… А то, что один из них спал с женой другого – мелочи.
Интересно, как Иван сам с собой уживается в этой ситуации? И какого черта за мной катается? И как это объясняет своему братишке? И объясняет ли вообще?
Сева похудел после нашей последней встречи, как-то поблек, что ли… Это и понятно, Маша только недавно родила, маленький ребенок – это серьезно.
– Что тебе надо, Сев? – в моем голосе сквозит усталость. Я и в самом деле устала. От него. От них обоих. Настойчивости одного и неотступности другого.
– Алин… – Сева, обрадованный, что я с ним заговорила, мягко тянет меня за локоть к лавочке, – я хочу поговорить. Пожалуйста.
Вздыхаю,
