В другой раз, я бы покраснела, но сегодня я просто киваю и смотрю на наши руки.
— Тогда, как ты справляешься с разбитым сердцем? Все говорят, что секс — лучшее лекарство, но я просто не… — я глубоко вздыхаю и смотрю на него.
— Так как мое растоптали уже парочку раз, я могу сказать тебе правду, — он наклоняет голову в сторону и улыбается мне. Его глаза уже не встречаются с моими, не тогда, когда он говорит. — С этим нельзя справиться. Ничего мгновенно не лечит боль. Она не исчезает просто потому, что ты готов с ней проститься. Нужно время. И однажды это уже не будет так сильно ранить. Однажды ты заметишь другого и уже не будешь думать о бывшем парне. Ты будешь готова начать сначала, будет готово и твое сердце. Дай ему время, Сидни.
Я киваю, и он убирает руки.
— Почему ты так мил со мной?
— Разве это не очевидно? — я трясу головой. — Ты сексуальна и так удивительно совершенна. И я немного влюблен в тебя, — Марк стесняется, произнося последнюю фразу.
Я улыбаюсь ему. На моем лице радость, и я понимаю, что какое-то время не улыбалась.
— Я не знала.
— Да, как правило, я не кричу об этом направо и налево, — он одаривает меня кривой усмешкой и подталкивает плечом. — Не хочешь побегать или что-нибудь еще? Думаю, ты пришла сюда ради этого, и могу поспорить, я тебя обгоню.
Я смотрю в окно на дорожку и киваю.
— Звучит неплохо.
Следующий час я провожу на пробежке с Марком. Мы бегаем, пока мои мышцы не начинают дергаться, будто меня ударило током. Я падаю на маты и ложусь на спину. В уютной тишине Марк садится рядом. Похоже, я нашла еще одного друга.
Я все еще вынуждена встречаться с Питером дважды в неделю. Меня не перевели с его вечернего занятия, как бы я того не хотела. Единственным вариантом было бы бросить его, но если бы я так сделала, то не смогла бы пересдать его из-за стипендии. Стриктленд разделила нас слишком близко к концу семестра. И я рада тому, что она не заставила меня бросить занятия.
Питер стоит в передней части аудитории. Я не смотрю на него. Вместо этого, уткнувшись в тетрадь, я слышу его голос. Я так давно на ногах. Кажется, будто вчера я сидела с Марком, но на самом деле это было сегодня утром. Я прикасаюсь к лицу и чувствую порез на моей щеке. Да, это было сегодня. Не могу поверить, что я упала с беговой дорожки. Кто так делает?
— Мисс Коллели? — говорит Питер. Такое чувство, что он зовет меня уже не в первый раз.
Я поднимаю голову. Все смотрят на меня.
— Извините, какой вопрос?
Взгляд Питера переходит к порезу на моей щеке. Он хмурит брови.
— Стихотворение в начале книги… — когда я не отвечаю, он добавляет. — В начале романа «Человек-четверг» есть стихотворение. Как вы думаете, о чем оно? Можно ли его отнести к литературе? — какой-то момент Питер стоит передо мной. Затем он пересекает комнату и облокачивается на стол, скрестив руки на своей идеальной груди.
Почему он спрашивает меня? Мне хочется залезть в яму и умереть. Это вопрос, на который у меня нет ответа.
— Из-за него мне захотелось купить цилиндр, — говорю я и пожимаю плечами. Парочка студентов начинают хихикать. Один называет меня сумасшедшей. Я поворачиваюсь к нему и показываю средний палец. Я гордая сумасшедшая. Смирись с этим.
Питер смотрит на меня безнадежным взглядом. Он не просит, чтобы я вдавалась в подробности. Вместо этого, он спрашивает умника, который отвечает, что он не гей, чтобы думать, что поэма о шляпах. Питер сжимает пальцами переносицу и смотрит на часы. Почти девять.
— Так как никто из вас не знает, какого черта написано в этой поэме, вы, ребята, до следующей недели напишете научно-исследовательскую работу, в которой и изложите свою точку зрения. Мне необходимы три источника, четыре страницы с двойным интервалом, включая ваше собственное понимание стихотворения. Если вы согласны с чем-либо, сформулируйте почему. Урок окончен, — все стонут и быстро уходят.
Я передвигаюсь со скоростью улитки. Я так устала. Даже не помню, ела ли я сегодня. Не думаю. Пока я собираю книги, думаю, что нужно перекусить. Когда я направляюсь к двери, в классе уже никого нет кроме Питера, который сидит за столом.
— Что произошло с твоим лицом, Коллели?
Я поднимаю брови и смотрю на него.
— Это вряд ли можно считать любезностью, Доктор Гранц, — я так же проделываю неприятный жест руками, но получается небрежно.
Он встает и подходит ко мне.
— Что с тобой? Ты понимаешь, что твои оценки на грани, и ты можешь не сдать? А учитывая, что Стриктленд дышит мне прямо в спину, я не смогу поставить тебе экзамен, если ты этого действительно не заслуживаешь.
Я не понимала этого. Мой позвоночник напрягается.
— Я не хочу сдавать этот предмет.
— Тогда, какого черта ты делаешь? Я не понимаю тебя. Разве ты не хотела посещать эти занятия?
— Я хотела, когда этот предмет вел Тэдвик, — Питер вздрагивает. Возможно, это прозвучало немного жестко. — Я не имела в виду…
Питер поднимает руки ладонями ко мне, и отступает.
— Я знаю, что ты имела в виду. Все в порядке, — он хватается за шею и вздыхает.
Я старалась не смотреть в лицо Питеру, но когда он разворачивается от меня боком, мой взгляд случайно падает на него. Его ресницы опущены, плечи поникли, будто он обессилен, будто на нем слишком тяжелый груз, и он раздавил его. Под глазами темные круги, похожие на мои. Питер выглядит истощенным; грусть пронзает каждую частичку его бытия. Он утопает в меланхолии.
Должно быть, Питер чувствует мой взгляд, потому что он поднимает глаза. Наши взгляды встречаются, как бы я того не хотела. Мой желудок падает к ногам. Я умираю. Весь воздух куда-то исчезает. Прошли недели, но я так и не смогла перебороть свои чувства к нему.
Питер разрывает зрительный контакт и смотрит вниз.
— Мне лучше уйти, — его голос робкий, слабый.
Прежде чем я понимаю, что говорю, слова вырываются из моего рта.
— Ты сожалеешь об этом? — Питер смотрит на меня. Его взгляд скользит по моему лицу, пока не находит глаза. — Потому что я жалею. Очень сильно. И если бы я могла вернуться назад и все отменить, я бы так и сделала. Я не могу стоять здесь и видеть тебя таким, и не могу сама быть такой. Если бы я не села за твой столик…
Питер перебивает меня.
— Если бы ты не села за мой столик, я бы никогда не узнал, что еще могу быть счастлив. Нет. Я не жалею. Не жалею ни о чем, — он открывает рот, будто хочет сказать еще что-то, но перебарывает себя.
