Ознакомительная версия.
Тупик
Шестого июля я родила девочку. Три килограмма пятьсот шестьдесят граммов. Пятьдесят один сантиметр.
– Сейчас к вам подойдет педиатр и расскажет о дочке. Хорошо? – спросила меня добрая вспотевшая акушерка. Я подумала, что даже те сведения, что она выдала, для меня лишние. Три с лишним кило чего? Полметра кого?
– У вас девочка.
– Кто? – я не понимала, что происходит. Совершенно ничего не понимала. Ужасно хотелось спать и курить. И от героина я бы совсем не отказалась. Но блага цивилизации были мне недоступны. Только больничная койка и кусочек дерева в окне. Как говорится, и на том спасибо, ведь предыдущие двенадцать часов по сравнению с этой койкой и этим деревом были сущим адом. Никогда бы не подумала, что моя так называемая беременность закончится таким мучительным и неизбежным актом. Если б знала – ни за что б не подписалась на это безумие. Да я бы настойки из любого дерьма хлебала, только бы избавиться от своей участи. Но, как говорится, что выросло, то выросло. Народные средства не помогли, так же как и мое двухдневное выпадение из реальности ничуть не повлияло на поток жизни. Меня заполонили, окончательно и бесповоротно. Маленькая жизнь поселилась, укоренилась, угнездилась и принялась на правах хозяина курочить мое тело так, как ей было удобно. Тихо, незаметно, исподволь она победила в этой войне. До шестого месяца я не замечала ничего. После неудачной попытки самоаборта я как-то расслабилась и постаралась выкинуть все мысли из головы. Все абсолютно, а не только плохие. Да, от маринованных кабачков меня тошнило, а вот сахар я могла бы есть ложками, если б мне его кто-нибудь дал. Но на этом все. И только на шестом месяце неожиданно я не смогла влезть в свои джинсы.
– Мать, а у тебя уже прям живот! – восхитился Лекс.
– Чему ты радуешься? Я же не смогу выйти из дому.
– А я тебе отдам свои штаны, – заржал он. Но веселого было мало. Еще три месяца я только и делала, что понимала, какую ошибку допустила. Штаны малы любые, голова кружится, от винта тошнит. Героин не дают, орут, что рожу урода. Все время хочется есть и курить. За всем этим я как-то не очень отчетливо понимала, что пинки внутри моего «я» – это новый человек со своим «я», который скоро и неизбежно выйдет наружу и заявит свои права на меня. Да что там, я совсем не понимала, что ношу человека. Лекс был доволен – мне оказалось этого достаточно. Жить одним днем, не думать о том, что случится завтра, – вот мой девиз. Ведь завтра мы все умрем. Разве может иметь значение какой-то там ребенок.
– Три килограмма пятьсот шестьдесят граммов, – сказали они и стали ждать, когда же я, наконец, начну радоваться. И это после всего того, что они со мной сотворили.
– Я очень есть хочу. Можете дать поесть?
– Вам дочку показать?
– Потом, – я отвернулась.
Разве хочется кому-нибудь смотреть на удаленный аппендицит? Или на вырванный зуб? Я не понимала разницы. Я спала на матрасе полуподвала Гангутского притона, когда у меня отошли воды. Стало мокро и страшно. Так страшно, что просто захотелось визжать и визжать без остановки. Заспанный Лекс, побледневший и неубедительный. «Скорая помощь», долго не желавшая везти меня – беспрописочную – в «приличный» роддом.
– Только инфекционку могу предложить, – бесстрастно рубил мужик в грязно-сером халате.
– Но там же одни бомжихи, – возмущалась Надюха.
– А она кто? – кивал он в мою сторону. Но в конце концов паспорт с московской пропиской и, главным образом, мятая десятка смягчили его сердце.
– На проспект Согласия повезем.
– А с ней можно? – спросил Лекс, и мне стало совсем плохо. Еще несколько минут – и я останусь одна. Я же не могу без него. Стальные клещи паники сцепили меня.
– Пусть он поедет с нами, а то я не поеду.
– И че ты делать будешь? Тут родишь? – заинтересовался медработник.
– Прекрати, я поеду, – оборвал меня муж, натягивая мятую кенгуруху.
Роды. Невозможно описать бурю эмоций, закрутившую меня. Глупо даже пытаться ее описать. Достаточно сказать, что я, как человек, не очень и понимавший, что был беременным, совершенно не сознавала, что рожаю. Только боль, грязь, страх и холодная, пахнущая формалином комната.
– Не вставайте. Вам ходить нельзя.
– Но я не могу больше лежать!
– Потерпишь.
Отвратительная физиологичность этого процесса потрясла меня. Я принялась рыдать и биться в конвульсиях.
– Тужься! – орали мне, но я не понимала смысла этого слова.
– Не тужься! – путали они меня. Потом что-то кололи, что-то перевязывали.
– Пятьдесят один сантиметр. У вас совершенно нормальная девочка. Даже странно.
– Время покажет, – добавила из коридора поломойка. Конечно, факт рождения доношенного полноценного ребенка от наркоманки с Гангутской удивил даже меня саму. Не зря мне героину не давали, видать.
– Борщ будешь? – отозвалась санитарка на мою просьбу дать поесть.
– Спасибо, – кивнула я. Это был чуть ли не первый борщ за всю мою беременность.
Меня отвезли в палату.
– У тебя кто? – впились в меня пять пар глаз. Все глаза располагались на лохматых измотанных лицах. Лица торчали из мешковатых байковых рубах с разрезами для выгрузки груди.
– Девочка, – буркнула я. Общаться с ними не было никакого желания. Отсутствие Лекса, полная невозможность его увидеть, убедиться в моей для него нужности – это оказалось настоящей пыткой.
– Сейчас принесут детей, – захлопали в ладоши мои сокамерницы через пару часов. Нам выдали по кульку и порекомендовали предложить им грудь. Я сидела как истукан и не могла заставить себя посмотреть на этого варвара, желавшего теперь меня съесть, – мою дочь.
– Ах ты, маленький! Рыбка! Зайка! Солнышко! – неслось со всех сторон, и я понимала, что со мной что-то не так.
Через неделю меня выписали.
– Привет, детка, я обо всем договорился, – чмокнул меня Лекс у выхода.
– С кем? – не поняла я.
– Как с кем? С мамой. Не везти же тебя с малышом на Гангутскую!
– Куда? – поразилась я и решила уточнить. – К твоей маме? К Ванессе Илларионовне?
– Ну да. Это ж ее внучка. Она рада до ужаса и ждет нас. Вот, дала денег на такси.
– Аттракцион невиданной щедрости, – съязвила я. Но кулек у меня в руках заорал, и я перестала ломаться.
– Как назовем?
– Мао Цзэдун, – пожала плечами я. – У тебя есть чего-нибудь?
– О чем ты?
– Да хоть о чем.
– Ты же кормящая мать! – ужаснулся он. Но ужаснулся фальшиво.
– И чего? Может, мне вступить в клуб счастливого материнства? Ты хотел ребенка, так вот он. Получите, распишитесь. А мне героину, пожалуйста.
– Обойдешься, – рявкнул он и дернул меня за плечо.
Мне было почему-то на все наплевать. Скоро все закончится, думала я. Но передо мной раскрылись двери уютной каморки папы Карло. Ванесса Илларионовна, противно щебеча, запустила нас в дом. В комнате обнаружилась кроватка для мини-монстра, куча б/у пеленок и несколько погремушек.
Ознакомительная версия.
