И вдруг, оценив удивленный взгляд молодого банщика, скользящий по ее располневшей фигуре, покраснела и сжалась: ведь Макс не видел ее больше двух недель, она и тогда старательно подбирала животик и заворачивалась в простыню чуть ли не по уши… Как он оценит ее сейчас, нечесаную, измученную… Ведь обычно к встречам с Максом готовился маникюр-педикюр, все брилось-красилось, маски и солярий за день до…
Он вышел ей навстречу, в неизменной своей черной коже ниже пояса и в черной майке на лямках, высокий, безупречный… Просиял при виде Анжелики.
— Привет, — смущенно сказала Анжелика, окончательно потерявшись. — Извини, я опоздала. Я поймала тачку, и мы попали в аварию.
— В аварию? — испугался Макс.
— Да нет, ничего, ерунда, — торопливо врала Анжелика, спеша освободиться от широченных брюк и теплой «адидасовки» с капюшоном. — Просто впереди была авария, образовалась пробка, тут еще сразу гаишники примчались, хотели нас опросить ну типа как свидетелей… Не уехать было. Извини, я не накрашена, не обращай внимания.
Ей наконец удалось удачно завернуться в простыню, но новая мысль обожгла холодом: а как потом развернуть этот белый кокон перед ним, как заниматься любовью? Ее безобразно раздавшиеся бедра, жирок на животике… Конечно, Макс заметит, Рома же замечает! Сидела напряженная, следила, как манерно Макс разливает виски — «Катти Сарк», ее любимое. Его длинные пальцы, колечко на мизинце, узкие запястья — все такое родное, до мельчайшей родинки изученное… А вот она уже другая. Анжелике хотелось плакать. Близилась мысль: это конец их отношений. Нужно сказать ему, глупо будет прийти на свидание в следующий раз или через раз с потяжелевшим животом, лучше сказать прямо сейчас. Макс такой брезгливый, что касается физиологии, волос там каких-нибудь лишних, например…
— Я сегодня буду пить совсем чуть-чуть, — сказала Анжелика, отставляя стопочку.
— Почему? — удивился Макс, ну да, конечно, их совместные попойки — когда он чуть ли не на себе уволакивал ее из клуба, когда она грязно скандалила и лезла драться к окружающим девицам и виски еще требовала…
— Знаешь, у меня будет ребенок, — сказала Анжелика просто.
И даже не стала смотреть на реакцию Макса, просто начала активно есть виноград, туманно-синий — ягодку за ягодкой.
— Ребенок? — переспросил Макс и кашлянул, как будто поперхнулся. — У нас будет ребенок?
Вот такая мысль уж точно не могла прийти Анжелике в голову. Она знала на все сто один процент, что ребенок Ромин, а Макс… Нужно было быть таким наивным… Что же, он думал, что он у нее — один-единственный?
— Я думал, ты не хочешь… — продолжал Макс, залпом осушив свою стопку и не торопясь ее запивать. — Но я очень рад… Я на самом деле хотел… Анжелика, я очень рад! Ты же оставишь его, правда?
И вот тут Анжелика заплакала. Не то чтобы горько, не совсем навзрыд, но пара-тройка слезинок выкатилась из каждого глаза, как при просмотре мелодрамки. Она поспешно смахнула со щек эти жалкие свидетельства своей женской слабости — пока Макс не увидел. Наверно, кто-то решил бы, что ей стоило солгать сейчас, солгать ради будущих отношений с красавцем-любовником, солгать, чтобы проверить его чувства к себе…
— Макс, это не твой ребенок, — сказала она. — Но я его оставлю.
В этот момент повернулась, чтобы посмотреть на его реакцию. Легкая складка пролегла через бледный лоб, еле заметные морщинки в уголках глаз углубились.
— Не мой? — непонимающе повторил Макс.
Анжелике хотелось зареветь, попросить прощения, обнять Макса, прижать к себе… но она сидела очень прямо, тупо и сосредоточенно улыбаясь. Эта улыбка, как ей казалось в тот момент, как нельзя лучше соответствовала образу взрослой гордой женщины. Вот и все. Прощай, Макс.
Он поднял руку к лицу, провел пальцами по идеально подщипанным бровям: рука чуть подрагивала, дрожали и дробились мелкие огоньки в камушке его кольца.
— Ну как у нас с тобой мог получиться ребенок, если мы все время занимались этим в презиках? — спросила Анжелика, по-прежнему улыбаясь.
— Извини, — сказал Макс и налил себе еще виски. — Я просто подумал…
— Давай выпьем, — прервала Анжелика мучительный ход его мыслей.
Он пожал плечами и улыбнулся ответно — виновато, растерянно. Они выпили на брудершафт.
Макс больше не поднимал этой темы, и Анжелика молчала о главном, бессмысленно щебеча про фильмы, футбол и музыку. Сегодня они даже не обсуждали воспитание детей — еще одна объединявшая их раньше проблема, и Анжелика никак не могла понять…
…В шикарной белой спальне с горными пейзажами на стенах, коврами на полу и двуспальной чистейшей постелью, выгодно отличавшей эту сауну, кое-что она понимать начала… И тем больнее было осознавать сделанную уже ошибку. Макс не замечал ни ее внезапной полноты, ни какой-то неуклюжей неловкости. Она для него была прежней Анжеликой, желанной, прекрасной, и все было, как прежде. Она растворялась в нем — без остатка. Чужой муж, отец двоих детей, мальчик с чуть китайскими глазами, Кеану Ривз, божество великолепное…
— Я тебе позвоню через пару недель, хорошо? — небрежно сказал Макс, проводив ее до подъезда.
— На трубку звони, — кивнула Анжелика и тут же добавила вдруг охрипшим голосом: — Я всегда рада тебя видеть.
Позже, уже засыпая в своей постели, думала: как странно, с Максом ничего не изменилось, все так легко, и их отношения остались прежними. Это говорит о глубине чувств или, наоборот, о легкости? А чем они будут заниматься, встречаясь, когда Анжелика станет совсем беременной? Если он позвонит, конечно… Да нет, конечно же, позвонит, ведь все так же, как всегда, ничего не изменилось, все по-прежнему…
* * *
Катя чувствовала, что еще немного — и она сорвется. Она все чаще кричала на Шурку, отвешивала ему подзатыльники, все чаще сидела, тупо уставясь в одну точку. Она уже не стеснялась подслушивать у двери, когда Ромка разговаривал с кем-нибудь по телефону. Она прокручивала в голове возможные разговоры с мужем и Анжеликой, различные варианты ответов собеседников — и свои красивые фразы. Ей казалось, что она готова к любой беседе на любую тему, касающуюся ее личной жизни, и поэтому частенько отвечала невпопад, заранее заготовленными предложениями, переводя разговоры с мужем на больную для себя тему, продолжая внутренний диалог с Ромкой воображаемым. Когда становилось совсем невыносимо…
Она вошла в комнату, где он работал на компьютере, и начала с места в карьер:
— Ты никуда не уйдешь, понял?
— Я и не собираюсь уходить, — немного удивленно ответил муж.
— Это твой дом, твой ребенок, и я — твоя жена, — Кате казалось, что ее слова звучат очень убедительно. — Ты никуда не уйдешь. Только через мой труп. Я намерена бороться за свое счастье.
