— Саша, не хотите съездить на недельку в Прагу? У нас очень хорошие предложения по путевкам, а эта еще и горящая — человек в последний момент отказался. Совсем бесплатно получается. Если вас интересует, с удовольствием придержу. Вы же мне так помогли, так помогли!
— Спасибо, — говорю, — подумаю.
Долго не думала, сразу решила — еду! Чем я, в конце концов, хуже Татки?
В результате мы с ней отчаливали практически одновременно, в конце ноября. Что я говорила? Протопопов через два дня приполз на коленях. Это мне, опять же Умка поведала, Татка позвонить не соизволила. Ладно, не хочу обижаться, бог ей судья. Правда, у нее-то целое турне: сначала с Протопоповым по одному побережью, а потом в одиночестве к друзьям в Нью-Йорк и Бостон.
Ну, а я скромненько — в Прагу и обратно.
Собралась, приехала в аэропорт. Брожу по магазинам. В книжный зашла, путеводитель купить. Пригодится. Взяла с полки, листаю.
— Первый раз в Прагу?
Поднимаю глаза: мужик, еще молодой, хоть и с проседью, приятный. Довольно рослый, фигуристый. Одет спортивно; рюкзачок стильный.
— А что?
— Если первый, то… буду рад показать город интересной девушке.
Девушке? Хм. Спасибо за комплимент.
— Я подумаю.
— Нет, серьезно: я город знаю, как свои пять пальцев. Часто по делам бываю. А в этот раз по случайному стечению обстоятельств дел намечается мало.
— Спасибо. Я уже сказала: подумаю.
— Летим, должно быть, одним рейсом?
Я назвала номер. Действительно, одним. Что, впрочем, неудивительно.
— А… разрешите угостить вас кофе? Кстати, позвольте представиться: Макс. Если честно, вы мне очень понравились. Давайте познакомимся поближе. Вдруг и я вам понравлюсь?
Ох, и ни фига ж себе, думаю, скорость. С другой стороны, чем я рискую?
Сели мы в кафе — и как начали болтать, так чуть самолет не пропустили. Очень харизматичный товарищ оказался! Я сначала все сумку к себе прижимала, на всякий случай, а потом обо всем забыла. Он рассказал, чем в Чехии занимается — недвижимостью, и что женат, но жена давно в Америку слиняла и дочку увезла, он, можно считать, одинокий. Моими обстоятельствами поинтересовался. Я вкратце объяснила, что и как.
— А работаете где?
— Я астролог и… одним словом, колдунья.
— То-то я чувствую — совсем зачарован!
— Я серьезно. Кстати, если не секрет: когда вы родились? И где? Профессиональное любопытство.
— Увы, дорогая Сашенька, его я удовлетворить не смогу. Хоть это и странно по нашему времени, но я… подкидыш. Да-да! Не улыбайтесь. Сорок три года назад нашли меня зимой на пороге приемного покоя одной московской больницы. Мне было около трех месяцев, а в пеленках — ни документов, ни записки, ни медальона, как в старых романах… так что настоящие дата и место моего рождения никому неизвестны. Я воспитывался в детдоме, родных нет. В жизни пробивался сам.
Вот это да! Плохо, конечно, что ни черта не поймешь: ни что за человек, ни про совместимость. Но в любом случае внушает уважение.
Естественно, пока трепались, я успела вспомнить предсказания своих коллег. Но мне говорили: встретишь за границей, а мы из Москвы не успели вылететь. Он это, не он, поди разбери. Может, самое банальное дорожное знакомство, которое ничем не кончится.
Но понравился он мне сильно, и я ему вроде тоже — чувствовалось.
Поэтому, когда Макс спросил, как найти меня в Праге, я честно назвала отель. Захочет — появится. А я… вообще-то, отдыхать еду. Могу себе позволить что хочу.
А уж дальше — как звезды встанут.
С кем поведешься, от того и заразишься. Народная мудрость.
Вот и я стала как Ваня. Смотрю на нас: блин! Два сапога пара, и оба не по ноге. Что он вечно киснет, что я с тоски дохну. Уж и не припомню: на хрена мне надо было такое счастье? И кто бы объяснил, почему я до сих пор ни на что решиться не могу.
Про Ваню ладно, все ясно: я его другим тысячу лет не видела, с начала знакомства. А ведь первые три недели он был… как печка из сказки: и согреет, и накормит, и отвезет, куда пожелаешь. Добродушный, спокойный, веселый, шутил через слово. Бывало, пообщаемся — у меня сразу сил прибавляется. Еще думала: вот мужик! Да при нем горы своротишь. И куда все подевалось? Может, чертова баба Нюра наколдовала, чтобы нам с ним «тосковать, ни днем, ни ночью покоя не видать»? Видела я такой заговор в заветных тетрадочках.
Не то чтоб покоя совсем нет. Случается. И радуемся, и смеемся. Развлекаемся. В гости ходим. Только смысла во всем — ноль. Приедешь к Ваниным школьным друзьям: все, естественно, старые пердуны под полтинник, все упакованы под завязку, у каждого — молодая жена, вторая, третья, четвертая, кто сколько подстрелил; некоторые новых младенцев налепили. Жены — одна другой моложе; все не москвички. Соберемся, мужики за выпивку и разговоры садятся, друг перед другом перья распускать, а нас с девками чуть ли не за отдельный столик ссылают. Вот как про малышню считается, что если их в одну песочницу насовали, то они в момент обязаны подружиться, заняться своими куличиками и, главное, от взрослых отвязаться, так и про нас то же самое. А чего? Понаехали в Москву, отхватили себе по «папаше» с толстым бумажником, ну и играйте теперь вместе — вы ж одинаковые. Клоны. Болтайте про тряпки, машины, брюлики, кому там чего нового подарили; про родственников из… откуда ты у нас? Ах, да.
А если мне эти девчонки не нравятся? И не чем-нибудь, а ровно тем, что с виду ужасно на меня похожи? И проблемы у них такие же: старый пень под боком — от которого, какой он добряк ни будь, все равно зависишь — и птичьи права, даже при штампе в паспорте. А еще мысль, что вот сама устроилась, а маме с папой и тете Шуре с дядей Колей толком помочь не можешь. Потому что у мужика твоего, когда ты еще только думаешь к нему с просьбой подъехать, моментально на лбу надпись загорается большими неоновыми буквами: НА ВСЕХ НЕ НАПАСЕШЬСЯ. И пусть он твоих родителей в гостях принимает, пыль в глаза пускает и Красную площадь показывает, дела это не меняет. ОН НЕ ОБЯЗАН. И, по сути, так оно и есть, и ты это понимаешь…
В общем, постоянно хочется либо от родни навсегда отречься, чтобы совесть не грызла, либо козлу своему по башке настучать прямо за столиком в «Национале»: глаза-то разуй, пузо! На каком свете живешь?
Девица самого богатого Ваниного приятеля, Армена, двадцать пять лет ей, как только добилась, чтобы он на ней женился — забеременела и тут же спиваться начала. И так у нее «хорошо» дело пошло, что дочку родила уже с зависимостью. А самой и вовсе теперь никто не указ. Армен как бы переживает, но ни черта не делает, а Надька с утра бутылку сухого — вроде приличней водки — вылакает и целый день дрыхнет; с маленькой одна нянька возится. Ванька пробовал с Арменом поговорить, а тот: чего я могу? Если Надьке выпить не дать, она скандалить начнет, а ей нервничать вредно: ребенка кормит. Жуткое дело, а вмешиваться — себе дороже. Да и Надьку я понимаю: на Армена не то что без слез, без зубовного скрежета, по Ваниному выражению, не взглянешь. Туша полтора центнера, шеи нет, рожа кирпича просит. Нет, пусть он умный (Иван так считает, а по-моему, прохиндей) и в чем-то даже добрый — сколько угодно. Но чтобы девочке-дюймовочке в сорок пять килограмм весом с таким урылищем спать, никакой, на фиг, священной любви не хватит. Я бы, честно говоря, и ради особняка в Беверли-хиллз не согласилась.
