— Душ, мисс?
Я кивнула. Да, мне весьма хотелось помыться после этих объятий подлого обманщика. Женщина сделала приглашающий жест рукой в сторону другой двери. Мы миновали короткий коридор, отделанный лакированым деревом, и вошли в спальню. Это была роскошная комната, размерами не уступавшая первой зале. Огромная кровать располагалась посередине, и её окружало большое количество разнообразной мебели: диванов, кресел, тумб — если бы не постель, здесь вполне можно было бы принимать гостей.
Кроме той двери, в которую мы вошли, в комнате было ещё две. Служанка распахнула одну из них и снова пригласила меня жестом. Я заглянула внутрь. Это оказалась поистине королевская уборная, отделанная мрамором и позолотой. Посередине располагалась белоснежная ванна овальной формы. Она никаким боком не примыкала к стене и не имела ни шторок, ни экранов. До чего непрактично! Ведь вода непременно станет брызгать на мраморный пол, а потом мне ничего не будет стоить поскользнуться на нём. Но что поделаешь — такова задумка дизайнера, хотя, признаться, скромная гостевая душевая в доме Тимура нравилась мне намного больше. Однако выбирать не приходилось. Я обошла комнату, разглядывая шикарную люстру, мебель, мраморные раковины (почему-то две) и ожидая ухода служанки, но она не торопилась. Открыла кран ванны и стала набирать в
неё воду, добавляя какие-то средства из бутыльков.
— Как вас зовут? — спросила я женщину.
Она отрицательно покачала головой. Не велено говорить или не понимает? Первое вряд ли, какой смысл делать из этого тайну? Я приложила руку к груди и сказала:
— Ника. — Перевела ладонь в её сторону и приподняла брови: — А вы?
— Ли, — со вздохом ответила она и подошла ко мне. Взялась за края футболки.
Я отшатнулась:
— Я сама!
Ещё не хватало, чтоб меня раздевали, как маленькую! Я не в кренолине и корсете, в конце концов. Ли покорно отступила и опять стала ждать — пришлось указать ей на дверь. Наконец я осталась одна. Бегло оглядев углы и мебель на наличие видеокамер, я стала раздеваться. Конечно, их можно так спрятать, что и профессионал невооружённым взглядом не увидит, не то что я, но помыться-то всё-таки надо.
Ароматы, исходившие от ванны и наполнявшие всю комнату, были просто волшебные: не цветочные и не фруктовые, но безумно приятные, даже головокружительные. Я избавилась от нижнего белья и с наслаждением погрузилась в покрытую белоснежной пеной благоухающую воду. Облокотилась затылком на удобную кожаную подушечку в изголовье и блаженно прикрыла глаза. Даже стало немного стыдно за то, как я предаюсь удовольствию в заточении, вдалеке от Тима, наверняка сходящего с ума от беспокойства. Ничего, сейчас приду в себя и стану думать, как выбраться отсюда. Судя по поведению Витторио, он желает от меня взаимных чувств, а не просто жизни взаперти, но уж этого он не получит. Потом, надо попробовать сбежать. Как — пока не знаю, но вдруг представится возможность… Мне всего-то нужен телефон — позвонить в посольство, или Тимуру, или папе…
Пока я размышляла об этом, лёжа в ванне с закрытыми глазами, в комнату кто-то вошёл. Внезапно мне на плечи опустились крупные горячие руки и, как мне показалось, стали давить, притапливая меня. Я испуганно заверещала и замахала конечностями, заливая мраморный пол пенной водой.
— Con calma, piccola, sono io*, - услышала я хриплый мужской шёпот у самого правого уха. Только тогда осознала, что руки вовсе не давят, а скорее придерживают, крепко, но бережно.
— Ты напугал меня! — воскликнула я по-английски.
— У тебя нет, чего бояться! — ответил он и обошёл меня так, чтобы я его видела. Витторио был в одних домашних шортах. Его мощный спортивный торс, как всегда, затрагивал тёмные струны моей чувственности, поэтому я сразу отвела взгляд, чтобы и на секунду не поддаваться соблазну. Всё это в прошлом, он обманул меня, а я теперь принадлежу другому.
— Серьёзно, Витторио? А как насчёт мужчины, что украл меня и удерживает в своём доме против воли?
Мой взгляд заметался в поисках укрытия: я чувствовала себя беззащитной, сидя обнажённой в воде.
— Ты не понимать своё счастье! — нахмурившись, ответил мне мужчина. Его плечи напряглись, а руки сжались в кулаки.
Я скрестила руки на груди, в слабой надежде, что они вместе с пеной прикроют её хоть немного.
— Что ж, ты понимаешь его за меня!
— Да. Я делать тебя счастливая.
— Я никогда не буду счастлива в ловушке.
— Ты быть счастливая со мной! Ничто (не) измениться!
— Изменилось. Ты не тот, за кого я тебя принимала.
— С тобой я быть настоящий, — с горечью покачал он головой.
Красивые, но — увы! — только слова. Разве это похищение, в сговоре с другими непорядочными людьми, не говорит о нём яснее всех прошлых поступков?
— Выйди, пожалуйста, — попросила я в слабой надежде на то, что он хочет хотя бы в простых вещах не выглядеть законченным негодяем.
Но тщетно:
— Нет.
— Витторио…
— Я не… — он замялся, подбирая английское слово, но в итоге заменил его итальянским: — violentare тебя. Это много, ты должна ценить.
О, тысяча неандертальцев! Да я сейчас обязана ноги ему целовать за то, что он не намерен меня насиловать! Нет, я понимаю, что для человека, похитившего женщину, это словно зацепиться кончиками пальцев после того, как прыгнул в бездну, но какого же чёрта он меня украл? Всерьёз думает, что теперь у него есть шанс получить мою взаимность?! Тут меня осенила догадка: Витторио не знает о наших с Тимуром отношениях. Странный подельник не поделился с ним этой информацией и тем, возможно, спас мне жизнь. Вполне вероятно, что темпераментный и ревнивый итальянский мафиози попросту придушил бы меня, если бы был в курсе…
Витторио тем временем продолжал:
— Но я хочу смотреть.
Бесстыдник… Негодяй. Подлец! А впрочем, что он там не видел…
Я поднялась на ноги с каменным лицом, так, будто ничего особенного не происходит, кроме того, что я злюсь на Витторио. Одной рукой, конечно, всё-таки прикрыла грудь, но не более. Полотенце заприметила чуть заранее — оно лежало на стуле близко от ванны, но всё же на расстоянии. Нужно было сделать пару шагов: первый прошёл удачно, а вот на втором, как и предполагала ранее, мраморный пол на пару с моими скользкими мыльными, да ещё и размягчёнными ступнями не дал проявить изящество и гордость. Я неловко взмахнула руками и стремительно полетела мягким местом вниз в ожидании сочного шлепка последнего о гладкие плиты. Но он не произошёл: меня в полёте подхватили за талию сильные горячие мужские руки и, конечно, прижали к твёрдому полуобнажённому торсу.
— Goffine (неуклюженькая, ит.)… — скорее прорычал, чем прошептал Витторио.
Мерзавец! Он нарочно устроил меня в покоях с такой скользкой ванной!
— Отпусти! — взвизгнула я истерично.
— Ты упасть! — с самодовольной улыбкой ответил он, ничуть не ослабляя хватку.
— Лучше я упаду!
— Testarda (упрямая, ит.)… — прохрипел Витторио всё с той же улыбкой, и меня словно молнией ударила догадка: ему всё это по душе! Моё сопротивление, его наступление и борьба. Он получает удовольствие от этих безумных отношений ничуть не меньше, а может и больше, чем от нашего совместного проживания в Баколи. Чему удивляться? Витторио, наверное, лет тридцать не получал отказов от женщин — должно быть, эта лёгкость бытия ему изрядно наскучила.
Я стиснула челюсти, пытаясь сохранять спокойствие, хотя признаюсь честно: поджилки у меня тряслись. Как победить человека, который получает удовольствие от самого противостояния?
Тёмные, а теперь ставшие совсем чёрными глаза Витторио рассматривали меня, обжигая голодным огнём. Он еле заметно потянул носом и прошептал:
— Mi manca il tuo odore (Я соскучился по твоему запаху, ит.)!
Ещё мгновение — и горячие губы коснулись моей шеи чуть ниже уха.
— Витторио… ты обещал!
— Я просто целовать!.. — недовольно откликнулся он.
Я глубоко вздохнула.
— Нам нужно поговорить. Нормально. Обсудить ситуацию. Это всё… какое-то сумасшествие.
