– Арина, завтрак стынет! – деликатно стучит в дверь Катя, а я стряхиваю с себя оцепенение.
Обмотавшись полотенцем, промокаю волосы, наскоро сушу их феном и выскакиваю наружу.
– Я уж не успею поесть, прости, – поддавшись порыву, я целую Катю в щеку, а она недовольно ворчит, что с таким режимом дня я скоро доведу себя до нервного истощения.
Но я не слушаю. Бегу на кухню, хватаю с тарелки бутерброд с домашней ветчиной, щедро отхлебываю душистый чай, жмурюсь от удовольствия и на реактивной скорости несусь одеваться. Удобные джинсы, свободный полосатый свитер, капля любимых духов за ухо, часы и браслеты – я готова к выходу. И только у двери понимаю: я не накрасилась. Забыла! Впервые с того момента, как вышла из больницы и поняла, что мне необходима маска, чтобы прятаться за ней от жестокого мира. Готова ли я к тому, чтобы выйти прямо сегодня такой… голой? Определенно нет, но такой прогресс мне нравится, хоть и пугает до дрожи.
***
Створки лифта разъезжаются, и все, что вижу перед собой – улыбка Мирослава. Будто это не мой парень ждет меня на первом этаже, а огромный чеширский кот в воздухе парит.
– Ой, – вздрагиваю от неожиданности, а Мир смеется.
– Испугалась?
– Скорее не ожидала.
Мирослав снова смеется и трясет в воздухе большим бумажным пакетом.
– Пончики, – поясняет, а я улыбаюсь глупо и выхожу наконец из лифта. – Голодная?
– Как ты угадал?
Мирослав обнимает меня за плечи, целует в макушку, а сладкий аромат свежей выпечки пробивается даже сквозь слои бумаги.
– У меня интуиция. Пойдем.
Его машина припаркована напротив подъезда, упорно игнорируя стоянку поодаль.
– Ты всегда поступаешь наперекор правилам?
– Ага, – вот и весь ответ. – Садись.
Я ныряю в распахнутую дверцу, тщательно пристегиваюсь. Мне на колени падает бумажный пакет, а над панелью картонная коробка с двумя стаканчиками еще горячего кофе.
– Мир, это… – указываю рукой на лежащий на заднем сидении рюкзак, когда Мирослав садится в свое кресло.
– Рюкзак, да, – усмехается и заводит мотор. – Я ж обещал, что исправлюсь. Почему б не начать на лекции ходить, верно? Вот прямо с сегодняшнего дня.
– Как-то это подозрительно, – головой качаю, а Мир весело смеется.
– Пончики ешь.
– Ты что-то задумал?
– Я?! – смотрит на меня совершенно наивными и чистыми глазами, когда останавливаемся на светофоре. – Я ведь сама простота. Никаких планов, только искреннее желание учиться. Хочешь, здоровьем Соловьева поклянусь?
– Дурак, – прыскаю смехом, и через десять минут Мир паркуется у главного корпуса. Он целует меня, слизывает с нижней губы капельку шоколада, говорит, что никому и никогда он не даст меня в обиду.
– Даже себе. Себе в первую очередь.
И я ему верю, чего бы там не боялась Катя.
– Мир, они смотрят, – говорю, когда мы, точно герои какой-то глупой студенческой комедии, идем ко входу, держась за ручки. – Все смотрят!
– Не паникуй.
– Не могу… все пялятся. Сейчас со стыда сгорю. Пусти.
Мир крепче переплетает наши пальцы, держит крепко, не то бы в самом деле свалилась замертво.
– Мир… – шиплю.
– Наплюй на них, – раздается совершенно спокойное в ответ.
У меня перед глазами все плывет от волнения, а к горлу подступает паническая тошнота. Чужие взгляды ощупывают мое лицо, во многих интерес, но еще больше в глазах чужих людей брезгливости и удивления. Они просто не понимают, что сам Мирослав Овчинников нашел в этой уродине. Во мне, то есть. Веки щиплют слезы, и я стараюсь крепко держаться за Мирослава и смотреть в одну точку. Вижу перед собой дверь в корпус, из нее входят и выходят студенты, а все звуки вокруг глохнут в одночасье. Даже шепот и жужжание сплетников стихает, заменяясь звенящей тишиной.
Я сильная. Мне просто нужно дойти до аудитории и думать об учебе. Пусть, что хотят, то и делают. Когда давление посторонних – знакомых и не очень – взглядов достигает критической отметки, я вдруг понимаю, что все. Отпустило. Я нырнула в свой личный костер. И я вышла из него победительницей.
22 глава
Арина
– Шороху мы с тобой, конечно, наделали, – говорю, когда после пар встречаемся с Мирославом в студенческом кафе. Я пью мятный чай, на тарелке рядом два пирожка с вишней, а Мир лопает макароны с котлетами, жмурясь от удовольствия.
– Обожаю наводить шорох, – хитро подмигивает и трется под столом своей ногой о мою. Краснею, утыкаюсь носом в чашку, но предательская улыбка растягивает губы.
Я пытаюсь собрать мысли в кучку, рассказать о своих сегодняшних ощущениях, но не могу подобрать слова, чтобы Мир меня понял. Было… непросто. Казалось, универ взорвался сплетнями и слухами, и к первому перерыву о нашем романе с Мирославом знал, кажется, каждый, включая техничек. Я впала в оцепенение, изо всех сил концентрировалась на словах преподавателей, тщательно вела конспект, пока шепот и жужжание как-то вдруг не перестали существовать, превратившись в белый шум.
– Знаешь, в один момент мне действительно стало плевать. Целиком и полностью, – улыбаюсь, глядя в окно, а Мир хмыкает.
– Ты самая потрясающая девушка. Знаешь об этом? – Мир кладет на стол вилку, отодвигает пустую тарелку и так смотрит на меня, наклонившись вперед, что у меня табунами носятся по коже мурашки. Пальцы на ногах подгибаются сами по себе, и я неловко ерзаю, чтобы унять странный огонь, который рождается в моих венах всякий раз, стоит Мирославу искушающе улыбнуться. Сколько мы так сидим, абсолютно молча? Может быть, две минуты, а может, и целый час. Мне не хочется никуда торопиться, не хочется вообще двигаться с места. На душе становится слишком хорошо, и я действительно горжусь собой. Я выстояла, все преодолела и стала, кажется, еще сильнее.
– Поехали, – Мирослав поднимается, снимает со стула куртку, и под моим восхищенным, напрочь влюбленным взглядом скрывает все татуировки под плотной кожей.
Пока он избавляется от грязной посуды и о чем-то, улыбаясь, беседует с женщиной на раздаче, я надеваю пальто и отправляю сообщение Кате о том, что домой заехать не успею, потому приеду прямо в «Ирландию». В ответ получаю лаконичное «Ок» и улыбаюсь. Кажется, Катя смирилась. И это она еще не знает, что только благодаря Миру я живая. Пять лет это было моим секретом. Порой мерещилось, что голос мне почудился, и я молчала, а не то у психологов появилось бы больше работы. Но теперь я точно знаю: во мне нет безумия, и никакие глюки не живут в моей голове.
– Отключи телефон, – просит Мир, оказавшись рядом, и я слушаюсь. Мирослав следует своему же совету, «чтоб никакая зараза не помешала», а ощущение волшебства момента нарастает. Мы ведь всего лишь в стенах привычной столовки, а будто бы одни на необитаемом острове. Хочется лежать вдвоем на пустынном пляже, смотреть на плещущееся у ног теплое море и пить холодные коктейли, но приходится выйти в ледяной ноябрь с грязевым месивом под ногами.
– Куда мы?
– Сюрприз.
Мир загадочен до предела, только глаза горят, пока он, не отрываясь от созерцания моих приоткрытых губ, пристегивает меня ремнем безопасности.
***
– Гараж? – удивленно хлопаю глазами, когда машина Мирослава останавливается у первой в ряду одинаковых бетонных коробок.
– Ага, мое убежище.
Мирослав мало рассказывает о себе. От чего или кого он здесь прячется? Я знаю, что его родители в разводе, а его родной дядя – декан юридического факультета. А вот мать? Что с ней? Какая она? Интересно, я ей понравлюсь? От мысли, что вообще думаю о таком, становится смешно и грустно. Пока я смотрю на ярко-синие ворота гаража, Мирослав выходит из машины и помогает выбраться мне. Большая связка ключей в его руках позвякивает, когда он орудует одним в навесном замке. Вокруг никого, но рядом с Миром мне не страшно.
– Проходи.
– Ух ты, – вот и все, что удается из себя выдавить. Потому что внутри… красиво. И уютно.
