с другого бока. Они оба выходят, я несусь в коридор. Под их брань и звон банок аккуратно открываю замок и распахиваю дверь.
Да придёт спаситель!
Сильно помятый Вова с отпечатком постели на лице, проскальзывает внутрь, не произнося ни звука. Со скоростью анимешного ежа расстегивает куртку и скидывает ботинки. Я быстро пихаю его парку в шкаф, скомкав как попало, ботинки отшвыриваю к моим в угол.
Слышен хлопок балконной двери. Сердце подпрыгивает и учащает сердцебиение на пару сотню оборотов в минуту. Я разгибаюсь и утыкаюсь носом в голый торс. Что за???
— О, смотрите, кто проснулся! — в коридоре появляется папа, за ним мама.
— Доброе утро, — прочесывая лохматые волосы, зевает полуголый псевдо-парень.
Потягивается с громким стоном и протягивает отцу руку для приветствия.
Я все ещё пытаюсь прийти в себя. Мама, судя по взгляду, тоже. В коридоре довольно темно, но расписанный чернилами торс не усмотреть нельзя. Что за подстава, Курт?
— Не ждали вас так рано, — лучезарно улыбается он, закидывая руку мне на плечо.
Притягивает к себе и немного встряхивает, очевидно, пытаясь вывести из оцепенения. — Да, Заюш?
Я прилипаю к его обнажённому боку, вцепляюсь пальцами в проступающие ребра.
В нос бьёт сильный мужской запах. Видимо, бежал он долго и быстро. Пытаюсь растянуть губы в улыбке, но вижу мамино лицо, когда она опускает взгляд Вове ниже пояса, и возвращаюсь к оцепенению. Что она там увидела, что? Чем он вызвал этот суеверный ужас на лице?
Кидаю взгляд на наше отражение в зеркале и чуть не оседаю на пол. Вова успел стянуть не только верхнюю одежду и свитер. Перед родителями он предстал в одних семейниках с огромными якорями. И парус у этого корабля подозрительно раздувается.
— Что это такое? — шиплю я, отталкивая парня.
Родители только что скрылись в кухне, а я стараюсь не опускать взгляд ниже черты приличия. Хотя его туда тянет, словно магнитом.
— Это утро, детка, — подмигивает Вова. Тянется рукой на антресоль, где валяются шапки, и вытягивает оттуда свои штаны и свитер. Не будь он отъявленным жиголо, мог организовать курсы по скоростному раздеванию. Не могу не задаться вопросом: откуда такие навыки?
— Иди в комнату, оденься, — все так же шепотом говорю я.
— Ага, — он кивает, закидывает вещи себе на плечо и вальяжной походкой направляется к двери.
Я слегка зависаю на его расписанную чернилами спину и синие семейники, покачивающиеся в такт ходьбе. Кто вообще сейчас носит трусы до колен?
Спина с хвостом неведомого существа — я все ещё ставлю на дракона — скрывается за дверью, и только тут я выхожу из ступора. Комната ведь не та!
— Эй, — снова шиплю на него, заглядывая в проем. — Ты куда поперся!
Вова прочесывает волосы и оборачивается. Глаза — предатели! — всё-таки приклеиваются к парусу спереди. Работает Гелина теория о размере ласт и пропорциональной зависимости… Твою ж ма-а-ать. Когда семейники подают признаки жизни и кивают в мою сторону, я подскакиваю на месте и закрываю глаза ладонью. Со стороны псевдо-парня слышен совершенно не джентльменский смех.
— Где мои вещи? — доносится его хриплый голос.
— Там, — машу я свободной рукой, не отрывая вторую от лица. — В Гелиной комнате. То есть в нашей.
— Окей, — говорит он.
Секунду спустя я чувствую руки на талии и горячее дыхание на макушке.
— Сдвинься-ка, — подвигает меня с прохода.
Бедра касается что-то неприлично твердое, я предательски заливаюсь краской.
— Сходи в душ, — кидаю в татуированную спину, открывая глаза. — От тебя запах…
— Я бежал! — шепотом возмущается Курт, поворачиваясь на полпути.
— И я это ценю, — прикладываю ладонь к часто бьющейся груди.
— Ладно, — цокает он. — Штаны захвачу, — поворачивает в комнату.
— И майку, — иду вслед за ним. — И вообще, обязательно было появляться перед родителями в таком виде? — очерчиваю рукой его силуэт.
— Слушай, они бы все равно увидели татуировки, я не могу два дня дома ходить в свитере, когда отопление ишачит на полную. А так получилось правдоподобно.
Вова перебирает вещи, скинутые накануне на злосчастный стул, и вытягивает светло-серые спортивки. Закидывает на плечо и оборачивается ко мне.
Мы устраиваем переглядки, замерев напротив друг друга. Я уговариваю свою зрительную систему не подводить и не идти на поводу у инстинктов, снова изучая якоря на парашютах снизу. Но маленькая комнатка, сильный мужской запах и эти, особенно зелёные с утра, глаза делают со мной странные вещи. Мне становится очень жарко, лицо снова краснеет, пульс отбивается в самых странных местах: в спине, запястьях, внизу живота.
Я не свожу взгляд с ярких глаз, заныриваю в эти чистые воды до полного опустошения в лёгких. Это странное чувство. Незнакомое, пугающее. Может так начинается сердечный приступ?
— Можно? — нарушает тишину Курт.
— Что?
— Душ, — отрезвляет он.
Я отступаю от проема двери, который в очередной раз загораживаю, и позволяю Вове проскользнуть мимо меня. В этот раз без лишних касаний. Обойдёмся сегодня без инфарктов.
— Мне нужно уже бежать, — резко вспоминаю я. — Постараюсь быстрее, но ты останешься один с родителями. Справишься? — говорю с его спиной.
— Обижаешь, заюш, — оборачивается он. — Я профессионал, — подаётся вперед и касается моего носа. — Трунь!
Он отступает, хлопает дверь ванной, а я все так же стою, никак не восстановив двигательную функцию. Слишком много впечатлений для одного утра. Слишком много.
* * *
«Твоя мать полезла по шкафам».
Первая смс застаёт меня в момент, когда я раздеваюсь на работе под пристальным взглядом зав. кафедрой. Явно поражающейся моей наглости, ведь я не удосужилась прийти даже к началу рабочего дня. И оправдаться не смогла: перед глазами так и стояли синие труселя парашютом, как тут объяснишься перед незамужней сорокалетней тёткой? [3]
«Носками под раковиной впечатлилась, я ж говорил!»
Прилетает, когда я уже ношусь от кабинета к кабинету, сверяясь с расписанием кураторов. Взмыленная, растрёпанная, запыхавшаяся. И вызывает улыбку.
Представляю глаза мамы-перфекционистки! У нас в доме в жизни папины носки не валялись, я
