великолепный. В меня впивались все пружины по очереди.
Впрочем, не худшее место. Чистенько, аккуратно, окна выходят на городской парк, за которым, правда, на пригорке возвышается кладбище. Но, кроме белокаменной часовни, ничего отсюда не видно.
Если по-честному, меня только сейчас накрывает настоящим опустошением. Вчера слишком устала, чтобы лелеять в себе обиду и злость. Но чертовски неприятно, когда родная мать из-за своих дурацких принципов готова на то, чтоб дочь спала незнамо где. А если мы бедные студенты, и у нас нет денег на гостиницу?
Дремать в машине, в мороз?
В носу начинает щипать от несправедливости.
Зря мы сюда приехали, зря я притащила Дениса. Не заслужил он такой мести как знакомство с моей мамой.
Смотрю на него. Одеяло откинуто в сторону, комом валяется на самом краю кровати. Конечно, ему ж вечно жарко. Лицо умиротворенное, расслабленное.
Интересно, о чем они общались с мамой?..
Она как будто слышит мои мысли, потому что спустя несколько секунд телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении.
Жду тебя вечером на ужине
Вдогонку прилетает совсем уж «сквозь зубы»:
Можешь прийти со своим молодым человеком.
***
Интересно, что должно произойти, чтобы я полюбила этот город? Его серые пятиэтажки и узкие улицы, на которых не разъехаться двум автомобилям? Чтобы с ностальгией вспоминала детство и приезжала сюда с трепетом, какой бывает только у человека, вернувшегося после долгой отлучки домой?
Пока город вызывает у меня лишь ноющую боль в области сердца. Будто и хочу я полюбить его стены, но всякий раз ломаю о них крылья.
Пока Денис спит, я выхожу на улицу. Покупаю в газетно-кофейном киоске (там продают журналы, а заодно наливают капучино) стакан кофе. Чудное дело, здесь что-то работает с семи утра?! Прогресс! Я привыкла, что магазины открываются в девять и закрываются в шесть. Мне даже казалось, что негласный слоган нашего города: «Нечего шляться и тратить деньги».
Утренний холод щиплет щеки, но я усаживаюсь на заснеженную скамейку в парке и пытаюсь расслабиться.
Не получается.
Сообщения мамы точно ледяной душ. Обрушились на меня, заморозив, сковав холодом.
Согласиться на ужин?
Ага, и тем самым прогнуться под мамины прихоти. Захотела – выгнала нас из квартиры; захотела – пустила неразумных детишек покушать.
Отказаться?
Зачем тогда мы сюда ехали? Не ради обшарпанной гостиницы же и не ради достопримечательностей, которых попросту нет. Ой, вру. У нас есть целых три музея и один булыжник, возле которого фотографируются молодожены.
Что же делать?
Кофе давно остыл, да и на вкус он гадкий: растворимый «3 в 1» со вкусом порошка. Я выкидываю стакан в урну и бездумно слоняюсь по парку. Мимо запорошенного снегом бюста какого-то советского политика, мимо скамеечек, мимо голых деревьев и заледеневшего пруда.
Согласиться или отказаться?
Может быть, на ужине мы сможем найти общий язык? Не рассчитываю на безграничное понимание, но хотя бы на желание выслушать.
Или уехать, тем самым доказав, что у меня тоже есть право выбора? Не маме решать, пойду я к ней на ужин. Только мне.
Нет, Денис прав. Мы перлись сюда почти сутки не ради того, чтобы я сейчас передумала и сбежала.
Приду вместе с Костровым. Назло маме, назло самой себе.
Я возвращаюсь в гостиницу, и Денис просыпается под мою возню в прихожей. Ладно, будем честны. Я специально раздевалась максимально шумно, гремя ключами, закидывая сапоги подальше и пыхтя как паровоз.
– Куда ходила? – спрашивает, широко зевнув.
– Да так, прошлась, подышала свежим воздухом. Слушай, мама пригласила нас сегодня к себе. Пойдем или?..
– Пойдем, конечно, – не дает возможности договорить.
– Что ты вчера сказал моей маме? – Скрещиваю руки на груди, понимая, что мама не сама по себе передумала так внезапно.
– Ничего особенного. – Костров входит в ванную комнату и уже оттуда добавляет: – Ну, может быть, парочку проникновенных вещей.
– Каких?! – В этот момент он запирается от меня на защелку, лишая возможности узнать детали. – Эй! Каких?! Ответь!
Под шум льющейся воды я скрежещу зубами, правда, результата это не приносит.
Денис выходит из душа, вдоволь наплескавшись (а заодно доведя меня до белого каления своей последней фразой). Обнаженный, даже без пресловутого полотенца на бедрах. Вообще ни единой лишней ниточки на голом теле.
Уф.
Меня чертовски возбуждает, когда он не стесняет себя бельем.
– Ну что, позавтракаем или займемся чем-нибудь более полезным? Какие у тебя планы на первую половину дня? – улыбается Костров, взъерошив пятерней мокрые волосы.
Да о каком завтраке может идти речь после такого-то «появления»? Смешно, конечно, но мои мысли концентрируются совсем не на свежих булочках или омлете с помидорами (даже сравнения какие-то двузначные), а на том, как очерчены кубики пресса на животе Дениса, и как капли воды стекают по коже, по дорожке волос, ниже, ещё ниже.
Чертовски стыдная идея рождается в эту секунду.
Мне хочется попробовать его на вкус.
Здесь и сейчас.
Я опускаюсь перед Денисом на колени, даже не думая над тем, что вообще-то никогда этого не делала.
***
Костров всё понимает, но не пытается остановить.
Почему бы и нет?
Всё должно случиться впервые, и мне необходим этот первый раз здесь и сейчас. Как мне хотелось лишиться невинности на заднем сидении автомобиля, так и впервые почувствовать вкус Дениса на губах правильнее всего в номере гостиницы забытого всеми городка.
Маленький фетиш: пойти против правил, нарушить канон, сломать систему.
Я несмело накрываю член Дениса ладонью. Не представляю, что нужно делать дальше, но интуитивно догадываюсь. Скольжу ладонью по твердому стволу, и внизу живота вновь расцветает желание. Это так порочно, так греховно, так непристойно, но так сильно мне нравится, что назад дороги нет.
– Подожди, – он поднимает мой подбородок, заставляя посмотреть в глаза. – Если ты не хочешь, не надо экспериментов над собой, – произносит твердо. – Мы можем заняться чем-нибудь другим.
– Хочу, – пресекаю и опускаюсь губами на головку.
