В отличие от Адема, у меня переключиться «на мир» сразу не получается. Разговор вызывает зуд негодования. Мой друг явно охренел, требовать брака со своей дочерью таким тоном.
— Я подумаю, — отвечаю отстранённо и вежливо-натянуто.
Мы с Адемом выходим в шумный коридор.
— Ну и кто же счастливица, Тимур? — не выдерживает Адем.
Эта тема явно интересовала его с самого начала беседы о невозможности свадьбы между мной и его дочерью. Чье-либо мнение на этот счет мне побоку. Поэтому скрывать, кто моя любимая женщина я не собираюсь.
— Моя бывшая жена.
— Даже так? — сначала удивлённо поднимает бровь, потом с улыбкой понимающе кивает.
Не знаю, что вызывает больший прилив нервозности — голос, которым он это говорит, или наигранная веселость в попытке сохранить со мной отношения. Я принимаю решение поехать домой и отдохнуть, как следует. Нарды меня сейчас волнуют в последнюю очередь. Может, когда успокоится, он поймет, что Ясемин уже взрослая и у неё есть свои интересы, необязательно её выпихивать замуж против воли.
Когда мы выходим в зал, где собрались все родственники семьи Шахин, меня ждет пренеприятнейшее открытие. Я переоценил зрелость Ясемин, а может быть это отголоски деспотичного воспитания отца и матери. Она не может смириться с тем, что не выполнила волю отца. Вокруг девочки собралось несколько женщин, все они утешают её. Ясемин рыдает. Со стороны выглядит дико трагично — с*ка Айвазов бросил красавицу Шахин.
— Обязательно было это делать в её день рождения? — шипит над моим ухом Адем, вызывая у меня усмешку.
Можно подумать, девочка влюблена и браком со мной он добивался для неё только лучшего. Дочка боится меня, а ему плевать, чего хочет она на самом деле.
Глава 49
Тимур
Вчера мне пришлось на целый день покинуть город. На мой отель, расположенный в курортной зоне, в последние два месяца постоянно поступают жалобы от отдыхающих в санатории напротив из-за непристойного поведения. Дело в том, что пациенты из «Рассвета» крайне недовольны тем, что постояльцы моего отеля, живущие в номерах с панорамными окнами занимаются сексом, не закрывая штор. Один из отдыхающих утверждает, что гости отеля делают это вне зависимости от времени суток, практически в любой момент можно увидеть руки, прислоненные к окнам, присмотришься — а там и весь процесс разглядишь. Даже если не подглядывать намеренно, всё равно приходится это видеть по несколько раз за неделю.
Дело назрело не вчера, поездка была спланирована заранее, отложить её не представлялось возможным. Потому пришлось заморозить все свои порывы метнуться к Тане ещё на один день, потратив его на переговоры. Мы с моим адвокатом смогли доказать местным властям, что в номере отеля постояльцы могут вести себя так, как им нравится, и они не обязаны закрывать шторы или выключать свет. Я предложил им заняться собой и своей жизнью и не всматриваться в чужие окна. Вот я, например, радуюсь, что хоть кто-то занимается сексом. Надеюсь, что и у меня в этом плане всё совсем скоро наладится. Точнее — я сам всё налажу.
Хотя сегодня утром, сидя в своем огромном кожаном кресле, скрип которого всегда успокаивал меня, наталкивая на интересные мысли, я неожиданно для себя понимаю значение словосочетания «быть влюбленным ишаком».
Раньше, восемь лет назад, Татьяна ни за что не додумалась бы внести меня в черный список. Сейчас я просто уверен, что она это сделала. Моя строптивая гюнеш! Надо было решить с Адемом позже. Сглупил, сорвался, хотел, чтобы вранья между нами больше не было. Потому что, если у лжеца сгорит дом, ему никто не поверит. Хотел свободным от всего к ней прийти. В итоге она что-то себе надумала. Обиделась. Теперь я не могу до нее дозвониться.
В кабинете шумно. Передо мной сидят секретарша и мой заместитель.
Так вот, оказывается, влюбленный ишак не реагирует на выставленные совсем не по дресс-коду женские прелести, отказывается от привычного утреннего стакана чая с кусочком темного шоколада. Он не понимает шуток и плюёт на всё, лишь бы только дозвониться и поговорить с объектом своей страсти.
— Тимур Назарович, я вам сейчас такое расскажу, — начинает мой зам. — Один пожилой господин часто останавливается в нашем «Дворцовом» и всегда просит двухкомнатный номер. Ужины и завтраки он тоже заказывает на двоих, хотя появляется только в одиночестве. Вскоре выясняется, что спутница этого мужчины, — давится смехом, — спутница — резиновая кукла, которую он каждый раз привозит с собой, наряжает в разные платья и «развлекает». Впрочем, несмотря на то, что гость явно «с приветом», в отеле мы ему всегда рады — никакого беспокойства он не доставляет ни персоналу, ни другим гостям, всегда вежлив и оставляет щедрые чаевые.
Секретарша задорно хихикает, видимо, забыв, как совсем недавно я доводил её до слез. Это даже хорошо, что она незлопамятная. Зам хохочет, подмигивая. А мне не смешно, я вообще ничего не понял. Не уверен, что услышал хотя бы половину слов. Мне нужно поговорить с Татьяной. Сам виноват, всё не так сделал. Вот кажется — успешный человек, всего добился, денег куча, а с ней по-прежнему косячу. Ум за деньги не купишь.
— Дай мне свой телефон, — протягиваю руку.
Зам тушуется, не понимая, что происходит, а я беру его айфон и набираю номер бывшей жены, чтобы подтвердить свою догадку.
— Танюша. — Встаю я из-за стола, отворачиваясь к окну.
Но как только она слышит мой голос, тут же вешает трубку.
Догадываться, что тебя игнорируют это одно, а вот понимать — другое. Неприятно.
— С делами текущими разберитесь, я отъеду.
— А как долго вас не будет, Тимур Назарович? Что мне отвечать на звонки?
Игнорирую секретаршу, меня сейчас волнует только одно — как мне наладить контакт с Татьяной. Припарковав свой внедорожник у входа в пекарню, я застегиваю пиджак и поднимаюсь на крыльцо. Навстречу мне вышагивает здоровенный амбал. Метр в плечах и два в рост, он складывает руки в замок, полностью перегораживая проход в здание. При этом посетителей он пропускает.
— Меня зовут Тимур Назарович Айвазов и я хочу переговорить с хозяйкой заведения. — Раздражённо шагаю вправо, он делает тоже самое.
Затем, опомнившись, амбал достает из кармана бумажку, долго ее разворачивает и читает, медленно, почти как шестилетние племянники моего дяди Али.
— Спроси у Адема и Хасана.
Ничего не соображаю. Причем тут мой партнер и его племянник? Татьяна охрану что ли наняла, не пойму? Она не говорила, что ей что-то угрожает. Тут же, кроме простого желания поговорить, добавляется мужское желание защитить свою женщину.
— Мне нужна Татьяна! — рявкаю, понимая, что бывшая для меня послание оставила, заставив этот шкаф с антресолями на все мои вопросы вот это отвечать.
Осматриваю его. Такого здорового лося мне в бою не победить, это тебе не маркетолог Заболоцкий с говно-тачкой во дворе, но я не сдаюсь, продолжая:
— Она куда-то уехала? Её нет в пекарне? Мой партнер приходил сюда, так ведь?
— Спроси у Адема и Хасана, — талдычит шкаф одно и тоже.
— А Хасана он зачем притащил?
Самое интересное, что амбал снова смотрит в бумажку, как будто забыл или у него есть другие варианты.
— Спроси у Адема и Хасана.
И тут мне будто коленом по яйцам бьют. Все становится на свои места и даже попытка Адема сгладить конфликт очень в тему получается.
В меня такой шайтан вселяется, что следующие полчаса, пока я добираюсь до офиса «друга», напрочь стираются из памяти.
Эта османская сука притащился к ней в пекарню. Уговорить решил, видимо, «по-хорошему». А на замену для моей Танюши припер своего племянника-еб*ря. Я знаю Хасана и вкусы его, вместе с интересами. Он половину русских баб в округе перетрахал. Слабость у него к беловолосым куколкам.
В себя прихожу только, когда визг секретарши Адема слышу и понимаю, что за грудки «друга» над полом держу. Тяжелый сука, жрёт хорошо. Он покраснел и беспомощно дергается. А я от злости, которую, когда Таньки дело касается, контролировать вообще не могу, об стену его швыряю. Да с такой силой, что он башкой бьется и по этой самой стене сползает. Теперь сидит, ноги раскинув, как медведь плюшевый, на помойку выброшенный, на хер никому не упавший.
