Ее руки сами взметнулись к нему. Скользнули по плечам, пару раз огладили шею, забегая под расстегнутый воротник рубашки –– Катя весь вечер не могла оторвать глаз от проступавшей в раскрывающейся ткани обнаженной кожи, –– пальцы зарылись в кудрявых волосах.
Каждый жест был привычен и не требовал участия сознания. Каждое касание передавало в мозг забытые, как казалось раньше, ощущения, заставляя разрываться между желанием застонать от останавливающего биение сердца и дыхание удовольствия и внезапным приступом слез.
Губы Дениса на ее губах вызывали залп чувств: в душе, теле, сознании. Он целовал ее –– и она одновременно узнавала, и не узнавала его поцелуй, который нес в себе много больше, чем было возможно до их расставания.
Никогда Денис не целовал ее зло –– теперь Катя знала, каково это. Никогда раньше она не ощущала вкус поцелуя, где горечь табака смешивается с солью слез. Ни разу за свою жизнь она не целовалась с полным пониманием неотвратимости прощания. Это был единственный поцелуй, от которого Катя испытывала столь сильную, выбивающую нервы боль и вместе с тем –– эйфорию.
Потому что губы, жадно прижимающиеся к ее, принадлежали Денису. Потому что щеки непривычно царапала его щетина, не позволяя забыть, сколь многое изменилось в них и между ними. Потому что ладонь на ее затылке, фиксирующая ее голову, пылала знакомым теплом, как и другая, нежно поглаживающая ее поясницу через ткань пиджака. Потому что Катя, несмотря на отчаяние, упивалась желанием, охватившим ее и Дениса.
Она чувствовала, что он возбужден, что он хочет ее, что он не в состоянии прекратить их контакт –– точно так же, как не в силах остановиться она сама. У нее вновь кружилась голова от его поцелуев и сердце заходилось от восторга и страха. На всем теле болела кожа и ныли мышцы… в ожидании.
Катя забыла себя. Словно полностью лишилась ума и памяти. Пульсом в голове билось одно имя, в котором было все.
И мучительно-нервирующее, болезненное стремление, что зародилось в ней после возвращения в Москву, наконец нашло то, что искало.
Когда Денис неожиданно разорвал поцелуй и, зашипев, отступил назад, выпутавшись из хватки их переплетенных между собой рук, Катя могла только ошалело покачиваться на ослабевших ногах.
Затуманенным взглядом она заторможенно следила за тем, как Денис будто в последний миг удержавшись от возвращения к ней, разворачивается и уходит в зал.
Хватая ртом влажный холодный воздух, Катя боролась со слезами. От ледяного ветра, порывами налетавшего на балкон, развевался подол ее шелкового платья и стучали мелкой частой дрожью зубы.
Для одной Кати мира оказалось вдруг слишком много.
Глава 36
Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело.
И. А. Бунин. Темные аллеи.
Первую половину рабочей недели Денис зашивался. Даже больше привычного. Помимо исполнения текущих трудовых обязанностей приходилось решать собственноручно созданную головную боль — перераспределять задачи на будущий месяц среди других юристов и помощников, насколько это было возможно.
Часть дел он, к счастью, мог временно оставить на заботы Лары, но многое отдать было некому. Настоящий отпуск, где действительно есть шанс месяц не подходить к ноутбуку и телефону, пока принадлежал к списку чудес. Денис предполагал, что планировать столь долгое отсутствие ему придется за год вперед.
В офисе его внезапное желание уехать на десять дней из Москвы восприняли с удивлением. За все годы работы в фирме отпуск он брал единожды: перед свадьбой с Леной. Да и тогда на две недели.
Денис давно разлюбил отдыхать. Не мог найти себе места от безделья даже в короткие промежутки неполной занятости по субботам и воскресеньям. Просыпаясь, он всегда знал, какие дела предстоит сделать за день. Исчезни работа из его жизни, Денис не придумал бы, чем заняться.
Теперь все изменилось. Он наконец всем своим существом ощутил, как сильно устал. От работы. От постоянной борьбы против системы. От общения с людьми, среди которых не было ни одного родного человека. От безрадостной и безнадежной атмосферы собственных будней.
Денис хотел побыть один. Ему нужно было подумать. Решить, какую жизнь он собирается вести дальше, потому что нынешняя никуда не годилась. И размышлять над своей судьбой лучше очутившись где-нибудь подальше от Москвы. И Кати.
Уйти от нее вечером минувшей субботы было так же тяжело, как и не рвануть за ней в Петербург пять с лишним лет назад. Тогда в Москве Дениса удержали гордость и злость и главным образом — утраченная надежда: Катя не желала его слушать, видеть и просто дышать с ним одним воздухом.
Когда он узнал, что вместе с ней в питерский филиал поехал Чернов, их общий коллега по бюро, выводы были сделаны. Весьма поспешные, если посмотреть на ситуацию здраво, но в то время здравомыслие Денису было недоступно.
Чернов подкатывал к Кате едва ли ни с первого дня ее появления в офисе. Его не смущали ни сам Денис, ни их с Катей вполне официальные отношения. Иван Чернов оказался из той породы типов, что не понимали слова «нет». И кулак, впечатывающийся в солнечное сплетение, такие не понимали тоже. Как бы иногда Денис ни мечтал о самом настоящем мордобое, устроить его было непозволительно.
Во-первых, профессиональная этика подобное совершенно не одобряла. Во-вторых, варварские способы решения конфликтов были не по душе Кате. Да и самому Денису, когда он размышлял об этом теоретически, тоже. Правда, эмоции его разумным взглядам подчинялись мало. При виде самодовольного лица Чернова желание возникало одно — ударить. Так, чтобы у того в голове зазвенело и звезды в глазах вспыхнули.
С годами напряженность между ними не исчезла окончательно, но ушла на задний план. Денис полностью доверял своей теперь уже невесте, Чернов, казалось бы, успокоился и перестал нарываться. На корпоративах, бывало, пытался пригласить Катю на танец или отвешивал абсурдно наглые комплименты, но в целом держался на расстоянии.
Пока не начались проблемы в раю. Чернов активизировался мгновенно: таскался за Катей как тень и улыбался: нагло и победоносно. Денис мог только зубами скрежетать от затапливающей его ярости. И безумия, замешенного на отчаянии и вине.
Каждый рабочий день после разрыва с Катей был адом. Видеть ее по сто раз за восемь часов — и не сметь подойти. Только гореть под ее взглядом: равнодушным и пустым — самым страшным взглядом на свете. Обиду, разочарование, ненависть Денис мог пережить, но совершенное безразличие ввергало в безнадежное отчаяние.
Он пытался говорить с Катей, но натыкался на стену глухоты и слепоты. Его слова отлетали от нее обратно к нему, не воспринятые, бесполезные. Его заверения и сожаления, мольбы и злые выкрики не имели над ней силы.
По ночам Денису снился один и тот же сон. Воспоминание из дня, когда вскрылась правда его поступка. Остекленевшая, потускневшая Катя снимала с безымянного пальца правой руки помолвочное кольцо и роняла то в его протянутую к ней ладонь. Ее голос, тихий и хриплый, был, однако, отлично слышен, и даже во сне Денису некуда было деться от ее убивающего: «Я больше не хочу тебя видеть. Никогда».
С наступлением дня пытки продолжались уже реальностью. Быть с Катей в одном здании, пусть и в разных кабинетах, оказалось очень тяжело.
Денис будто в адском котле варился. Не мог думать ни о ком и ни о чем. Не мог работать нормально. Все его мысли были с Катей. И ничего, ровным счетом ничего нельзя было исправить, как бы сильно он ни старался.
Вместе с Катей он потерял и единственного настоящего друга — Юру Брестера. Наверное, прояви Денис в то время хотя бы каплю намерения сохранить дружбу, их отношения не докатились бы до полного игнора, но ему было все равно. Он не мог сорваться на Катю, зато на Юру с его желанием поговорить — вполне.
До примирения дело так и не дошло. Денис уволился из бюро, а Юра… Что ж, Юра в первую очередь был лучшим другом Кати. Выбор, им сделанный, оказался вполне классическим.
