в тур по России почти на полтора месяца. Мы вообще-то договаривались увидеться и по-человечески проститься, но, кажется, сейчас я не в состоянии выдавать нормальные эмоции — слишком подавлена и опустошена.
Отклоняю вызов, но буквально через секунду мобильник звенит вновь.
Вероятно, Богдан не отступится, пока не узнает, в чем все-таки дело.
— Привет, — тихо говорю я, прижимая динамик к уху.
— Карин, — в трубке слышится взволнованное учащенное дыхание. — Ты где? С тобой все в порядке?
Оказывается, все это время я очень хотела услышать его низкий голос.
— Я… Я не знаю, — переходя на сдавленный шепот, отвечаю я.
К горлу подступают слезы. Чертовы предатели. Неужели снова начнут меня душить? Ведь не хотела же больше плакать! Обещала себе, что сдержусь!
Но сдержаться не получается. После очередного взмаха ресниц капля соленой влаги тонкой струйкой соскальзывает по щеке.
— Где ты? — Богдан еще раз повторяет свой вопрос, но на этот раз уже тише.
— В машине сижу. На парковке.
— Приедешь ко мне? — спрашивает с надеждой.
— Приеду, — поддавшись импульсу, отвечаю я. — Сейчас приеду.
Богдан
Карина заходит в квартиру медленно и даже несколько заторможенно, будто погружена глубоко в себя. Она еще ничего не сказала, а я уже знаю, что у нее опять стряслась какая-то беда. Это заметно по ее взгляду, из которого, кажется, взяли и разом высосали всю жизнь. Настолько он потухший и безучастный.
— Что случилось? — пытаюсь притянуть девушку к себе, но она осторожно выскальзывает из моих объятий.
— Все нормально, Богдан, — натягивает вымученную пластиковую улыбку. — Просто неважно себя чувствую. Пойду освежусь, пожалуй.
С этими словами Карина скрывается в ванной, а я остаюсь стоять в коридоре. Ничего не понимающий и сбитый с толку.
Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Сколько еще она будет мучить себя, а заодно и меня? Говорит, все нормально, а на самой лица нет. Будто похоронила кого-то. К чему этот ломаный спектакль?
Делаю несколько шагов вперед, а потом, резко развернувшись на пятках, устремляюсь в обратном направлении.
Во мне кипит какая-то неуемная энергия протеста, требующая расставить точки над i. Причем как можно скорее. Месяц с лишним меня не будет в Москве, и за это время я с ума сойду от безызвестности. Буду гадать, о чем она думает? Что решила насчет развода? Трахается ли со своим Олегом?
Все-таки жить в состоянии затянувшейся неопределенности невыносимо сложно. Это отнимает кучу сил и постоянно подрывает душевный покой. Ситуация с Кариной превращает меня в гребанного неврастеника, которым я вообще-то не являюсь. По натуре я довольно легкий человек, но с ней что-то прям загоняться стал… Самого себя не узнаю.
Карина выходит из ванной с таким же мертвенно-бледным лицом и, приблизившись, обвивает руками мою шею.
— Богдан, я хотела попрощаться и лично пожелать тебе удачи в туре. Отожги там, как следует, ладно? — она вновь силится улыбнуться, но, как и в прошлый раз, попытка не засчитывается.
Приникаю к ее губам, стремясь расслабить девушку нежным поцелуем, но и тут все печально — Карина напряжена и совершенно не расположена к ласкам. Коротко повернув голову, она увиливает от моего языка и прижимается щекой к моей груди. Словно маленькая испуганная девочка.
— Ты потрясающий парень, и мне было так хорошо с тобой…
— Так стоп! — отодвигаю ее за плечи и заглядываю в глаза. — Ты со мной на три недели или на всю жизнь прощаешься?
Говорю это полушуточной интонацией, но, если честно, мне совсем не смешно. Наоборот, даже как-то страшно от нарастающего дурного предчувствия.
— Ох, — Карина понурит голову и издает странный звук, похожий на всхлип. — Помнишь, я вчера ездила к гинекологу?
Голос у нее дрожит.
— Ну и? — холодея от закрадывающихся предположений, отзываюсь я.
— Во время обследования обнаружилась беременность.
Ой-ей.
Стоп-кадр.
Мир вокруг замирает. Звуки, доносящиеся из открытой форточки, стихают. Время останавливается.
А дальше — слоу-моушн.
Вот так люди теряют дар речи. Немеют нахрен не в силах вымолвить ни единого слова.
Таращусь на Карину, тупо хлопая глазами и безуспешно пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Хоть какое-нибудь мало-мальски эмоционально окрашенное междометие.
— Но ты ведь пила таблетки, — наконец удается прохрипеть мне.
— Пила, но они не сработали, — мрачно отзывается она.
— Это… Это мой ребенок? — совладав с первым шоком, интересуюсь я.
А что, если и правда мой?
Ведь, по словам Карины, она уже несколько лет на противозачаточных, и все это время от Олега не беременела… А вдруг мы с ней настолько подходим друг другу, что даже гормоны бессильны против нашей совместимости?
Знаю-знаю, звучит как бред человека с нулевыми знанием биологии, но все же… Есть же в этой жизни место чуду?
Нет, конечно, я ничего такого не планировал, но черт возьми! Это же ребенок! Живой, настоящий и главное — от любимой женщины! Что может быть лучше? Сейчас Карина уйдет от мужа, и мы…
— Уже неважно, чей, — она обрубает кислород моей только что родившейся мечте. — Я сделала аборт.
И вот, летя с небес, я ударяюсь об землю. Это, конечно, метафора, но тем не менее я действительно чувствую себя так, будто меня размазало по асфальту. Внутренности обвариваются кипятком нестерпимой боли, а сердце перестает биться.
— Ты сделала что? — одними губами переспрашиваю я.
— Ты слышал, — бросает Карина и, сложив руки на груди, устремляется на кухню.
— Почему ничего не сказала?! — внезапный прилив бессильной ярости обжигает кожу. — Почему не посоветовалась?!
Сжимая кулаки, я двигаюсь следом за ней.
— А с кем я должна была советоваться? С тобой или с Олегом? — зло бросает Карина. — Я ведь не знаю, кто отец!
— Ну так ведь можно же было сделать тест! — мой вопль больше похож на рев подстреленного животного. — И вообще… Какая разница, кто отец?! Это же в первую очередь твой ребенок, Карина!
— Богдан, — она резко понижает голос, отчего атмосфера в комнате из накаленной превращается в трагичную. — Я не хочу иметь детей. Ни от кого. Никогда. Понимаешь?
Вам знакомо это чувство? Когда твой мир крушится на ошметки. От него отлетает кирпичик за кирпичиком, ударной волной сносит стены… А ты стоишь и смотришь на это безобразие не в силах ни на что повлиять. Заживо горишь от испепеляющей безысходности, которая, подобно дикому зверю, разрывают на куски твое все еще живое, все еще бьющееся сердце.
— Нет, не понимаю, — честно признаюсь я. — Как это не хочешь детей? Почему?
Я в панике бегаю глазами по потемневшему Карининому лицу, тщетно надеясь отыскать в нем признаки того, что
