— Закрыто на спецобслуживание! — выплёвывает Лёша, пока я пытаюсь сфокусировать подводящее меня зрение и надышаться. — Убрать его.
Вздрагиваю. Кого убрать? Где?
Оборачиваюсь так резко, что голова идёт кругом, а кафе несколько раз переворачивается.
Мужской силуэт мной неузнаваем, но вот девочка, что неуверенно топчется на коврике у дверей, мне кажется знакомой.
— Снежка! — визг дочери до невозможного громкий. Он режет по ушам и монотонно застывает там, размноженным эхом.
— Не трогай… — рычу я, более-менее опомнившись. — Не смей! Это лучшая подруга твоей дочери!
Кристинка буквально падает на меня, шепча мне «Спасибо, мамочка». Я обнимаю свою дочь, желая удержать её в своих объятиях как можно дольше, но она рвётся к подруге, а я не могу её удержать. Мне просто недостаёт сил.
— Сам Богданов. — пренебрежительно отзывается мужчина.
Я нахожу силы развернуться и взглянуть на того, кто стал невольным свидетелем наших семейных разборок.
Высокий брюнет смотрит на громил моего мужа без тени страха. Мне даже кажется, что в его взгляде присутствует некое пренебрежение и раздражение.
— Слушай, не знаю, кто ты там, — поправив воротник рубашки, Лёша делает шаг в его сторону, закрывая мне весь обзор, — Но ты хорошо живёшь. Небедно. У тебя дорогая обувь. Дорогие часы. Маленькая дочь. Хочешь и дальше так жить, забудешь о том, что видел.
Холодею.
Это я уже себе напридумывала, или Лёша только что угрожал отцу расправой над его дочерью?
— Обязательно. Вот ты уйдёшь, и я сразу обо всём забуду.
Не знаю почему, но мне кажется, что этот мужчина очень странно говорит. Будто со знанием дела. Будто знает, что перед ним не просто мэр находится, а зная, кто он есть на самом деле.
— Я не поленюсь, проверю. — усмехается Богданов. — Как-никак наши дочери дружат.
Не могу сказать ни слова. Да мне и не нужно. Лёша не прощается со мной, ничего не говорит. Он уходит молча в сопровождении своих шкафов, лишь ненадолго остановившись рядом с Кристиной, у которой чудесным образом стихла вся любовь к отцу. Дочь пытается разговорить перепуганную и очень бледную подругу. Тянет её за руку, но Снежана упрямо качает головой, искоса поглядывая на своего, я так понимаю, отца.
Мужу удаётся получить поцелуй в щеку от дочери и он со своей охраной наконец-то покидает кафе.
— В порядке?
Короткий вопрос. Банальный. Обыденный.
…но у меня на него нет ответа.
— Буду. Позже. — хрипло выдыхаю я, не зная, куда деться от проницательного взгляда голубых, почти что синих глаз.
Меня чуть не задушил собственный муж. А стыдно именно мне, за то, что этому нашлись свидетели.
Кажется, я рано вычеркнула себя из списка сумасшедших.
— Бывший муж?
Качаю головой, не зная, куда деть глаза:
— Действующий. — всё, на что меня хватает.
— Однако… — странно тянет мужчина, не двинувшись с места. — Ладно, предлагаю отсюда уйти. Всегда знал, что в суши-барах какая-то нездоровая атмосфера.
Мужчина отходит.
Я пытаюсь унять нервную дрожь и перестать постоянно касаться саднящей шеи. Поправляю шарф, искоса наблюдая за тем, с какой непринуждённостью завязывает разговор с моей дочерью посторонний мужчина. Так не вовремя вспоминаю, что он вдовец, только вчера похоронивший жену. В памяти вновь звучит мой долбанутый весёлый голос, зазывающий устроить девочкам развлекательную программу…
Как стыдно. Снова.
Не знаю, оплачивал ли Лёша наши "посиделки". Умышленно направляюсь к дверям, не заплатив. Я в это заведение больше ни ногой. Все кафе, рестораны и магазины исчезнут, останется только «Сушитория», а я ни в жизнь сюда не сунусь.
Не люди, а мрази. Ни одна мышь не пробежала по залу за всё это время. Забились где-то там, в кухне или подсобках, как реальные мыши, и делайте что хотите… Твари.
— Здравствуйте. — девочка здоровается со мной, глядя на меня настороженно и грустно.
— Привет. — пытаюсь улыбнуться, но тут же себя отдёргиваю. Как-то это всё неправильно.
Вспоминаю всё, что я знаю о сочувствии, и чувствую, как меня бросает в жар. Я ничего о нём не знаю. Когда умерла моя мама, я дико ненавидела всех людей, пришедших на её похороны и поминки. Каждое сказанное ими слово отзывалось во мне протестом и вызовом. Когда умерла мама Инги… Да, я вообще не смогла ничего из себя выдавить. Ни единого словечка сочувствия или поддержки. Я просто была рядом и обнимала её время от времени, сколько бы она ни выпускала колючки.
— Вы далеко живёте? — интересуется тот, чьего имени я так и не удосужилась узнать.
— В этом доме.
Мой спаситель открывает перед нами дверь, пропуская всех вперёд. Мне совсем неважно, что он не полез за меня в драку, не пригрозил никому полицией или своими связями, он для меня всё равно спаситель, просто потому что пришёл как нельзя вовремя.
— Спасибо. — благодарность от дочери звучит ничуть не искренне.
Кристина ни на шаг не отходит от Снежанны, заставляя меня нервничать ещё по одному поводу.
— Всегда пожалуйста.
Мы оказываемся на улице, и на короткое мгновение я вспоминаю, как дышать.
— Вы не против? — осторожно интересуюсь я, кивая на идущих впереди девочек.
— А я вас вспомнил. Это же вы вчера звонили.
Забываю, как дышать, сканируя взглядом пустую парковку. Хочу извиниться, но вновь отдёргиваю саму себя.
Вчера уже извинилась. Вдруг опять что-то не так скажу?
— Я должен извиниться перед вами. Мне не следовало прибегать к такому тону общения… И вообще…
Сердце замирает.
Я поднимаю глаза, с недоверием глядя в по-мужски привлекательное лицо мужчины, и шумно сглатываю.
— Вы? Это я идиотка со своими развлечениями… Следовало хотя бы поинтересоваться, нужно ли это вам.
— Значит, никто не в обиде. Закроем этот разговор. — холодно произносит. — Мы, выходит, соседи.
Я вопросительно выгибаю бровь.
— Не спрашивайте. Дома дурдом. Тёща, тесть… Одни рыдания. Снежане очень тяжело в такой обстановке.
— Тоже арендовали квартиру?
— Не совсем. Скорее уж, просто взял. Застройщик мой хороший товарищ. Несколько этажей его.
Хорошие у моего спасителя знакомые. Мне если что и светит, то это съёмная квартира Инги.
Огибаем дом и выходим к подъездам.
— А вы давно… квартиру арендуете? — почему-то этот вопрос звучит двусмысленно.
— Два дня. — решаю ответить.
Не станет же он меня грабить? Тем более, у меня-то и грабить нечего.
— Я очень попрошу вас о том же, о чём и мой муж… — останавливаюсь, видя, что Кристина дошла с подругой до нашего подъезда, и перехожу к очень важной части нашей встречи, — Ничего не говорите. Никому. Вы не подумайте ничего лишнего, просто… Просто всё непросто. Очень сложно. И я бы не хотела, чтоб стало ещё сложнее. Не хочу видеть папарацци и здесь. Да и сенсации никакой нет…
— Это не моё дело. Ваш же действующий муж, не мой. — мужчина неожиданно улыбается, а я впервые внимательно рассматриваю его лицо, прекрасно понимая, почему не сделала этого раньше.
Глаза… Невозможные, нереальные… Сине-голубые и огромные. Глубоко посаженные под густыми бровями. Они вбирают всё внимание на себя, отвлекая от гладко выбритого волевого подбородка, чувственных губ и крупноватого носа.
Мужчина хорош собой и наверняка прекрасно об этом осведомлен.
За разглядыванием своего собеседника я и сама не заметила, как тяжело вздохнула.
Тёмные круги под глазами, и сами глаза — воспалённые и красные, а в уголках особенно, напоминают о том, что тяжело не мне одной.
Мужчина вчера овдовел, а я его разглядываю, как сумасшедшая!
— Да я бы не отказалась, чтоб стал бывшим. Только как это возможно с наименьшими потерями? — опомнившись, я киваю на первый подъезд.
— Ну, здесь тогда нужен хороший адвокат. — мужчина легко понимает меня, глядя на свою дочь донельзя грустным взглядом. — Наш следующий.
— Я уже целую армию их собрала, только всё бессмысленно. Никто не хочет связываться с… нашей семьёй.
