Глава 42
Каролина.
— Ни о чем не хочешь рассказать, дорогая?
Сердце сжимается от интонаций, с которыми Назар растягивает свое «дорогая». Пульс перескакивает отметку в сто ударов за минуту. Он все знает! Он точно все знает.
Но как? Как такое возможно? Гинеколог уверяла, что их клиника не предоставляет данные медкарты никому, кроме самого пациента.
Прижимаю покрепче колючий свитер к груди. Прячу верхнюю часть тела от мужа, хотя раньше никогда не стеснялась его. Мои испуганные глаза скачут по супругу, восседающему в мягком кресле. Одну ногу Назар закинул на колено второй, руки прижал к подлокотникам.
Волосы у Горского длиннее обычного, поэтому он периодически дергает головой, чтобы смахнуть спадающий на глаза локон. Мимические морщины стали выразительнее. Но возможно это иллюзия из-за приглушенного света потолочной лампы.
Скулы и линия мужского подбородка стали намного острее и четче. Он действительно похудел за месяц, который мы были порознь. Нахмуренные брови, стиснутые зубы и играющие желваки на скулах кричат о разгневанном настроении мужчины.
— Мне повторить вопрос? — Горский наклоняет голову и прищуривается.
Волоски на моем теле становятся дыбом. Шея покрывается красными пятнами, проступают капельки пота. В тех местах, где глаза мужа задерживаются дольше секунды, кожа начинает гореть от волнения.
— Нет, — тихо шепчу я.
Схлестываемся взглядами. Раздражение, засевшее в грудной клетке из-за недавнего «приветствия» Горского, соревнуется с горьким медом тоски, растекающимся по моим венам.
Мы так давно не виделись. Слишком долго. Несмотря на боль, которую я чувствую с момента обнаружения у мужа внебрачного сына, моя любовь к нему никуда не девается.
Я по-прежнему очень его люблю. Очень сильно.
Если бы не этот пугающий холодный огонь в потемневших зрачках мужа, я бы забралась к нему на колени и шептала, как сильно соскучилась.
— Каролина? — добавляет Горский чуть мягче, вырывая меня из раздумий.
Опускаю голову, не в силах больше держать зрительный контакт. Щеки горят от сумбурных мыслей. Я злюсь. Я радуюсь. Я в растерянности. Переминаюсь с ноги на ногу и не знаю, с чего именно начать разговор.
— Я не представляю, как кто-то говорит об этом по телефону. Это же сумасшествие.
Кусаю нижнюю губу, не осмеливаюсь поднять глаза выше мужских плеч. Назар отрывает спину от кресла и наклоняется немного вперед. Внимательно слушает.
— Поэтому и молчала. Я… Когда я узнала о своей...
Громкая трель мобильного телефона перебивает мое едва начавшееся признание. Нецензурная брань срывается с губ Назара. Мужу, как и мне, не нравится, что нас прервали на самом интересно месте.
Хочется, чтобы он выбросил свой мобильный из окна. Пусть никто нам больше не мешает. Слишком важное дело стоит на кону. Но, достав гаджет из кармана и увидев имя звонящего, Горский мгновенно принимает вызов. Скольжу ладонью от груди к шее. Не получается избавиться от обиды, давящей на щитовидку.
— Что? — нервно выкрикивает Назар.
Истеричный визг звонящей женщины долетает до моих ушей. Закатываю глаза и выпрямляю спину. Пелена ностальгии слетает с глаз. Опять эта змея в самый неподходящий момент вклинивается между нами. Может на Горском давно жучок висит?
Не желая слушать, как муж пресмыкается перед матерью своего первенца, сбегаю в гардеробную комнату. Сердце колотится как сумасшедшее.
Прижимаюсь голыми лопатками к деревянной двери, закрываю глаза. Бюстгальтер давит на ребра. Наполнять легкие воздухом становится трудно. Неожиданное возвращение Назара взбаламутило и без того мутные терзания в моей душе.
— Так позови медсестру или врача, какого черта ты мне наяриваешь? — крик Горского заставляет отскочить от двери и попятиться. Не могу вспомнить, чтобы он когда-либо кричал так на кого-то.
— А я что сделаю за полторы тысячи километров от палаты? Аннет, прекрати истерить и займись наконец своими прямыми обязанностями — позаботься о сыне.
В этот раз в голосе мужа, помимо злости и раздражения, слышится усталость и безысходность.
— Два дня как-нибудь справишься без меня. Не помрешь.
Бросаю свитер на ближайшую полку, упираюсь в нее руками. Делаю глубокий вдох, абстрагируясь от телефонного разговора за стеной. Два дня. Всего два дня. Достаю из выдвижного ящика домашние штаны и футболку. Сердце никак не может нормализовать ритм. Ноет в груди.
Муж дома всего на два дня. Я должна радоваться? Да? Тогда почему я чувствую растерянность и смятение?
Он не приехал просто так. Не из-за того, что просто соскучился. Машинально тянусь к животу. Мне опять страшно. Если Назар знает о беременности, то почему тогда злится? Значит ли это, что он не рад?
Тревога новой волной бежит по телу. С трудом удается дрожащие руки просунуть в рукава большой футболки. Снимаю узкие леггинсы и капроновые колготки. Из спальни больше не долетает ни звука. Становится по-настоящему страшно от предстоящего разговора.
Скачу как цапля на одной ноге, пытаясь протиснуть щиколотку в узкий манжет штанины. Наклоняюсь вперед, чтобы подтянуть ее рукой. Дверь гардеробной резко открывается. Мои ягодицы, прикрытые лишь тонкой полоской черных стрингов, обдает холодным ветерком.
— Долго будешь прятаться? — откашлявшись, хриплым голосом спрашивает Назар.
— Я не прячусь, — пыхча над второй штаниной, бросаю я, — просто переодеваюсь.
Спрятав наконец оголенный зад за серыми спортивными штанами, я поворачиваюсь лицом к Горскому. Тот стоит, прижавшись плечом к дверному косяку, потирает руки. Его взгляд прикован к нижней части моего тела. Румянец предательски заливает щеки.
Это все очень странно. Мы странные.
Чтобы вновь не прогнуться под пытливым взглядом супруга, я хватаюсь за расческу и начинаю усердно вычесывать спутанные после прогулки волосы.
— Что ты хотела мне рассказать, до того, как зазвонил телефон?
— А? — непонимающе выгибаю бровь. — Уже и не помню.
— Каро.
— Что? – рычу, глядя на свое отражение.
— Хватит вести себя как малолетний ребенок. Я бросил все и примчался сюда.
— Всего на два дня, — вставляю негромко.
— Тем не менее, я тут перед тобой. Опять прибежал к тебе. Что происходит? Ты можешь нормально объяснить почему отказываешься от работы в Нью-Йорке? Это же уровень, к которому ты стремилась все время.
— Доктора запретили мне летать, — выстреливаю я, отбрасывая расческу. – Это их решение, не мое.
— Почему?
— Я…, — слова стопорятся в горле. Он не знает. Он ничего не знает. Назар делает шаг навстречу, но я инстинктивно пячусь назад. — Не важно.
— Я твой менеджер. Я должен знать все о тебе и твоем здоровье.
Опять Горский разговаривает со мной как с подчиненной. Слезы проступают на глазах. Улыбаюсь сквозь соленую влагу, которая топит грудную клетку.
— Думаешь после развода мы продолжим работать вместе?
— Кстати, по поводу этого, — Горский задумчиво потирает затылок.
— Ты передумал разводиться?
Очередная телефонная трель перебивает наш диалог. Проклинаем эту мелодию вместе с мужем. Он пулей вылетает из гардеробной.
— Отбой, Илья, — прижав к уху мобильный, тараторит Назар. — Каролина дома. Да, все в порядке.
Пока Горский разговаривает с братом, я крадусь на цыпочках к дверям. Мне нужно побыть одной. Я должна подумать обо всем. Я должна понять, почему сердце так сильно протестует, когда я пытаюсь сказать Назару о своей беременности.
Не смотрю под ноги, полностью сосредоточившись на широких плечах Назара. Не хочу, чтобы он меня остановил. Цепляюсь пальцами за лямку дорожной сумки мужа и, крутанувшись вокруг своей оси, падаю пятой точкой на пушистый ковер.
— Черт! — слетает с губ.
Назар оборачивается на шум. Обрывает брата на полуслове и бросает телефон на кровать. Подбегает ко мне. Его горячие пальцы касаются моего плеча, обхватывают лодыжку. Меня бьет электрическим током в этих местах.
