там на парковке. Только в те дни никаких поручений по моему гардеробу у нее не было.
– И что? – напряженно спрашиваю я. – Думаешь, это она устроила? Ну… ловушку с дротиками? И почему ты думаешь, что она не могла шить или чинить что-то свое?
– Катя одевается в определенных бутиках. Они оказывают услуги подгонки. Нет, не думаю, что к угрозе в твоей квартире Катя имеет отношение, в отличие от твоего дома. Тут сомнений быть не может.
Катя что не может заказать себе шторы? Это кажется притянутым за уши, но что-то в его словах есть. И опять я не могу уловить, что конкретно меня смущает.
– Только она? Это все?
– Нет, в тот же день туда приезжала твоя тетка.
– Да… Она тоже пользуется этим ателье, говорила, что оно лучшее… Но ты наверно и сам в курсе, раз твои рубашки возят через весь город, – усмехаюсь я. – Тетя Оля еще меня хотела навестить… Ты же не думаешь, что это она?
– Я не отбрасываю такую возможность, – веско произносит Саша.
– Но она же сама пострадала! – у меня распахиваются глаза от удивления. – Как ты себе это представляешь? Она, конечно, неприятный человек, но это не делает ее убийцей…
Начинаю я защищать тетю, но спотыкаюсь. Еще не известно, была ли она в курсе участи, которую мне уготовили приемные родители.
Марич лишь качает головой:
– Оставь это мне. Мы с Максом разберемся. Мне кажется странным это идиотское покушение на нее.
Да уж. Непрошибаемый. Хорошо хоть вообще рассказывает. Среди знакомых отца было много таких, что считали, что женщине вообще информация ни к чему.
Я прокручиваю в мыслях все, что рассказал Саша, и вот, когда мы уже выезжаем за ворота, у меня щелкает в голове.
Вот, что показалось мне странным в переписке с тетей!
Я лезу в телефон, чтобы убедиться, и … оказываюсь права.
Расширившимися глазами смотрю на фото, и у меня все леденеет внутри.
– Что там? – спрашивает Марич, который следит за дорогой, но все равно время от времени поглядывает на меня.
– Я не уверена, что это важно…
– Ты уже десять минут гипнотизируешь экран, – заметив, что я ёжусь, Саша убавляет напор холодного воздуха из кондиционера и приоткрывает окна.
Да к черту, нужно перестать себе врать. Конечно, важно!
– Вчера мы переписывались с тетей Олей. Она прислала мне фото поврежденной руки… – мне все еще стыдно за свою паранойю. Придираться к фото тети… Хотя у меня есть весомые причины быть недоверчивой.
– Ну, из тебя все приходится вытаскивать клещами, Насть.
– У нее вывих, на запястье повязка, а она держит этой рукой чайник без всякого напряга… Я только что увеличила, по шкале видно, что чайник полный. Это то, о чем я думаю? – впиваюсь я глазами в идеальный профиль Саши.
– Да, – ни секунды не сомневаясь, подтверждает он. – Это недостающее звено в цепи. Не зря мне не нравилось это идиотское покушение.
– Но зачем эта инсценировка? – я все равно чего-то не понимаю. Столько детективов прочитала, а когда в моей жизни закрутилось такое, я как детсадовец на уроке высшей математики.
– Во-первых, отвести от себя подозрения. Во-вторых, заставить тебя сомневаться. Могу поспорить, она обвиняла во всем меня.
– Но зачем? Почему тебя? Это ведь не похоже на правду?
– Чтобы ты свалила в свою квартиру, и она могла до тебя добраться. Наследство Суворовых ее манит. Между им и ею стоишь только ты, да вот незадача, она сразу попадает под подозрения. Вот и приходится крутиться, как уж на сковородке. Я знатно спутал ей карты. Тут уже, знаешь ли, не до продумывания многоходовок. Да, чтоб тебя!
Саша давит на клаксон, потому что перед нами тащится грузовая ГАЗель, не позволяя ее объехать. В итоге на въезде на кольцо, мы вынуждены пропускать всех.
– Настя, ты меня слышишь? – Марич вырывает меня из задумчивого разглядывания его рук, лежащих на руле.
– А? Да… Нет, прости. Не выспалась, – оправдываюсь я, и тут же вспыхиваю, вспомнив причину недосыпа. А еще неловко. Саша тоже почти не спал, но повез меня на это чертово кладбище из-за моей блажи.
– Я говорю – сбрось это Борзову. Кстати, где он? Не вижу его.
– Был сзади. Догонит. Дорога до кладбища одна, – я роюсь в сумочке, куда опять забросила телефон, чтобы перестать пялиться на фото с чайником, а мобила все время ускользает.
– Сильно спать хочешь? – вдруг спрашивает Саша как-то по-домашнему, и я заливаюсь краской.
– Ничего, после поминок досплю.
Телефон, наконец, вылавливается. Я пересылаю сообщение тети Борзову с кратким пояснением, и вопросом: «Вы где?». Удивительно, но я все еще робею перед ним.
Съехав по нужному съезду с кольца, мы опять вынуждены плестись. Впереди не слишком быстро идет фура. Наверно, груженая. Рядом элеватор, кажется. Но обогнать ее не выходит, насыпная дорога идет в гору, и всего две полосы ограничивают нашу маневренность. Выехать на встречку, чтобы влететь с разгона кому-то лоб в лоб, не тянет. Так что до ближайшей развилки так и будем глотать пыль и вонь.
– Что за херня? – Саша реплика привлекла моей внимание откровенным напряжением в голосе.
– Что такое?
– За нами тоже фура, и, урод набрал скорость.
– Разве он не должен соблюдать дистанцию? – растерялась я, вглядываясь в боковое зеркало в стремительно приближающуюся машину.
Сама я водить не умею. Да что там. Я на такси до сих пор, как на аттракционе, езжу.
– Должен, но что-то мне подсказывает… – Саша прекращает пояснения, пытаясь все же вырулить на встречку, потому что между нами и фурой сзади остается совсем немного, но вынужден резко вернуться на позицию, мимо нас в обратную сторону пролетает колонна грузовиков. – Твою мать!
У меня сердце обрывается.
– Ты что делаешь? – шепчу я.
Мне страшно. Страшно от того, что происходит. Страшно, потому что всегда спокойный и ко всему готовый Марич сейчас напряжен и зол. А это означает, что все совсем плохо.
– Этот ублюдок нас сейчас раздавит. Сложит гармошкой…
На меня накатывает тошнота. Я впадаю в ступор.
Марич матерится, но вырваться из западни между двух фур ему не удается.
А дальше… Я не понимаю, как это
