– командует Босс. – Я все объясню!
Поворачиваюсь, шиплю ему прямо в лицо:
– Мне плевать на тебя! И на невесту твою! Больше никогда, никогда не прикасайся ко мне!
Дверь в ванную, наконец, распахивается. Влетает Катька. В руках у нее — непонятно откуда взявшаяся, бейсбольная бита. За ней стоят еще несколько парней. Правда, не с таким уверенным выражением лица, как нее.
– А ну убрал от нее свои руки! – кричит Катька, замахиваясь.
Босс ослабляет хватку. Со всей силы отталкиваю его. Но лишь сама почти теряю равновесие, забыв про каблуки. Он подхватывает меня, не давая упасть, ставит на ноги.
– Спокойно, – говорит он Катьке. – Мы просто разговариваем.
– Нет не разговариваем! – кричу я, отбегаю и становлюсь рядом с подругой. – Нам не о чем разговаривать! Я разрываю наш договор! Я ошиблась в тебе, мы совершенно разные люди. Ты – из тех, кто считает, что им все позволено. Можно что угодно брать и портить своими грязными руками и бабками. Я никогда такого, как ты, не пойму, и, надеюсь, никогда такой не стану. Не хочу иметь с тобой ничего общего!
Босс замирает. В его глазах мелькает мимолетная растерянность. Он оглядывает еще раз всю нашу компанию. А затем выдает:
– Как хочешь, – отвечает сдержанно, а затем стремительно шагает к выходу так, что люди перед ним в страхе расступаются.
Смотрю ему вслед. Сердце в груди разрывается на части. По щекам текут раскаленные слезы. Он больше не вернется. Пугаюсь и едва подавляю желание побежать за ним.
Нет. Не стоит этого делать. Он не достоин того, чтобы бегать за ним! Просто обошелся со мной как с какой-то шлюхой!
Но я сама виновата, дура!
Сама виновата!
Окружающие смотрят на мою истерику растерянно. Включая Катю. Но я больше не могу боль, что разрывает меня изнутри. Отворачиваюсь, закрываю лицо руками.
– Так, ну чего встали, представление окончено. Расходимся, – слышу голос Катьки.
Она подходит сзади и обнимает за плечи:
– Я с тобой, не бойся. Пойдем скорее отсюда. И все мне расскажешь.
— Куда отец твой пропал? – мама как обычно суетится, теребит в руках кухонное полотенце. – Уже должен был вернуться! Суп остывает.
Беспокойно смотрит в окно.
Мама и раньше была, как наседка, с отцом. Он без нее даже трусы свои в доме, наверное, не отыщет. А после того, как про болезнь узнали, вообще носится, как с маленьким ребенком.
— А ты что расселась? На стол накрывай, давай! – увидела, что наблюдаю за ней. Сама нервничает и другим расслабиться не дает. – Хлеб порежь! Горчицу достань! Лук!
Вздыхаю, качаю головой, но делаю, как мать сказала. Не хочется лишний раз ей нервы трепать. Она из-за отца итак вся на стрессе.
Папа и, правда, сильно исхудал. Когда приехала, то опешила. Отец всегда был мужиком крепким, метр восемьдесят. Как говорит мама, в молодости вообще — богатырь.
С возрастом, конечно, атлетическую форму слегка растерял, обзавелся пузиком. Но все равно оставался крепким малым. Поэтому было очень неожиданно увидеть его таким… стройным.
К счастью, аппетит у него потихоньку возвращается. Все благодаря импортным препаратам.
Нарезаю ровными квадратиками бородинский хлеб. Не успеваю достать горчицу, слышу стук во входную дверь.
– Вернулся, наконец-то! – всплескивает руками мама и бежит встречать. – Где ты ходишь так долго? – слышу уже из прихожей.
— Да Серегу встретил. Тот говорит, в порт наш яхта морская зашла. Богача, видать, какого-то. Так пошли посмотреть, – бодро отвечает отец.
Мальчики вырастают, а игрушки все те же. Помню, как мы с соседскими детьми тоже летом бегали смотреть на теплоходы и заходящие катера.
– Ну, молодец! А мы тут тебя заждались совсем. Суп уже поди остыл! Эх ты – причитает мама, но в словах ее слышится забота. – Кушать будешь? – спрашивает, скорее, риторически.
– Буду! – отвечает отец, заходя в кухню. – О, мышонок! Вылезла из своей комнаты, наконец-то!
Папа с детства меня так называет. Он ерошит мои волосы, словно мне снова пять лет:
– Ты бы хоть из дома вышла. Погода, смотри, какая солнечная стоит. Сидит целыми днями за своим компуктером. Как вампир совсем стала, бледная, ужас.
Уже прошло почти три недели, как я вернулась в родной город. После той проклятой вечеринки собрала вещи, купила билеты и уехала. Подальше от места и людей, которые причинили столько боли. Да и родителям я сейчас нужнее тут рядом, а не на другом конце провода.
В универе взяла академ по причине папиной болезни. Пришлось еще приврать в деканате немножко. Но отпуск дали.
Мама, конечно, устроила скандал, как я приехала. Но после всего, что случилось, это показалось мне мелочью.
Нашла удаленную работу пока, оператором контакт-центра. Деньги небольшие. Зато дома работаю.
Садимся с родителями за стол. Каждый раз, когда папа хочет есть — для матери теперь праздник. Грустно, конечно. Но, порой мне кажется, что отец ест, только чтоб ее порадовать.
Наблюдаю, как мама наливает сверкающим половником суп по тарелкам. Помню их с детства, с цветочным узором и синей каемочкой, как у половины семей в СССР.
— Так и что? Что там за яхта-то? – спрашивает мама, ставя дымящуюся тарелку супа сначала перед отцом, а следующую — передо мной. – На речном вокзале, что ли?
— Ну! Короче, дай думаю схожу с Серегой поглядеть, – намазывает отец горчицу на хлеб. – А то, кто знает, сколько еще простоит. Когда еще такую живьем увидишь!
— Ну и? – мама садится за стол вместе с нами.
Все еще не могу привыкнуть, что мы снова, вот так обедаем все вместе. А мамина еда – это нечто! Только уехав из дома и побыв голодной студенткой, начинаешь по-настоящему понимать всю обалденность маминых котлет с пюрешкой.
— Ну что, стоит пришвартованная. Огромная! Метров двадцать, не меньше! — говорит папа с чувством, размахивает руками. — Вся надраенная, сияет. Аж смотреть больно. И видно сразу — скоростная.
Отец кусает хлеб с горчицей, втягивает носом воздух:
– Ох, хорошая! Ядреная! Сашк, подай соль.
Протягиваю отцу солонку. Сама вяло мешаю суп ложкой и безучастно слушаю разговор. Вспоминаю яхту Босса. Тот закат в бухте финского залива.
И тут же гоню мысли прочь.
