ничего не изменит, — говорит Винсент, его голубые глаза сверкают под палящим солнцем. Он кивает в сторону книги, которую я держу в руках. — Кстати, твоя книга перевернута.
Я быстро поворачиваю книгу в нужную сторону и вздыхаю.
Сегодня субботний день, и я сижу на террасе, притворяясь, что читаю книгу под названием "Устоять перед нарциссическим партнером", в то время как все, что я хочу сделать, это погуглить различные способы, которыми я могу убить Доминика, не убивая его на самом деле.
Винсент прав, с Домиником невозможно спорить.
Я закрываю книгу и кладу ее на гранитный журнальный столик перед собой.
— Он всегда такой? Неужели он никогда не слушает других людей?
Винсент наклоняется и берет горсть восхитительного печенья в форме рыбы, которое шеф-повар приготовил сегодня утром.
— Он Капо. Он родился и вырос, чтобы руководить, поэтому для него естественно быть дерзким и властным. Однако он прислушивается к Маркусу и Данте.
Я нахмурила брови.
— Поверь, я знакома с Маркусом, и он — последний человек, к которому я хотела бы обратиться за помощью. А кто такой Данте?
— Это парень, у которого с Домиником отношения любви-ненависти. Данте клянется, что они с Домиником — родственные души, а Доминик притворяется, что ненавидит его. Это сложно.
Его глаза встречаются с моими, и он продолжает, видя, что я не удовлетворена его ответом:
— Я предпочитаю не вмешиваться в дела мафии, но я могу дать тебе номер Данте, если хочешь.
Я отмахнулась от его предложения.
— Если Данте так сильно нравится Доминик, то он, вероятно, такой же, как и он. — Я откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. — Между Братвой и Коза Нострой назревает война. Разве ты не беспокоишься о своей семье?
Винсент улыбается. На нем белая кожаная куртка и брюки, на шее изнутри куртки ползет белый свитер с черепаховым вырезом.
— Я беспокоюсь. Моих братьев нелегко убить, но они — все, что у меня осталось после смерти наших родителей.
— Не возражаешь, если я спрошу, что с ними случилось?
— Они оба были убиты в своем особняке. Мы не знаем, кто это сделал, но Доминик подозревает Братву.
— О. — Чувство вины и печали сжимает мою грудь. — Я… я не знала, что вы так потеряли родителей.
В глазах Винсента на мгновение мелькает грусть, но она не проходит.
— Мы не говорим об этом. Я понятия не имею, что происходит между тобой и моим братом, но он никогда не простит себе, если с тобой и Лукасом что-то случится. Вот почему он просит тебя держаться подальше от мафиозных дел.
Я молчу. Я не знаю, что сказать. Я была настолько поглощена собой, что до сих пор не осознавала, что мало знаю о Доминике. Я не знаю, что сделало его таким, какой он есть, и что причинило ему боль.
Винсент смотрит на часы. Это белые часы Patek Phillipe, ограниченная серия.
— Мне пора бежать. Увидимся позже. — Он встает и направляется к своей машине.
Время летит быстро, когда я думаю о Доминике и о том, какую травму ему пришлось пережить, увидев тела своих родителей, убитых в их доме.
Должно быть, это причинило ему огромную боль.
Когда вечером он возвращается домой, я лежу на его кровати и болтаю с Мойрой по телефону, ожидая его. Я заканчиваю разговор и провожаю взглядом мужчину, который стал отцом моего ребенка.
— Привет. — Он кладет пистолет на тумбочку и расстегивает пуговицы на рубашке. — Ты не спишь.
— Честно говоря, не могла уснуть. — Я поднимаюсь с кровати и подхожу к нему, чтобы помочь раздеться. — У тебя был плохой день?
— Нет. — Он бросает рубашку на пол. — Сегодня все было на удивление спокойно. Где Лукас?
— Спит. Он не спал, ждал тебя до восьми.
Доминик потирает висок и стонет. Его глаза мрачны, и он выглядит измученным.
— Я должен проводить с ним больше времени, но меня почти не бывает дома. Мне очень жаль.
Я обхватываю его шею руками. Тепло его тела проникает в мое.
— Все в порядке. Ты сможешь проводить с ним больше времени, когда все это закончится.
Он улыбается, но улыбка не достигает его глаз.
— Конечно, смогу. — Он нежно целует меня в лоб. — Я приму душ и присоединюсь к тебе.
— Как насчет ужина?
— Я не голоден. Мне просто нужен горячий душ и хороший сон. — Он отстраняется и направляется в ванную. Я кладу его одежду в корзину для белья, затем возвращаюсь к кровати и забираюсь под одеяло.
Я уже погружаюсь в сон, когда Доминик входит в комнату из душа, наполняя воздух ароматом сандалового дерева. Он идет голым до шкафа, а когда возвращается, то остается в одних трусах.
Кровать прогибается, когда он забирается на нее и прижимается грудью к моей спине. Его тело прохладное после душа, но все же ему удается согреть меня, когда он обхватывает меня руками.
Я поворачиваюсь к нему лицом. Он не выглядит таким изможденным, как несколько минут назад, но темнота в его глазах не исчезла полностью.
— Могу я спросить тебя кое о чем?
Он слегка кивает.
— Валяй.
— Твои родители. Как они умерли?
Его дыхание сбивается, он разжимает руку и пытается отвернуться, прежде чем я хватаю его за плечо.
— Все в порядке, если ты не хочешь говорить об этом. Я не хочу быть назойливой.
Он на мгновение задерживает на мне взгляд, его голубые глаза пронзают мою душу.
— Их обоих застрелили в их доме, на их годовщину, — тихо говорит он. — Я видел много мертвецов в своей жизни, Елена, но их безжизненных тел не выходит у меня из головы. Такое ощущение, что меня прокляли, чтобы я никогда не забывал. Это как цена, которую я должен заплатить за свою жестокость, и движущею силу моей безжалостности.
В его глазах плещется боль, и я впервые вижу грустное выражение на лице Доминика. Его грусть — это все, что нужно, чтобы мое сердце сжалось в груди.
— Мне очень жаль, Доминик. Я не могу представить, как тебе было тяжело.
Мое сердце разорвалось на тысячу кусочков, когда умерла моя мать, но она умерла от рака. Она упорно боролась, и у нас было время подготовиться к ее последним минутам. И все равно мне больно, когда я думаю о ней. Мне хочется заверить Доминика, что я понимаю его чувства, но я представляю, что это совсем другая боль: знать, что его родители умерли не естественной смертью, и что у них отняли жизнь.
— Если тебе жаль, то ты должна защитить
