все хорошо, — сообщил ему Марат.
Тем не менее он зашел, проверил состояние аппаратуры, записал что-то в карту, задал мне несколько вопросов.
— Я помню, как из живота текла кровь.
— Ваше тело выгнуло сильнейшей судорогой и шов на коже лопнул. К счастью, на матке был только небольшой прокол, матка выдержала.
— Что это было?
— Паническая атака. Мы переоценили ваше состояние, вы были такой спокойной все это время... Наша ошибка. Атаку удалось купировать, судорогу мы сняли, вкололи вам сильное седативное, вы проспали почти сутки.
— А... Дети?
— Седативное повлиять на их развитие не должно, как и противосудорожное, они допустимы при использовании во время беременности, тем более это была разовая акция.
— Каково их состояние?
— Произошла небольшая отслойка плаценты в результате вмешательства. Плод донор испытывает сейчас большую нагрузку на сердце, но должен справиться. Плод реципиент почти вернул нормальные показатели. Вам показан полный постельный режим, нельзя вставать даже в туалет, вам установили катетер.
Я только сейчас поняла, что почти приподнялась ему навстречу, легла обратно и попыталась расслабиться. Операция прошла. Я почти испортила все, но сутки позади и мои дети живы. Я сказала мысленно — еще два дня и я разрешу себе верить, что все будет хорошо. Врач вышел и я закрыла глаза.
— Ты все это время был тут? — спросила я у Марата.
— Большей частью. На несколько часов меня выгнали, пришлось постараться, чтобы впустили обратно.
— За что?
— Я проник к тебе в реанимацию.
Я улыбнулась — поступок был глупый, но отчего то милый. Не открывая глаз протянула руку, Марат понял мое движение и обхватил мою тонкую руку своими широченными ладонями. Вот, так лучше. Один из детей, словно почувствовав близость отца, тихонько ударил меня изнутри. Я открыла глаза и скосила взгляд на монитор — все нормально. Их сердца бились чуть быстрее нормы, но теперь, когда паника улеглась я понимала, что это из-за перераспределения потоков крови. Они справятся.
— Вот рожу и снова стану нормальной, — сказала я вслух.
— Брось, — хмыкнул Марат. — Ты нормальная, просто очень переживаешь, это естественно.
— Хочу, чтобы и ты стал уже нормальным, прежним, немножко злым и саркастичным.
— Я тоже волнуюсь и переживаю.
— Ты то чего?
Марат вздохнул. Я посмотрела на него и подумала, что хочу детей с такими же бархатными глазами, как у него. Женщина, именно женщина, а не мать, за эти месяцы во мне казалось умерла, а сейчас вдруг — воскресла. И накатило, и захотелось всего, что в моем положении делать нельзя и даже думать грешно. Даже живот немного свело — не довести бы себя похотью до тонуса матки.
— Я за последние сутки многое переосмыслил. За тебя было страшно, ужас. Не понимаю, как люди сознательно заводят детей, это все так страшно. Ань, в общем... — Он полез в карман медицинского халата, в котором был и достал.... Красивую матовую коробочку черного цвета. Открыл. В ней кольцо. — Ань, выходи за меня замуж. Я мерки снял, пока ты спала, на всякий случай взял немного побольше, ты похудела.
Я любила его. С первого взгляда, как дурочка. Хотя, почему как? Я так хотела родить наших детей. Всем естеством я хотела быть рядом с ним, просыпаться каждое утро вместе, засыпать слыша его дыхание, но...
— А дети?
Этот красивый упрямец по прежнему считал, что дети не его. Он же бесплоден, а вокруг меня Андрей так активно вился.
— Ты любишь этих детей. А я... Я тебя люблю. Значит полюблю и их. Все равно у меня своих детей не будет.
Я чуть зубами не скрипнула от злости, до того взбесил, даже прежняя Аня голос подала.
— Иди в жопу, Язгулов, — с чувством сказала я.
Сейчас бы уйти громко, с удовольствием, хлопнув дверью и средний палец еще показать. Но — нельзя. Даже на другой бок не повернуться — страшно, что датчик какой нибудь собью. Пришлось гордо остаться лежать на месте. Не выдержала все же, посмотрела на него. Какой же он большой, мой Марат. Большой и сильный. Невероятно богатый человек. Уверенный в себе. А сейчас сидит с этой коробочкой и смотрит на меня темными глазами так растерянно. Скосила взгляд на кольцо — светлый, без рыжины металл, прямоугольный прозрачный камень. Классика.
— Я подумаю, — ворчливо сказала я. — Оставь на тумбочке. И уходи, я устала.
Когда дверь за ним закрылась я взяла кольцо и померила — и правда, чуть велико. Я сняла его и сжала в кулаке. Я подумаю.
Решение я принял не в день операции, а на следующий. Меня выпроводили из палаты, объяснив тем, что со спящей под седативными препаратами Аней будут проводить процедуры. Я спустился вниз. В машине торчать мне вчера настопиздило, когда меня из клиники выставили, я сел внизу в одно из кресел фойе. Сел, принялся вновь сражаться в ту же самую нелепую игрушку, что так бесила.
Прощалась пара. Она — в красивом халате, тоненькая и беременная. Он — чуть не вдвое ее выше, взволнованный и влюблённый. Девушка вышла его проводить, а теперь все никак не хотела отпускать. Он сел на кресло чуть в стороне от моего, усадил ее на колени. Как влюблённые голубки, она прислонилась к его груди, он бережно ее обнял — любо дорого посмотреть.
Возможно присутствие Ани в моей жизни сделало меня таким лиричным. Может, ее беременность и атмосфера клиники, но я даже попытался прикинуть, сколько недель беременности у девушки могло бы быть. Раньше я в принципе не знал, что беременность длится сорок недель, ведь в простонародье все говорят девять месяцев. А теперь в теме я продвинут.
Прикинул и решил — недель двадцать пять. И да, я точно расклеился и потек, потому что они были такими... Нежными. Так хотелось, чтобы у них все было хорошо. Ведь если девушка находится в этих стенах, значит беременность дается ей непросто. А я уже насмотрелся на Аню и проникся ко всем беременным глубочайшим почтением, поняв, что это непростой и опасный труд. А еще они такие влюблённые, несмотря на трудности, такие счастливые.
И еще я понял, что завидую им. Мы с Аней проходим тоже самое, но так далеки друг от друга, словно в разных галактиках находимся. Я хотел через это перешагнуть. Я
