А потом она уедет, найдет работу и в один прекрасный день, если повезет, поступит в колледж. Мэрибет была рада все силы положить ради своего образования, понимая, однако, что ее семья этого никогда не одобрит.
Потом Лиз дала ей несколько дополнительных заданий и пообещала справиться в школе, могут ли они принять у нее экзамены, и как можно скорее сообщить об этом Мэрибет.
Они еще немного поболтали — в основном о Томми и его планах на будущее. Лиз явно беспокоилась о том, что он может на ней жениться, особенно если Мэрибет все-таки не откажется от ребенка; однако говорить об этом она не стала.
Томми по результатам учебы мог выбирать между несколькими колледжами; перед ним открывалась масса возможностей, и Лиз хотела, чтобы Мэрибет это знала. Девочка прекрасно поняла, что тревожит маму ее друга. Глядя ей прямо в глаза, Мэрибет тихо проговорила:
— Я не собираюсь выходить за него замуж, миссис Уиттейкер. По крайней мере сейчас.
Я не буду ломать ему жизнь. Томми очень хорошо ко мне относится. Он единственный человек, который стал мне настоящим другом после того, как со мной случилось несчастье.
Но мы оба слишком молоды, и брак только все разрушит…
Я не уверена, что он понимает это, — печально добавила она, — но я-то понимаю. Мы еще не готовы к тому, чтобы растить ребенка.
И самое главное, что я не готова. Детям нужно отдавать все, что есть, быть с ними все время… быть для них тем, чем я еще быть не могу…
В общем, мне еще надо дорасти до этого, — закончила она со слезами на глазах, и сердце Лиз забилось сильнее. Эта девочка сама была еще почти ребенком, носившим во чреве другого ребенка.
— Ты кажешься мне очень взрослой, Мэрибет. Конечно, недостаточно взрослой для того, чтобы быть матерью… но у тебя есть чем поделиться с другими людьми. Ты поступаешь правильно — и по отношению к себе, и по отношению к ребенку. Я просто не хочу, чтобы Томми пострадал или сделал какую-нибудь глупость.
— Он не сделает, — ответила Мэрибет, вытирая слезы. — Я ему не позволю. Конечно, иногда мне и самой хочется оставить ребенка себе. Но дальше-то что? Что я буду делать через месяц, через год… или если я не смогу найти работу и мне никто не поможет? И Томми не удастся окончить школу, если у него на шее будет висеть жена с ребенком. Мы не можем себе этого позволить.
Я знаю, что я не должна так говорить о собственном сыне или дочери, но я хочу, чтобы и у него — или у нее — была достойная жизнь.
Ребенок имеет право получить больше, чем могу дать ему я, — родителей, которые души в нем не будут чаять и не будут бояться ответственности так, как боюсь я. Я очень хочу растить его, но я знаю, что я просто не могу… и это меня пугает.
Эти мысли разрывали ей сердце — особенно сейчас, когда ее дитя уже жило внутри ее своей жизнью, постоянно напоминая о себе нетерпеливыми движениями. Не замечать или отрицать его существование было невозможно.
Но Мэрибет считала, что лучшим проявлением ее любви к ребенку будет дать ему жизнь и устроить к хорошим людям, которые посвятят себя малышу. А ей надо уехать куда-нибудь и взяться за воплощение в жизнь своей мечты.
— Доктор Маклин тебе что-нибудь говорил? — спросила Лиз. — По поводу возможных приемных родителей?
Лиз вдруг обуяло любопытство. Она знала несколько бездетных пар, которые были бы счастливы завести ребенка.
— Пока он еще ничего конкретного мне не сказал, — озабоченно откликнулась Мэрибет. — Я надеюсь, что он верит в серьезность моего намерения отказаться от ребенка. Правда, может быть, он думает, что Томми и я…
Она замялась, не в силах подыскать нужные слова, заставив Лиз расхохотаться.
— Будь уверена, он именно так и думает.
Он, признаться, поставил меня в тупик своими словами о том, какой замечательный у меня сын. По-моему, он решил, что это его ребенок. Я тоже подумала об этом, когда узнала о твоем существовании, и, честно говоря, до смерти испугалась… но на самом деле бывают вещи пострашнее. Томми действительно очень достойно повел себя в этой ситуации, особенно если учесть, что это не его ребенок.
— У вас потрясающий сын, — призналась Мэрибет, чувствуя, что эта женщина стала ей ближе родной матери. Она была такая добрая, внимательная, умная, и Мэрибет показалось, что Лиз начинает постепенно отходить после кошмарного года, прожитого без малышки Энни. Мэрибет сама пережила времена страшной печали и знала, что это такое.
— Что ты собираешься делать в ближайшие два месяца? — спросила Лиз, наливая Мэрибет стакан молока и придвигая к ней тарелку с печеньем.
— Работать, что же еще. И заниматься.
И ждать ребенка. Он должен родиться к Рождеству.
— Это очень скоро, — заметила Лиз, тепло посмотрев на свою юную собеседницу. — Если тебе нужна какая-то помощь, не стесняйся, скажи мне.
Лиз хотелось помочь им обоим — и Мэрибет, и Томми, и перед тем, как гостья ушла, она снова напомнила ей о том, что обязательно поговорит о ней в школе.
Мэрибет была в полном восторге и этим же вечером, отправившись в кино с Томми, подробно пересказала ему весь свой разговор с его матерью.
Они смотрели фильм «Дьявол Бвана», надев специальные очки, чтобы изображение казалось объемным. Это первое посещение стереоскопического кинотеатра понравилось им обоим.
А после фильма Мэрибет снова заговорила о том уважении, которое она испытывала к матери Томми.
Лиз, в свою очередь, все более симпатизировала подруге своего сына. На этой неделе она снова пригласила ее обедать. Томми откликнулся на эту новость весьма своеобразно: сильно покраснев, он не без удовольствия сказал, что чувствует себя почти женатым. Он много думал об этом, особенно сейчас, когда до появления ребенка остались считанные недели.
— По-моему, в этом нет ничего страшного, как ты считаешь? — обронил он с деланным безразличием на пути домой. — Я имею в виду в том, чтобы пожениться.
Томми напустил на себя очень важный вид, отчего он казался совсем юным и забавным. Но Мэрибет уже пообещала его матери и самой себе, что она этого не допустит.
— До тех пор, пока я тебе не надоем — через год или два, или когда я стану совсем старухой, например, в двадцать три года, — усмехнулась она. — Ты только подумай, это будет всего через семь лет. С моими темпами у нас к тому времени будет восемь детей.
Она всегда любила подшутить над собой и над ним, но он-то на этот раз не шутил, и она знала это.
— Я серьезно, Мэрибет.
— И я серьезно. В том-то и дело. Мы оба слишком молоды, чтобы создавать семью, и тебе это прекрасно известно.
Но Томми решил не оставлять эту тему. Он не позволит ей так просто исчезнуть из его жизни.
До родов Мэрибет оставалось еще два месяца, и в течение этого времени Томми собирался, выбрав подходящий момент, сделать ей официальное предложение.
