— Хорошо. Дальше... рассказывайте.
— Я никогда не думаю о своих изъянах и никому не советую. Твои недостатки люди не замечают, пока ты сам не обратишь на них всеобщее внимание. Да и сама, чем меньше о них думаешь, тем лучше себя чувствуешь. Но я считаю, их следует превращать в достоинства.
— Например?
— У тебя длинные руки. Не заняться ли профессионально греблей?
Лиза расхохоталась.
— Лучше стать банкиром.
— Почему бы нет?
— Понятно. Но, знаете, я все же никак не могу взять в толк, — Лиза покрутила головой, челка упала на лоб, — почему Никаноровы решили все оставить мне?
— Подумали, что ты сообразительная, догадаешься, что делать с их домом и мастерской?
— Что при моем образовании у меня получатся хорошие оградки для могил и наборы для каминов? — Лиза поморщилась.
— Могу подбросить заказы, — усмехнулась Ксения Петровна. — Но если серьезно, Никаноров, я думаю, делал не только их. Я знаю точно, что Ивану заказывали и ножи, и...
— Гм, — неопределенно произнесла Лиза. — Мне показалось, его работники примеряли на себя эту мастерскую. Помните их на похоронах? Их обещания продолжить дело?
— Нет сомнений. На их месте я тоже прикинула бы, как она на мне сидит. — Ксения Петровна усмехнулась.
— А значит, я должна подготовиться...
— К не самому торжественному приему. Женщины-молотобойцы уже в прошлом, Лиза. Было время, когда они являлись «женщиной моей мечты». — Она засмеялась. — Да ты и не тянешь на молотобойца.
— А на их хозяина? Точнее, хозяйку? — Лиза расправила плечи.
— Тоже нет, — крестная вздохнула, — сейчас на женщину смотрят совершенно определенно...
— Как на кухарку, — бросила Лиза, чувствуя, как изнутри поднялся жар. «Надо же, до сих пор не улеглось это противное чувство», — подумала она.
— Не только. Идеальная женщина для нынешнего мужчины, — говорила Ксения Петровна, — это продолжение его тени. Она должна жить подле него, ради него, исполнять все желания и радоваться его вниманию. Это единственно возможный для нее способ самореализации.
Лиза скривилась:
— Это я уже проходила.
— Нет, ты сбежала раньше, — улыбнулась Ксения Петровна.
— Но я стирала, убирала, варила...
— ...кормила, покупала одежду и еду, удовлетворяла мужа в постели, служила предметом гордости перед друзьями и коллегами...
— ...всегда помнила, где он оставил свой журнал, взял ли с собой ключи, документы, деньги. Ухаживала за ним, когда он болел...
— Но ты не выполнила основное назначение женщины в социуме, а это — рождение детей. Если у женщины нет ребенка, не важно почему, она ничего не стоит в глазах мужчины. Второй сорт, — Ксения Петровна иронически скривилась. — Никакие успехи ни в чем не прибавят ей цены ни на грош.
Лиза усмехнулась.
— Вряд ли мои кузнецы способны выковать у себя в голове такие мысли, — заметила она.
Ксения Петровна пожала плечами:
— Да нет, конечно. Им такого не придумать. За них потрудились другие мыслители, но именно их чувства и представления послужили основой для кратчайшего резюме: баба.
— Вы просто заткнули бы за пояс составителей толковых словарей, — фыркнула Лиза. — Я так и вижу: «Женщина». А дальше — «Она же баба». Далее по тексту, который вы только что произнесли.
— Но, Лиза, это правда. Между прочим, твоя умная мать догадалась обо всем сама.
— Моя мать?
— Да, — произнесла Ксения Петровна. — У тебя была очень умная мать.
— Что же было в ней такого умного? — спросила Лиза.
— Она уловила то, что я тебе сказала. Точнее, все, что мы с тобой сказали друг другу только что. Она хотела ребенка, потому что подсознательно ощущала, как мужчины смотрят на женщину без детей. Любой из них, давая себе в том отчет или нет, спрашивает любую женщину мысленно: ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Вот и все. А остальное — виньетки. Обрати внимание, что в рекламе повторяется чаще всего? Все эти дезодоранты, помады, лаки для волос, которые обещают сделать женщину ароматной, желанной, счастливой, благополучной? Какая у них форма? Что она тебе напоминает, а?
— Одно и то же, — усмехнулась Лиза. — Мужские прелести.
— Значит, все женское счастье зависит от того, насколько она нужна мужчине, а секс становится смыслом жизни. Понимаешь?
Лиза молчала. Она смотрела на Ксению Петровну, которая от водки расслабилась, говорила таким тихим голосом, как говорят люди, хорошо обдумавшие все, что произносят.
— Как будто секс — высшая награда, на которую женщина может рассчитывать на земле, а фаллос — инструмент, которым мужчина осчастливит ее. Знаешь, выхожу я как-то из метро, хорошо одетая, причесанная, но печальная. И вдруг слышу: «Хочешь, я тебя трахну?» Поднимаю глаза и вижу какого-то непромытого, непробритого, непроглаженного мужичонку. Даже тако-ой, — Ксения Петровна покачала головой, словно до сих пор не избавилась от удивления, — решил, что он может меня осчастливить, прогнать мою печаль. Потому что у него есть то, чего нет у меня!
— Вы ему, конечно, все объяснили? — спросила Лиза со смехом.
— Нет. Я сказала ему: «Спасибо, ты мне уже помог». Это была чистая правда. Потому что внезапно до меня дошло, почему он так сказал. И он ведь не собирался меня обидеть. — Лиза засмеялась. — Твоя матушка, Ирина, очень хотела ребенка и была права.
— Но мама жаждала стать вулканологом... Она им стала, а я столько времени провела дома одна... Конечно, она могла бы не работать, папа предлагал ей...
— Я о том и говорю, что твоя мать была мудрая. Она вовремя поняла еще одно: невозможно реализовать себя, полностью подчинившись мужчине.
— Как я, да? — спросила Лиза и печально улыбнулась.
— Теперь ты этим займешься, — насмешливо бросила Ксения Петровна. — Как говорил мой первый муж, все будет так, как должно быть, даже если будет не так. И с этими словами удалился. А я занялась делом. Валентиновка с ее кузницей — сигнал тебе...
— Да, я понимаю. Но все-таки не могу поверить...
— Считай, что Никаноровы тебя просто полюбили, — сказала Ксения Петровна и решительно выпрямилась.
— Вот так взяли и полюбили? — Лиза насмешливо смотрела на Ксению Петровну. — Не верю.
— Не веришь, что тебя можно полюбить? — поддразнивала ее крестная.
— Оставить мне дом в Валентиновке, мастерскую, деньги? Все, что у них было, только из симпатии к незнакомому человеку?
— Но, заметь, они поставили свои условия.
— Но они для меня не обременительны, — Лиза покачала головой.
— Ты не можешь ничего продать в ближайшие три года. Ты не изменишь профиль мастерской, а только вправе расширить его. Я бы сказала, они сделали подарок не только тебе, но и себе... Сама знаешь, у них никого не было. Это крест, который ты...
