Шейн засмеялась:
— Обещаю, что приду завтра. У меня есть сумасшедший подарок для Бенджи. Вы, наверное, не будете со мной после этого разговаривать.
— Послушай. — Донна крепко взяла Шейн за плечи. — Пэт мне доложила, что ты ходишь как в воду опущенная. Да я и сама все вижу, — продолжала она, заметив недовольный взгляд Шейн, обращенный на доносчицу. — Вид у тебя измученный и несчастный.
— Я не измученная, — возразила Шейн.
— Просто несчастная?
— Я этого не говорила.
— Слушай, я не знаю, что случилось у вас с Вэнсом…
— Донна…
— Нет, я же не спрашиваю. Но я не могу оставаться в стороне, когда моя лучшая подруга в таком горе.
Шейн порывисто обняла Донну.
— Спасибо тебе, но я испорчу вам праздник.
— Ничего, — самоотверженно ответила Донна.
Шейн засмеялась и снова обняла ее.
— Пожалуйста, забирай Пэт и поезжайте домой.
— Слышу глас мученицы.
— Я не… — возмутилась было Шейн, но, увидев блестящие глаза Донны, осеклась. — Это не поможет.
— Ладно, — сказала Донна, усаживаясь в кресло-качалку. — Тогда я всю ночь просижу здесь. Пусть бедняжка Дейв празднует Рождество без меня и мой малыш подумает, что его мамочку съели волки… Пэт, беги скажи Дейву, что я не приду. Вытри слезы малышу Бенджи.
Пэт громко фыркнула от смеха, а Шейн закатила глаза.
— Донна, меня сейчас стошнит. Поезжайте домой. Я закрываю магазин.
— Хорошо! Хватай куртку и поехали.
— Донна… — Шейн умолкла, потому что дверь магазина открылась.
Видя, как она побледнела, Донна обернулась и увидела входящего Вэнса.
— Ну, мы побежали, — всполошилась она, вскакивая с качалки. — Пошли, Пэт. Дейв там уже, наверное, рехнулся один с Бенджи. Веселого Рождества.
Она чмокнула Шейн в щеку и схватила пальто.
— Донна, стой…
— Нет-нет, мы не можем остаться, — не моргнув глазом заявила Донна. — У тебя же миллион дел. Привет, Вэнс, приятно вас видеть. Идем, Пэт. — И подруги выскочили за дверь прежде, чем Шейн успела сказать хоть слово.
Вэнс удивленно поднял брови, но промолчал. Гнев, приведший его сюда, растаял.
— Шейн, — пробормотал он.
— Я… я закрываюсь.
— Отлично. — Вэнс повернулся и щелкнул дверным замком. — Нам никто не помешает.
— Я занята. Мне нужно… — Шейн отчаянно соображала, пытаясь придумать что-нибудь важное. — Пожалуйста, уходи.
Вэнс покачал головой:
— Я пробовал. Ничего не выходит.
Он снял пальто и бросил его на кресло, где недавно сидела Донна. Шейн пристально разглядывала его, ошеломленная переменой в его внешности: на нем был отлично сшитый костюм и шелковый галстук. А ведь и точно — она его совсем не знала. Но все равно любила, черт побери. Отвернувшись, она начала переставлять хрустальную посуду.
— Извини, Вэнс, я до ухода должна закончить кое-какие дела. А потом я пойду к Донне.
— Но она тебя, кажется, не ждет, — заметил он.
— Вэнс, я же сказала, что занята.
— Ты сказала, что любишь меня.
Шейн резко обернулась, побелев от гнева.
— Как ты можешь упрекать меня в этом?
— Это была ложь? — требовательно спросил он.
Шейн открыла было рот, намереваясь ответить, но передумала.
— Я любила человека, которого нет, — немного помолчав, она сказала, глядя на Вэнса в упор.
Он поморщился, но не отступил.
— В яблочко, дорогая. Ты прямо меня удивляешь.
— Это оттого, что я не такая дура, как ты думал?
— Не надо, — подавив гнев, ответил Вэнс.
Почувствовав в его голосе боль, Шейн отвернулась.
— Извини. Я не хочу с тобой ругаться. Для нас обоих будет лучше, если ты уйдешь.
— Черта с два. Думаю, тебе так же плохо, как и мне. Ты можешь спать, Шейн? Я не могу.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.
Он глубоко вздохнул, сжал кулаки. Он готовился сражаться, запугивать, наконец, умолять… Но теперь, кажется, ничего не оставалось, как погрузиться в путаные объяснения.
— Хорошо, я уйду, но только если ты выслушаешь меня.
— Вэнс, — устало вздохнула Шейн, — что это изменит?
В любом случае терять было нечего, и Вэнс сказал, стараясь говорить твердым голосом:
— А если так, то ты вполне можешь выслушать меня…
— Ладно. — Шейн обернулась. — Я слушаю.
Он еще помолчал, потом принялся шагать по комнате, словно некий внутренний двигатель не позволял ему оставаться на месте.
— Я приехал сюда, потому что хотел забыться или даже спрятаться. Теперь я уже не уверен. Я стал руководить компанией еще очень молодым. Мне это было не по душе. Я плотник, Шейн, это правда. Но я вынужден был стать президентом «Ривертон». Сейчас не важно, почему так случилось, но мое положение, должность не изменили моей натуры.
Он остановился и посмотрел на нее. Она ничего не сказала, и он снова стал мерить шагами комнату.
— Я был женат на женщине того типа, который тебе хорошо знаком. Она была обворожительная и бездушная, как кусок пластмассы.
Шейн сдвинула брови, вспомнив о матери.
— К сожалению, я не сразу догадался, что моя жена не тот человек, за которого себя выдает.
Вэнс не видел, как лицо Шейн исказилось от боли. Но теперь ей стало больно за него.
— Так или иначе, наш брак вскоре рухнул. Из-за некоторых сложностей я не мог быстро с ней развестись. Так мы и прожили несколько лет во взаимной ненависти. Я с головой ушел в работу, а она проводила время с любовниками. Моим единственным желанием было избавиться от нее. Потом, когда она умерла, я жил с чувством вины, что много раз до того желал ей смерти.
— Вэнс… — пробормотала Шейн.
— Прошло больше двух лет, — продолжал он. — Я возненавидел жизнь. Дошел до того, что перестал себя узнавать. Поэтому я купил здесь дом. Я надеялся на некоторое время забыть обо всем, что со мной случилось, чтобы вернуть себя прежнего. Но с собой я привез горечь и озлобление. Так что, когда я встретил тебя и мысли о тебе начали преследовать меня, я злился еще больше. Я выискивал в тебе недостатки. Боялся поверить в твою щедрость. Потому что знал, что не смогу перед тобой устоять! — Вэнс остановился и в упор взглянул в глаза Шейн. — Я запрещал себе думать о тебе, хотеть тебя, но это было выше моих сил. Наверное, я влюбился в тебя с первой секунды.
Вэнс вздохнул и посмотрел на мерцающие огоньки елки.
— Я мог бы… я должен был рассказать тебе все, но в первое время мне нужно было, чтобы ты любила меня, ничего не зная. Чертов эгоист.
Шейн вспомнила тайну, что крылась в его глазах, и как говорила себе, что со временем узнает все его секреты, когда он сам захочет их раскрыть. Но обида не отпускала.
— Ты думаешь, для меня это имело значение?
