У меня дух занялся от этой чудовищной галиматьи.
— Нет, ты только представь себе, Джо!
— Я пытаюсь себе представить, что должно произойти, по его мнению, когда истекут три года и ты нагрянешь в Америку к счастливой чете.
— Так далеко в будущее он, я думаю, не заглядывает.
— Знает, подлец, где остановиться! — Я покосился на Стива, Стив — на меня. Наши взгляды встретились, и мы разом покатились со смеху. Все головы в буфете точно по команде повернулись к нам.
Я посмотрел на часы и понял, что это мой поезд подходит сейчас к платформе.
— Счастливо, Стив! — сказал я. — Выпей еще, тебе полезно!
Я бросил на стойку мелочь, сколько надо на бутылку пива, и оставил его наслаждаться в одиночестве.
Роберту я исправно доложил о новых фокусах Тома, и он заметно встревожился. Я ясно видел, что он сомневается, чтобы Том поехал в Америку на свой страх и риск — по-моему, он уже не очень верил, что Том вообще когда-нибудь уедет в Америку. Мы решили, что отныне займемся собственными делами. У меня виза была на руках; Роберт пока что подал прошение о визе. Вынырнув на несколько часов из обстановки, где мы варились в собственном соку, я получил возможность трезво взглянуть на положение вещей со стороны и ощутить неумолимый ток событий. Стоял июнь месяц.
Мы пообедали в колледже и к тому времени, как вернулись к Роберту, немного отошли. Поговорили о наших книгах — Роберт не проявил должной чуткости, от души посмеявшись над письмом мисс Иксигрек. К вечеру я разоткровенничался и посвятил его в подробности своих сердечных переживаний.
— Лет через десять я горько пожалею, что не женился на ней, — сказал я мрачно.
Роберт не отозвался.
Меня разбирала усталость, и я пустился в унылые разглагольствования о природе совести, суть коих сводилась к тому, что если ты поступил так, как тебе хочется, то обнаруживать задним числом угрызения совести — ханжество.
Я заметил, что Роберт поглядывает на часы. Было начало двенадцатого.
Зазвонил телефон.
Робер пошел ответить. Я взял со стола какую-то книжку. Звонила междугородная. И вызывали меня. Я испугался. Я взял трубку у Роберта из рук, уверенный, что услышу сейчас о каком-то несчастье.
И услышал вдалеке голос Миртл.
— Это ты, Джо?
— Да.
— Это я, Миртл.
— Да-да?
— Зайчик, я завела себе собаку!
— Чего-о?
— Собаку, зайчик. Завела собаку! — Ее голосок звенел от возбуждения. То ли хандра у нее рассеялась, то ли она была под хмельком. — Правда, замечательно?
— Ага. — В первую минуту я подумал, что ослышался — не может быть, чтобы она говорила о собаке. Теперь я просто перестал понимать, что происходит.
— Я говорю: правда, замечательно?
— А я говорю: ага.
В голос Миртл закралась укоризна.
— Что-то я у тебя не слышу особого восторга!
Это было немножко чересчур. Иначе не скажешь.
— Извини, — выдавил я.
Если бы настроение, падая, издавало звуки, я услышал бы на другом конце провода увесистое «шлеп!».
— Я рад, — сказал я, стараясь вложить в эти слова весь восторг, на какой был способен, то есть, честно говоря, всего ничего.
— Это рыжий сеттер!
— Прекрасно.
— По кличке Брайен.
— Брайен. Брай-ен!
— Господи, помилуй нас, грешных!
— Что? Не слышу тебя.
— Я говорю: как поживаешь?
— Хорошо! Все чудесно. Сегодня водила Брайена гулять в парк. Так было весело!
Я не знал, что и сказать. Просто слушал этот голос, этот безоблачно счастливый голосок.
— Обязательно приходи посмотреть… — Она запнулась. — Ты когда приезжаешь?
Я насторожился.
— Завтра вечером, а что?
— Придешь к нам с Брайеном в гости?
— Если ты действительно хочешь… — Теперь у меня упало настроение.
— Так я тебя жду завтра вечером. До свидания, зайчик.
— До свидания.
Я оглянулся на Роберта — он стоял у камина и слышал весь разговор.
Роберт молчал. Я тоже. Наконец я спросил:
— Может быть, мы все с ума посходили?
Я спросил это совершенно серьезно.
Глава 1
А ПОКА СУД ДА ДЕЛО…
Я сидел в открытых дверях своей дачки и слушал, как в листве шелестит дождик. Кусты и деревья стояли в полной летней красе. Боярышник отцвел до конца, и на нем уже завязались зеленые ягодки — кисти пока не поникли под их тяжестью, и они задорно торчали вверх; ясень выпустил хохолки семян, украшенных хорошенькими крылышками. Июнь подходил к концу. Первый срок, назначенный Томом для отъезда, давно миновал; близился день, когда минует и второй. Прямо напротив меня, не обращая внимания на дождь, с дерева, словно самолеты-истребители, пикировали овсянки; по полю с важным видом расхаживали сороки. Стояло субботнее утро, и я дожидался Миртл.
Да, как это ни дико вам покажется, но сегодня ко мне собиралась явиться Миртл — и явиться, сколько я мог судить, в лучезарном настроении. С того самого дня, как у Миртл завелась собака, все ее поведение говорило лишь об одном: что живется ей замечательно. Том, с высоты своего всеведения, напыщенно витийствовал о приливах и отливах; я сомневался, что дело в этом. Что-то шальное пробивалось сквозь эту веселость; она попахивала истерикой. Это радостное возбуждение представлялось мне непрочным: оборвется в одну секунду, так же внезапно, как наступило, и Миртл еще глубже погрязнет в отчаянии. Том считал, что я преувеличиваю.
— Ты слишком много берешь на свою ответственность, — говорил он. — Все-то тебя касается.
Поразмыслив, я пришел к заключению, что, пожалуй, он прав. Я понаблюдал за Миртл, и у меня немного отлегло от души. Встречи наши проходили легко, беззаботно и, по-видимому, ни к чему не обязывали. Конечно, я спрашивал себя, ведает ли Миртл, что творит. Никто не посмеет сказать, что я не задавался этим вопросом — равно как и другими — тысячу раз. Впрочем, вам, может быть, интересней узнать ответ? Должен признаться, что отвечал я себе на сухом, деловом языке, хоть и считаю его не самым привлекательным способом выражения мыслей. Миртл продолжала наши отношения, руководствуясь принципом; «День прошел — и ладно». Вероятно, накануне банкротства человек все равно продолжает ходить к себе в контору, звонить но телефону и вкушает радости творчества, составляя деловые письма. Так и Миртл, накануне банкротства любви.
При отношениях по принципу «день прошел — и ладно» общаться с Миртл было сплошное удовольствие.
Найдя способ примириться со своей совестью, мне было уже нетрудно примириться снова с собою в целом. В конце концов, Миртл сама так решила. «Помни! — твердил я себе. — Это она так решила!» Меня очень поддерживала эта мысль — что Миртл сама так решила.
