О старении, вот о чем. Она становится старше и мудрее, она начинает понимать цену истинным друзьям — в противовес случайным знакомым, которые норовят больше взять, чем отдать. Немногим прекрасным людям, вроде Бэрди, Данкерса, Эрнста и тому подобных «сторонников Олли из старой фирмы». Легран, конечно, к ним не относится. Винни всегда была эгоисткой, которой ничего не стоило нанести удар в спину. И в Мидхэрсте у нее уже немало друзей — Аннабел, Эйдриан и Пэтси Фербенкс, миссис Даннимотт с семьей, доктор Гаррет и Энди Графтер — настоящих друзей!
Жизнь на самом деле не такая уж плохая штука, не правда ли? — спросила она себя, сидя на заднем сиденье «даймлера». Ты все это имеешь, Оливия Пенелопа Котсволд-Маккензи, так не будь же неблагодарной!
При мысли о Стюарте ей еще больше взгрустнулось. Без него она ощущала зияющую пустоту в жизни. Ее тоска не имела ничего общего с сексом, с чувственностью и похотью, Оливию переполняло душевное тепло, любовь и нежность. Она отнесла эти чувства на счет материнского инстинкта, внезапно пробудившегося в ее теле. Очень разумно и столь же огорчительно!
Поездку во Франкфурт пришлось отменить из-за утренней тошноты и отсутствия мужа. Раньше она никогда не пропускала Франкфуртскую книжную ярмарку, где они с Винни гуляли ночи напролет целую неделю! И даже при этом ухитрялись продать кучу книг — в основном, Винни, не она.
Ладно, забудь Винни! Все, что сейчас тебе нужно от жизни и от брака, — это полная поддержка со стороны Стюарта. Нам предстоит впервые стать родителями, и я хочу иметь круглосуточную помощь в семейной жизни, материнстве и управлении имением.
До чего же эгоистичны мужчины! Ее мать посвятила отцу, этому книжному магнату, всю свою жизнь, и куда это ее привело? На курсы гольфа во Франции! Стюарт мог бы попытаться увеличить свою сельскую и домашнюю активность, хотя бы как хобби, а не заниматься только управлением и инвестициями. Она так и скажет ему, пусть только он вернется! Хватит говорить о «компании вдвоем», им обоим надо переосмыслить свой образ жизни, потому что беременность свалилась на них абсолютно неожиданно. А что скажет Стюарт об этой маленькой оплошности? — размышляла она.
Впрочем, это уже почти ничего не значило для нее. Теперь главное их дело — самым тщательным образом выкормить своего драгоценного малыша. В конце концов, отец, старый магнат, и Маккензи-старший, бывший мальчишка-газетчик с угла 33-й улицы, требовали от них внука, которому могли бы передать свое издательское бессмертие. Сразу два деда, готовых осыпать внука деньгами, один весьма состоятельный, другой вообще мультимиллионер. Да, у их наследника будет гораздо больше, чем они со Стюартом имели для начала.
Неплохо для крещенского подарка, детка! — мысленно сказала она еще не сформировавшемуся существу внутри себя, которому оставалось еще семь месяцев до первого кормления у ее груди.
Больше всего Оливии сейчас хотелось знать, будет ли Стюарт в Мидхэрсте через семь месяцев. Сядет ли рядом за стол, приготовив для нее тарелку овсянки и мороженое и утверждая, что она выглядит восхитительно с пузом, которому позавидовал бы верблюжий горб. Она бы полюбила его еще сильнее, если бы он смог разделить с ней именно эту часть родительского опыта.
Он прилетал из Торонто сегодня, и она должна увидеть его вечером. Говорят, что разлука укрепляет любовь. Это верно, она просто умирала от желания снова увидеть мужа!
Оливия впорхнула в кабинет счастливая от сознания, что вынашивает в себе еще одну маленькую душу. Бэрди сортировала почту на столе.
— Что ты здесь делаешь, Бэрди Гу? Я полагала, что дала тебе неделю отпуска.
— И ты всерьез думаешь, что я могу целую неделю сидеть дома и ковырять в носу?
— Нет, ты могла бы вязать… Ладно, отложим это. Дождь льет как из ведра!
Оливия стряхнула с плаща дождевые капли, повесила его на вешалку и попросила кофе. Ее мокрый зонтик сушился внизу благодаря любезности Данкерса, который все еще продолжал игнорировать правила внутреннего распорядка.
— Как ты ухитрилась промокнуть, приехав на «даймлере»? — поинтересовалась Бэрди.
— Хороший вопрос… Эрнст высадил меня на пороге Фаррингдона, чтобы отвезти менеджера по продажам на встречу с другими такими же менеджерами. Оттуда он должен отправиться в Хитроу встречать Стюарта — бедному Эрнсту сегодня весь день колесить по городу и окрестностям. Вот я и пошла…
— …петь под дождем? Именно это занятие вызвало у тебя такую широкую улыбку? Только не говори мне, что твой муж сделал еще один миллион долларов, позволяя мелким служащим уходить в отпуск! — ядовито добавила Бэрди.
— Я вспомнила, что у меня в кармане рецепты, и пошла в аптеку за углом. Затем у меня появилось сильное желание снова зайти в наш старый дом, так что я прошлась под дождем до Патерностер-роу.
— Не упоминай это название! У меня слезы наворачиваются, когда вспоминаю, как там было хорошо. — Бэрди вытерла глаза.
Оливия знала, что она только прикидывается сентиментальной.
— Но ты должна знать, что теперь это место превратилось в справочный архив и склад невостребованных книг, таких, как «Имена и их значения» или «Китайские астрологические карты». «Лэмпхауз», бывший в наше время маяком во тьме, может и сейчас пролить свет на что угодно. Я ответила на вопрос?
— Вполне, и я рада видеть тебя веселой. Так что насчет астрологических карт и прочих фокусов? Ты не стала последовательницей Заратустры [19]?
— Нет, ни его, ни персидских парсов, Бэрди. Я скажу по-китайски: Фэн Шуй [20]. Это означает что-то вроде «добро и зло». Китайцы знают о счастливых именах и о хороших и плохих местах больше нашего, Бэрди.
— Ничего не понимаю, — сказала та.
— Не обращай внимания, слишком сложно, чтобы коротко объяснить. Но знай: я могу обратиться к китайским экспертам школы Фэн Шуй и выяснить, где лучше расположить детскую и какую ауру несет то или иное имя. А это важно, поскольку я на две девятых продвинулась по пути рождения ребенка. Через семь месяцев ты можешь стать крестной матерью?
— Ох, как это хорошо, Оливия! Поздравляю — только ведь нельзя это делать до рождения, плохая примета.
— Я неверующая!
— А как же твой фэншуй?
— Ничего подобного, Фэн Шуй — научная система.
— То-то ты полезла в китайские книги… Но знаешь, становиться крестной бабушкой в пятьдесят два года, когда я всю жизнь старалась оставаться незамужней, — это не по мне! — И Бэрди ушла к себе с теми письмами, на которые могла сама ответить.
В течение утра Оливия формулировала стратегию своих действий в отношении Бэрди. Из того, что Натали сказала ей о зрении старой сотрудницы «Лэмпхауза», следовало, что ту, должно быть, беспокоит глаукома. Обсуждение этой темы было делом весьма деликатным. Наконец Оливия придумала и где-то в полдень громко сказала вслух в присутствии Бэрди: