— А при чем здесь твоя мать?
— Ага, теперь ты снова начнешь выступать против всех матерей скопом, и твоей, и моей в частности.
Урс вскочил и пнул по ножке ни в чем не повинного журнального столика.
Комиссар сложил на груди руки и с наслаждением слушал нашу беседу. Двое криминалистов стояли позади него и с нескрываемым отвращением обозревали остатки вчерашнего пиршества на полу гостиной, которые сильно напоминали если не разгром урн в туалете, то по крайней мере взрыв на пудинговой фабрике. А поскольку в квартире поддерживалась высокая температура — Урса немного знобило, — некоторые объедки подпортились и превратились в вонючую массу.
— Давай говорить о конкретных фактах! Личное решим после! — Я не выразила просьбу, я рявкнула приказ.
Урс среагировал соответствующе. Как же я могла забыть железное правило бабушки Нёлле?
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Никогда не кричите на своего любимца!
— А ты не умеешь отделять факты от личного! Это наше личное привело к таким фактам! — Урс кружил по гостиной, как тигр в клетке.
Комиссар между тем изучал гору презервативов на буфете.
— У меня слов нет, как легкомысленно ты обходишься с нашим личным! — не унимался Урс. — Поцелуй с посторонним мужчиной там, труп здесь — и как с гуся вода! У тебя в мозгах все еще «я» вместо «мы»!
Точно, Саймон уже успел ему выболтать про тот интимный поцелуй с Виктором.
— А это что здесь делает? — Комиссар поднял горсть презервативов.
Урс мрачно посмотрел на него:
— Подарок моих приятелей на месячный юбилей с моей невестой. Это ароматизированные кондомы.
Пакетики посыпались у комиссара из рук.
— Вы помолвлены? С ней? — Он мотнул головой в мою сторону.
Идиот!
Слава богине, Урс не удостоил его ответом.
Я задалась вопросом, почему Урс занялся уборкой, вместо того чтобы подхватить свои фланелевые рубашки и лыжи и не слинять в родные края альпийских рожков и лиловых коров.
— Урс, любимый, я помогала подруге. И делала это в рамках пристойности. Если ты успокоишься, я тебе все объясню, и ты еще оценишь мою самоотверженность.
— Успокоиться,? Как я могу быть спокойным, когда в ванне труп? — Урс мерил шагами комнату. — Вы бы успокоились на моем месте? — обратился он комиссару. — Скажите же что-нибудь!
— Я воздержусь от высказывания своего мнения, — насмешливо сказал тот. — Мне бы хотелось умереть в своей постели. — Он подмигнул мне.
— Очень остроумно. — Урс уже буквально кипел. — Все, с меня хватит! Я ухожу! Все! Кончено! Сыт по горло!
Он промаршировал в прихожую и с треском захлопнул за собой дверь.
Я стояла, как в поговорке пудель[120], которого описал датский дог: то есть облитая с ног до головы.
— Не волнуйтесь, далеко он не уйдет, — успокоил меня комиссар. — Мои коллеги не выпустят его без свидетельских показаний. Так что вы его не потеряете.
Он осклабился в широкой улыбке. Потом поднял один из презервативов.
— Со вкусом салями, — прочитал он. ~ А как этот вкус наносится? Супермоментом или как?
Тремя часами позже наша вечеринка несколько при- угасла.
Мы проводили конференцию впятером со смертельно бледной контуженной Конни, голова которой была туго перевязана, в нашей ванной комнате. На этом настоял врач, который сейчас ждал в карете «скорой помощи» перед домом. Обстановка в гостиной ему показалась чреватой тяжелыми инфекциями. Ха!
Конни сидела на крышке унитаза и держалась за раковину, комиссар и его помощник с блокнотом уютно расположились на краю ванны, мы с Урсом стояли.
Парочка криминалистов, которые собрали с Конни и из ванны следы крови и волокон, а также волоски пока неизвестного происхождения, сейчас шустрили в прихожей в поисках других улик с радостными возгласами: «I got you under my skin!» [121].
— И вы хотите сказать, что не заметили женщину в обмороке в вашей ванне, когда проснулись? — наседал «monsieur le commissaire»[122] на Урса.
Он любил иногда поиграть в этакого «brutaloсор»[123]. На это не стоило обращать внимания.
Урс разнял руки на груди и с мрачным видом присел на корзину с грязным бельем.
— Нет, не заметил. Я уже сказал, что сразу пошел на кухню, чтобы прибраться и отменить «шутинг» в Вене. А пятью минутами позже уже вернулась моя… невеста.
Все еще «невеста»! Когда я это услышала, у меня застрял ком в горле. Но… на этот раз Урс запнулся… Дурной знак!
— Дверь была взломана?
Урс потряс головой.
— А вы, наоборот, не заметили своего жениха, а сразу обнаружили предполагаемый труп?! — внезапно рявкнул мне представитель государственной власти.
— Когда я прихожу домой, мне в первую очередь надо пописать. Может быть, это и нетипичная особенность моего мочевого пузыря, но так оно есть. А до этого я не в состоянии совершать обход квартиры.
Комиссар ухмыльнулся. Ему снова удалось привести меня в бешенство.
Конни из женской солидарности пришла мне на помощь:
— У женщин мочевой пузырь много слабее. Я думаю, она говорит правду.
«Слабый мочевой пузырь? Ну, спасибо, сестренка!»
— Вам мы еще дадим слово, госпожа Симоне, — комиссар ласково улыбнулся ей и снова повернулся ко мне. — И вы тут же подумали, что предполагаемый труп именно та женщина, с которой вы назначали встречу по поводу ваших объявлений?
— Само собой. А кто еще мог лежать в моей ванне?
— В нашей ванне, — поправил Урс.
— В нашей ванне, — поправилась я.
— Может, вы уже перестанете называть меня «предполагаемым трупом»? — проворчала Конни.
— Разумеется, госпожа Симоне, — комиссар проехался по краю ванны и взял Конни за руку. Странно, но Конни руку не выдернула. Может быть, между ними зарождалась любовь?
— Госпожа Симоне, вы в состоянии описать процесс совершения преступления?
— Да тут и описывать нечего. Мы договорились о встрече на вчерашний вечер. — Она качнула головой в мою сторону. — Но в последний момент мне помешали: неожиданно пришла моя сестра-близнец. — Она облизала сухие растрескавшийся губы.
— Принести чего-нибудь выпить? — предложила я.
— Употреблять в туалете? — возмутилась она так, будто я предложила узаконить детскую проституцию в Германии.
Комиссар покачал головой, его помощник с сочувствием поглядел на меня.
«Ну, нет так нет, милочка!»
— Но я понимаю, что это было неприлично. — Конни вывернула глаза в мою сторону. — Поэтому я сегодня пришла, чтобы извиниться и…
— А как вы узнали, где я живу? — перебила я ее со сладостной неприязнью. Перчатка брошена!
