— Анель должна был быть моей. Я с детства любил ее и женился на Перизат, чтобы быть ближе. Ведь они дружили. Столько лет надеялся, что Анель станет моей, бросит своего мужа. Но она во мне видела лишь друга. Только друга, — покачал он головой с осуждением и горечью в голосе. — Столько лет… Столько лет я ждал. И видел, как подрастала малышка Малика…
Он мог не продолжать, я уже всё поняла без слов, в ужасе глядя на преступника и слушая его исповедь, изобилующую грязными подробностями. Каждое слово казалось гвоздем, прорывающим мою кожу и достигающим сердца.
Наконец он дошел в своем рассказе до той страшной ночи, и я поняла, что не могу слушать это всё стоя. Осела на пол, обхватила себя руками и, дрожа как в лихорадке, старалась не выть в голос. Слушала словесные излияния, причиняющие адскую боль.
— Я следил за Маликой и Асланом. Знал, где они устраивают тайные свидания. Держались за ручки, как малые дети! — сально улыбнулся он, глаза сверкнули жадным блеском. — Заманить ее туда было очень просто. Я думал, поладим. Ведь зачем ей мальчишка Аслан, неспособный дать за нее калым, когда есть мужчина. Настоящий. Но Малика оказалась такой же упрямой, как ее дура мать! Она кричала, просила Аслана и Тагира помочь! — начал смеяться он словно ненормальный. — И ты будешь кричать и звать! А где он? Где ваш Тагир, я спрашиваю?! Нет его, слышишь? Он ничтожество, и твой Аслан тоже! Вернется и станет соседом твоего брата по могиле!
В голосе его слышно бахвальство, словно ему нужны зрители, которые должны восхищаться тем, как он всё провернул. А вот мне было страшно. Не поняла, в какой момент он оказался рядом, и я подняла взгляд, увидела ноги и занесенную над собой руку. Щеку опалило пощечиной, голова моя дернулась, я упала на пол, чувствуя, как прострелило болью левую руку. Скукожилась, когда увидела занесенную над собой ногу, но дернулась, и удар пришелся по касательной, почти не задел.
— А-а-а! — наконец вернулся ко мне полноценный голос, и я закричала изо всех сил, чувствуя, как плачу, взываю к брату, к Тагиру, к кому угодно, кто мог бы мне помочь.
— Кричи-кричи, Ясмина, — безумно шептал Ахмет, а я вдруг увидела, как по полу застелился дым. Белый дым, просачивающийся из-под двери. Запахло горелым, за дверью послышались шаги и движение. — Скоро тебе станет плевать на всё.
— Ты ответишь за свои преступления! — прошипела я, отползая к двери. Подальше от этого психа. Из-за него погиб мой брат. И его убийца продолжает ходить по земле. — Вы все ответите!
— Что ты сделаешь? — он хохотал мне прямо в лицо. — Вы все ничтожества, которыми так легко управлять! Наиля с ее одержимостью Тагиром. Ты, кто ради семьи готова отдать собственного ребенка. Тагир, который ради юбки испортил и наши жизни. Дочь моя в больнице, я потерял то, чего хотел всю жизнь. Доход с оливковых рощ должен был быть моим! А теперь мне не достанется ничего! Тагир переписал всё на тебя! Оставил нас ни с чем! Всё отдал своему еще не рожденному выродку!
Он подобрался ко мне и замахнулся ногой, чтобы ударить в живот, и я инстинктивно зажалась, прикрыв его руками. Но удара не произошло. Раздался резкий стук двери о стену, а затем полный ярости мужской рык.
Подняла голову. Тагир, весь окутанный клубами дыма, разъяренно кинулся к Ахмету и ударил его по лицу кулаком, затем еще раз, кинул спиной в стену, вымещая на нем ярость и злость. Последний не уклонялся, только хохотал словно сумасшедший.
— Малика мне принадлежит, слышишь! И Анель моя! Это мои женщины! А-ха-ха! Крики твоей сестры греют мне душу до сих пор, Тагир! А-ха-ха!
В этот момент, пока происходило форменное избиение, в проеме появились те, кого я меньше всего ожидала увидеть. Родители Тагира, Перизат и… Наиля в больничной робе.
— Что ты творишь, Тагир?! — заверещала его мать Анель.
Голос у нее был полон ужаса, рот она прикрыла ладонью, словно взывая к высшим силам за помощью. Рамазан стоял сзади истуканом, но я видела, как его трясет. Пот стекал со лба, волосы стали влажными.
— Мама, папа несет бред, вы же видите, в каком он состоянии. Даже на Ясмину накинулся, наверное, подумал, что это мама Перизат, — хихикнула Наиля, но нервно бегающие глаза выдали ее глубинный страх.
Сама же жена Ахмета кинулась и встала между мужем и Тагиром, который не посмел ударить женщину. Воцарилась тишина. Но я знала, это временное затишье перед грандиозной бурей.
— Что он сказал, Рамазан? — слабым и надрывным тоном разрезала тишину Анель.
— Он не в себе, мама, не в себе, — Наиля всё пыталась выгородить отца, но было поздно. Это точка невозврата.
Наиля дернулась к Анель, трогая свекровь за плечи и убеждая в невиновности отца. Сначала та не реагировала, а затем закричала, словно раненая волчица.
— Не трогай меня, змея! Не трогай!
Ее вой стал последней каплей. Дым защипал глаза, кашель поднялся из самых глубин и заткнул мне горло, украл дыхание. И я потеряла сознание.
Глава 24
Тагир
Вижу, как падает тело Ясмины, словно в замедленной съемке. В последний момент успеваю подхватить ее на руки.
В комнате повисла тишина. Только мама бормотала что-то, пару раз я услышал имя сестры. “Малика, Малика…”
— Папа не в себе, не в себе, — стала лепетать Наиля. — У него белая горячка, вы что, не видите? Вы же не верите, что он мог такое сотворить, правда?
От ее голоса у меня пульсируют виски. Хочется пнуть эту псину, чтобы заткнулась и больше никогда не открывала свой поганый рот.
— Ты должна быть в больнице, тварь! — рычу при виде бывшей жены, с которой мне еще предстоит развестись по светским законам.
Наиля даже не вздрогнула, лишь сделала шаг назад и вздернула подбородок.
— Я п-позвонила твоим родителям, Тагир. Это неправильно так обращаться с женой, — подает голос Перизат, продолжая закрывать тело мужа собой.
Тот сидит на полу и смеется будто сумасшедший. Мама трясется, а отец обнимает ее плечи, но я вижу, как бугрятся на его шее вены. Они выглядят постаревшими, усталыми, потерянными.
Чувствую укол в сердце. Снова не справился. Куда смотрела охрана?!
Я должен был разобраться с Ахметом сам, родители не должны были приезжать и видеть всё это. Слишком сильное потрясение. И всё из-за змеи… Наили…
Поднимаю голову и вижу, как она пытается спрятаться за спину моего отца, но сейчас не в силах получить их защиту.
— Я дал ей талак, — захрипел, чувствуя, как внутри всё горит от ярости.
— Всё не так! Всё не так! — зашептала эта ненормальная, отойдя от всех и глядя на меня и Ясмину, прожигая луну моего сердца взглядом, полным ненависти.
— Пришли результаты экспертизы рубашки, — цежу сквозь зубы.
Отец и мать смотрят на меня. Вижу, как отцовские плечи напрягаются, а глаза прикрываются, не может теперь смотреть на меня. А мать… Бьется затылком о грудь отца, словно варится в собственном котле адских воспоминаний.
— Зачем… Зачем… — забормотала Наиля, словно сходя с ума. — Всё же было хорошо… Хорошо… Виновные наказаны… Да… Да…
Сгорбилась и стала пальцами оттягивать кожу щек, казалось, пытаясь разодрать себе лицо.
— Говори, что знаешь! — рычу, чувствуя, как чешутся руки схватить и ударить змею.
На Ахмета не смотрю. Чувствую, если кину туда взгляд, кинусь и убью его. Задушу. Удерживает лишь Ясмина, которая не приходит в себя.
— Ты не можешь меня прогнать! — засмеялась Наиля, обхватывая себя за живот, поглаживая его. — Теперь я ихдад! Ихдад! Ты не можешь теперь меня прогнать!
Морщусь, кладу Ясмину пока на кровать. По традициям, после талака выдерживается срок идды, равный трем менструациям, чтобы проверить, беременна ли женщина. Вот только мы оба знаем, что близости между нами не было давно. И сейчас она хватается за эту соломинку, чувствуя, как близок конец всему.
— Нет, — заверещала мама, услышав чужие слова. — Ты слышал, Рамазан? Чего ты молчишь? Ее отец…Он… А она… Не может она стать матерью нашего внука. Убью!
