— Еще неизвестно, — пытался держаться отец, но голос прерывался, звучал надорванно. — Завтра узнаем.
— Это точно он. Да-да, — мама забормотала и стала раскачиваться на диване. — А всё ты, Ахмет. Всё из-за твоего калыма! Ты! Ты!
Вдруг кинулась на него с кулаками, и папа прикрыл глаза, позволяя ей бить себя. Я отвернулся, не в силах смотреть на ее истерику, сгорбленную спину отца.
Силы ее начали иссякать, и плач, переходящий в вой, стал утихать.
— Ты нужна нашей дочери, родная. Иди, — просипел отец.
Я вышел из комнаты, желая подышать свежим воздухом. Сегодня день, который навсегда изменит наши жизни. А когда вошел обратно, увидел маму, которая заваривала чай.
— Малике нужно успокоиться, — слабо улыбнулась она, насыпала заварку.
— Налей мне тоже, мам, — подошел ближе.
— Нет! — вдруг отшатнулась и ударила меня по руке. Затем посмотрела на мое полное недоумения лицо. — Здесь мало. Малике нужнее.
Поставила всё на поднос и унесла, а я смотрел ей вслед, видя лишь напряженную спину. Странно…
Я не мог найти себе места. Бродил из угла в угол, желая, чтобы время шло быстрее. Не стоило оставаться в глухой деревне, даже если это родной дом. Давно нужно было вывезти семью в город. Может, и не случилось бы этой беды с нами…
— Где ружье, Тагир? — вдруг раздался окрик отца по всему дому.
Поднял голову, наблюдая, как он спускается быстро вниз по лестнице.
— Я его не трогал, — ответил.
Мы просверлили друг друга взглядами, кинулись к комнате Малики, но матери там не было.
— Она пошла к Булатовым, — просипел, чувствуя тревогу.
Там Ясмина. Если что-то случится… Никогда себе этого не прощу.
Мы сели в машину, но внутри у меня скручивался узлом первобытный ужас. Ехали на пределе скорости, но я чувствовал, что опаздываем. А затем раздался выстрел.
— Из леса, — прохрипел отец, и я свернул в чащу.
Что ты наделала, мама?
Глава 25
Ясмина
На короткий миг я провалилась в забытье, наполненное смутными образами и неясными криками. Очнулась и обнаружила себя в постели на смятых простынях. Оторопь охватила тело, никак не могла согреться, дышала на ладони, и казалось, я на леднике, дрейфую в безбрежном океане без надежды на спасение.
Только праведный гнев и желание получить справедливое возмездие подняли меня на ноги. Двигалась по стенам и шла на звуки мимо охраны, которая не спускала глаз и держала в поле зрения. Глухие голоса Тагира и его родителей заставили остановиться. Определить меру ненависти к этим людям было невозможно. Она зашкаливала, не имея никаких пределов.
Вошла в комнату и видела лишь его — Тагира Юсупова.
Тысячу раз пожалела о том, что узнала его, полюбила, впустила в свое сердце и душу, что верила ему. Как танком, проехался по моей жизни. Железными острыми гусеницами вспорол грудную клетку и выворотил наружу внутренности.
Так и хожу все эти годы — неживая, едва дышащая. Дышу только ради того мига, когда смогу восстановить честь своей семьи.
Только она важна, и потому сейчас на моих устах формируется четкое требование:
— Когда будет восстановлено честное имя моего брата?
Тагир подается ко мне, его лицо искажено непонятными мне чувствами, до которых мне, впрочем, нет дела. Отступаю на шаг назад. Игнорирую стрелы неприязни, пущенные в меня родителями Юсупова.
— Утром мы выезжаем на родину, чтобы предстать перед судом старейшин.
Слова, которые должна была услышать восемь лет назад. Праведный суд не состоялся, и мы были изгнаны, долгие годы жили в позоре. Что с того, что Аслан будет оправдан? Его имя очистится от скверны, но он не встанет из могилы. Его убийца должен быть наказан.
— Кто ответит за убийство моего брата?
Рядом вскрикнула Анель, я повела головой, глядя в глаза женщины, так остро отреагировавшей на мои слова. Потом поняла причину ее страха, когда Тагир шагнул вперед и встал на колени, подняв на меня взгляд.
— Я отвечу за убийство Аслана.
— Нет, сынок! — кинулась к нему мать.
Смотрела поверх ее головы, читая в глазах Юсупова раскаяние и готовность сложить голову на плаху. Но моя душа молчала. Ничего не дрогнуло, ничего не всколыхнулось. Ничто не имело значения. Я получила его раскаяние и увидела готовность понести кару, но только слишком поздно. Ничего и никого не вернуть.
— Уймись, Анель! — вступил в разговор Рамазан Юсупов, обхватил жену и оттащил в сторону, а Тагир продолжал стоять передо мной на коленях и не спускать глаз.
— Ненавижу тебя! — выкрикнула ему в лицо и плюнула.
Плевок достиг его щеки, но он даже не дернулся. Терпел и не стирал влагу с кожи, просто застыл на месте и ждал дальнейших слов.
— Вы должны вернуть всё, что отобрали у нас. Буду рада, когда ты сгниешь в тюрьме, Тагир Юсупов, — ощерилась, говоря свои требования, и увидела, как дернулся Тагир напротив. Сжал зубы, вена на лбу вздулась, губы побелели. — Я требую талак!
От моих слов он дернулся, словно я ударила его острием кинжала, распорола грудную клетку и вынула израненное сердце. А внутри у меня тлела лишь боль.
Наблюдать крах поверженного врага было отрадно. Возмездие оказалось горько-сладким, но сейчас я смаковала это чувство, перекатывая на языке, как сладкий, но смертельный яд.
Я никогда не считала себя праведницей и сейчас желала кары всем тем, из-за кого пострадала наша семья, и при этом не испытывала угрызений совести. Пусть сдохнут, пусть сгниют на нарах, пусть плачут кровавыми слезами. Заслужили.
— Не докажешь, что он убил! Не докажешь! — кинулась ко мне Анель, обжигая яростным взглядом, муж удержал, снова отволок в сторону и долго что-то говорил на ухо, а Тагир поднялся, заставив меня снова испытать воздействие своей стати и мощи.
Коленопреклоненным было его проще ненавидеть. Сейчас он возвышался надо мной, нависал сверху и прожигал взглядом.
— Если ты беременна, на ребенка и так будет переписано всё мое имущество.
— Моему ребенку не нужен отец-преступник, который лишил его дяди! — вскинула раненно, прижав руки к животу. Замотала головой и снова сделала шаг назад, да только там была стена, не позволяющая уйти из этой комнаты.
Анель снова вскрикнула, словно каждый раз, когда я называла ее сына убийцей, вонзала кинжал в ее сердце.
— Я не позволю своему ребенку прозябать в нищете! Уйми свою гордость, Булатова! — грозно пророкотал Тагир, давя взглядом.
— Гордость? — усмехнулась, снова ощутив горечь. — Ты давно ее отобрал, Тагир Юсупов. Оставь мне хотя бы достоинство. Отпусти с миром. Не хочу иметь ничего общего с вашей семьей.
Говорила и верила в свои слова. Уеду, к тетке уеду. Нет у меня семьи. Даже если примут обратно, когда вернусь с вестями о том, что очистила имя брата от клеветы, всё равно не простят за самоуправство и методы, которыми я этого достигла. Но я выживу! Не нужны мне деньги Тагира!
— Ты не заберешь нашего внука! Можешь уходить, но это сын моего Тагира! Мы сами его воспитаем! — снова кинулась ко мне Анель, в ее глазах блеснул отсвет безумия.
Сердце заколотилось сильнее, страх за свою жизнь охватил с новой силой. Да она же на всё готова, чтобы защитить свое.
— Пойдем, Анель! — грубо тянет жену на выход Рамазан, и она, хоть и сопротивляется, но идет за ним, посыпая меня проклятиями.
С затаенным дыханием гляжу на Тагира, как только остаемся наедине. Нити между нами рвутся неумолимо. Ничего не связывает. Выстраиваются целые преграды из колючей проволоки. Мы оба это понимаем. Но если я беременна… Как бы ни хорохорилась, должна учитывать, кто отец моего ребенка.
Тагир делает ко мне шаг, но останавливаю одним жестом.
— Достаточно, Тагир, не подходи ко мне. Никогда больше!
Скрипнув зубами, насупленно на меня смотрит. Вижу, как этому жесткому мужчине сложно выполнять чьи-то требования, пусть и справедливые, и обоснованные.
— Хорошо, — стиснув кулаки, он делает шаг назад, смотрит загнанным больным зверем. — Тебе нужно отдохнуть. Скоро придет врач тебя осмотреть.
