— Ничего не знаю. Но и дураку понятно, что Серж имеет на тебя далеко идущие планы.
— Да ладно! — вздыхает она.
— Кстати, недавно спрашивал, какой размер кольца обычно носят девушки. Я, конечно, могла его послать проконсультироваться в ювелирный, но назвала твой размер. Семнадцатый же?
— Ага! — теперь ее пальцы трясутся так, что кончик кисточки съезжает. Похоже, выйду я сегодня на сцену одноглазая.
В очередной раз смываю косметику с века, делаю глоток шампанского, которое прислал вместе с цветами ясно какой поклонник, и, наконец, рисую идеальную стрелку!
— Ну красотка! — одобряет подруга, фотографируя меня в полный рост, — ради такой можно не только следака засадить!
Давится шампанским, но продолжает ехидно хихикать.
Да. Этого упыря Давид-таки одолел. Не знаю, чего ему это стоило, кажется, даже отца пришлось подключить. Зато теперь мы могли дышать спокойно. Все, кто нас хотел потопить, утонули сами.
— Лена, три минуты! — ведущий засовывает нос в гримерку и застывает, — отпад, Ленка!
— Не для тебя розочка расцвела! — шутит подруга, выпроваживая его за дверь.
— Ну куда уж мне! — подмигивает Ник и показывает на часы.
— Он там уже? — Давно я так не нервничала перед выходом на сцену. Ненормальная!
— Естессс-но! — рапортует ведущий, скрываясь за дверью.
— Ох! — выдыхаю, беру свой шикарный новенький микрофон и возвращаюсь к зеркалу.
— Иди уже! — Катюха выталкивает меня из гримерной, не позволяя и дальше поддаваться неврозу. Она знает, что стоит мне выйти на сцену, как волнение сменится чистым кайфом.
Но не в этот раз…
— Дамы и господа! Мы начинаем нашу праздничную программу посвященную самому высокому чувству на свете…Конечно же любви!
Да…Ник, если заведет речь, то на полчаса. Вот уж любитель длинных вступлений.
— Встречайте! Несравненная, непревзойденная…Жемчужина нашего царства Елена Прекрасная!
Гул аплодисментов заглушает музыку, но я слышу, что музыканты играют не ту мелодию. Адреналин тут же разносится по телу, заставляя желудок скрутиться в узел.
Я выглядываю из-за кулисы, чтобы сказать, что музыка не та, но ребята меня будто не замечают. Продолжают самозабвенно играть. И все бы ничего, но я не знаю этой песни. Не слышала даже никогда!
— Выходим! — Ник не теряется, берет меня под локоток и помогает выйти на сцену, после чего идет вторая волна оваций.
И теперь я стою на середине сцены под ярким лучом софита одна и…слышу из колонок мужской голос.
Умираю в твоих объятьях
Воскресаю от поцелуя
Тусклый луч над баром становится ярче и высвечивает мужчину с гитарой в руке.
Пытаюсь не сойти с ума
Но когда вижу твои глаза…
Давид смотрит мне в глаза и поет…таким голосом, от которого мурашки по коже.
Не могу разобрать слов, хоть его английский прекрасен, но голова полностью отключена. Я вижу своего мужчину, гитару в его руках и умираю.
Пытаюсь собрать свое сердце
Из осколков под твоими ногами…
Дорога от сцены к бару пуста. Там не стоят столики, нет людей, только букеты цветов — бледно-розовых пионов и белоснежных роз. И когда Давид поднимается с высокого барного стула, идет на встречу мне по этой узенькой тропе, сверху начинают сыпаться блестящие конфетти.
Сердце заходится в груди. Мурашки во всем теле. Легкие горят.
Никогда не чувствовала себя такой счастливой! Кажется, что это сцена из фильма про любовь, из сказочной истории о принцессе, но нет! Передо мной не актер, ни выдуманный герой, а мой мужчина. Мой Давид!
Весь в коже, как заядлый рокер, он подходит к сцене, снимает гитару с ремня, откладывает ее и быстрым шагом преодолевает оставшиеся метры.
Смотрю на него и до сих пор не верю во все происходящее. Слишком много потрясений на единицу времени!
— Моя девочка! — он целует меня в лоб, осторожно прижимая к себе, чтобы не испортить прическу.
Тут же вижу Катюху, которая лежит на полу, чтобы поймать лучшие кадры нашей истории, моих ребят-музыкантов и прослезившегося Лысого. Сержа, искренне радующегося за брата, отца Давида, украдкой снимающего нас на камеру телефона…
— Лен, прости, у нас как-то все через одно место вышло…
Давид нервничает, вижу по глазам, по суетливым движениям рук. Сама такая же весь вечер, и очень хочу, чтобы он сгреб меня в охапку и увез отсюда туда, где никого кроме нас не будет. Но он прав. Предложение руки и сердца в ду́ше, вручение кольца во время ссоры с отцом…совсем не романти́к!
— Малыш, я очень тебя люблю и…— он достает из кармана синюю коробочку, а я задерживаю дыхание. Непроизвольно, само так получается, — прошу стать моей женой!
Перед моими глазами сверкает чудесный розовый бриллиант, еще больше того, что на первом помолвочном кольце, а я понимаю, что даже без этого была бы готова ответить согласием.
— Если обещаешь мне петь каждый вечер! — улыбаюсь жениху, талант которого меня реально поразил. Будь он музыкантом, заслушала бы его песни до дыр и постер над кроватью повесила.
— Обещаю, — смеется он.
— Согласна!
Розовая капля тут же оказывается на моем безымянном пальчике. Давид подхватывает меня, целует и кружит, как в настоящей сказке. А я обнимаю его лицо своими ладонями и улыбаюсь от чувств, что переполняют меня.
Мы сбегаем ото всех, как я и хотела. Его мотоцикл припаркован у главного входа, а для меня припасен белый шлем с прикрепленной на него фатой.
— Ты как настоящий рокер, увезешь меня в закат?
Смеюсь, устраиваясь за его спиной.
— Я и есть настоящий рокер, детка! И увезу тебя не в закат, а в свою жизнь! Держись крепче!
