его пальцы с силой впиваются в мою плоть.
— Блядь, — шипит он. — Блядь…
Мгновение спустя он выходит из меня и отходит в сторону. От потери его тела мне становится холодно и пусто во всем теле, от него осталась только сперма, стекающая между моих складок. Я хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я хочу, чтобы он заставил меня кончить. Но больше всего я хочу, чтобы он просто обнял меня, сказал, что верит мне и что все будет хорошо.
Вместо этого я слышу шорох ткани и звук застегивающейся молнии. Я не двигаюсь. Тяжелые шаги и щелчок отпираемой двери доносятся до моих ушей, но я все еще не двигаюсь. Я вымотана, из-за общением с Германом и Костей и сейчас я чувствую себя… безнадежной, потерянной в огромном океане эмоций.
Мне требуется много времени, чтобы найти в себе силы подняться и встать со стола и когда я это делаю, то первым делом натягиваю свои трусики и лосины, поправляю одежду. Я чувствую себя грязной и использованной. Мои мышцы болят, а глаза болят от слез, которые я проливала ранее. Все, чего я хочу, это пойти домой и свернуться калачиком в своей кровати, забыв обо всем вокруг, но если я пойду домой, мне придется столкнуться с Александром Геннадьевичем, мамой и, что хуже всего, с Костей. Мне больше некуда идти. У меня нет друзей. У меня нет ничего.
Он…
Я не видел ее долгих двадцать четыре часа и чувствую себя как наркоман, неспособный получить вновь свой любимый наркотик. Каким-то образом ей удается избегать меня, после того, как я трахнул ее, перегнув через стол в пустой аудитории. Я спускаюсь по лестнице и стучу в дверь кабинета отца. Он поднимает глаза от каких-то бумаг и приглашает меня войти.
— Привет, сынок, — приветствует он, отодвигая от себя папки с бумагами.
— Привет, ты уже поговорил с Лерой?
Мне действительно все равно, поговорил он или нет. Я просто хочу знать, где она, но совершенно точно хочу чтобы он понял, насколько я одержим ею.
— Нет, я даже не знаю где она. У меня такое чувство, что Валерия избегает меня. Я думаю, она знает, что ее поймали на лжи, и не хочет сталкиваться с неприятными последствиями. Мне кажется что во многом виноват ее отец, он не приложил достаточно усилий для ее воспитания.
— Ладно, она так или иначе должна вернуться домой, не похоже, что ей есть куда идти.
Я снова думаю вслух. Черт.
— У тебя все хорошо, сын?
— Да, все нормально, — вру я.
Нормально, да, нет. Ничего не нормально. Я на взводе, зол и растерян. В замешательстве от вихря эмоций и мыслей, которые я не могу привести в порядок из-за Леры. Я не могу подавить свою потребность в ней, как бы я ни старался.
— Она снова побеспокоила тебя? — спрашивает он.
Част меня хочет сказать ему, что да, так и есть, для того чтобы заставить ее исчезнуть, надеюсь, навсегда, но другая часть хочет мучить ее самостоятельно, держать рядом с собой, владеть ею.
— Нет, сейчас она тихая, ведет себя хорошо, — бормочу я, выскальзывая из его кабинета, прежде чем он успевает спросить у меня хоть что-то.
Особенность этого дома в том, что когда кто-то хочет сделать что-то тихо, то все равно слышно. Когда я вхожу в холл, я слышу, как тихо открывается входная дверь, а затем легкие шаги бегут вверх по лестнице. Зайдя за угол, я успеваю лишь мельком увидеть ее на верху лестницы, прежде чем она снова исчезает.
Мои губы кривятся в хищной улыбке. Я вот-вот получу свою порцию, свою дозу за, кажется, целую вечность. Кровь в моих венах стынет, а слюна наполняет рот. И как бы мы не хотели признавать, что хотим друг друга, очевидно даже большее, мы нуждаемся друг в друге. Ненависть, которую я испытываю к ней, тает, уступая место совсем другим эмоциям, когда я нахожусь внутри нее. Но как только я вытаскиваю, это чувство исчезает, и я вспоминаю, что она лгунья, мастерица интриг.
Не торопясь, я поднимаюсь по лестнице, шаг за шагом, чувствуя, как меня манит все ближе и ближе к ней. Я не хочу врываться в ее комнату, сразу за ней. Я хочу, чтобы она подумала, что находится в безопасности, а потом я войду, и неожиданность этого события выбьет почву из-под ее ног. После этого она никогда не будет знать, когда ждать меня в следующий раз… ей просто придется все время быть начеку, гадая, что я делаю и где сейчас нахожусь.
Я останавливаюсь прямо перед ее дверью. Мои губы сведены в тонкую линию, я утешаясь тем, что она находится всего в нескольких метрах от меня. Прежде чем войти, я не забуду натянуть маску, скрывающую мои настоящие эмоции. Даже когда между нами дверь, моя потребность в ней не успокаивается. Я хочу, чтобы она была рядом и в то же время далеко. Она создает в моей голове беспорядок, перемешивает мозг, как в блендере.
Я слышу ее по ту сторону двери, чувствую ее неповторимый цветочный аромат и почти ощущаю ее тепло. Почти. Примерно через десять минут мое терпение иссякло. Как можно тише я нащупываю ключ, лежащий на верхней части дверной облицовки, зная без сомнения, что она заперла за собой дверь. Или, по крайней мере, я думаю что закрыла, если она умная, то точно закрыла.
Ее доверие ко мне сбивает с толку. Я думал, что в тот раз она будет отталкивать меня, бороться со мной, может быть, даже кричать, но вместо этого она шокировала меня, позволив мне трахнуть ее, как я и хотел. Она позволила мне использовать себя для собственного удовольствия без лишних слов. Я до сих пор помню ощущение ее трепещущей киски вокруг моего члена. Я так сильно хотел позволить ей кончить, но тогда это не стало бы для нее наказанием, а я хотел наказать, сломать ее, это было единственное, что я мог чувствовать, но только до тех пор, пока я не скользил внутри нее. Может быть, позволив мне использовать свое тело, она таким образом просила прощение. Как будто этого было бы достаточно, глупышка даже не представляет насколько мне мало ее.
Она не должна была позволять мне прикасаться к ней. Если бы она сказала мне остановиться, я бы непременно остановился, хотя и не хотел этого, но она не сделала
