те блюда, которые мы когда-то творили вместе. Уплетая спагетти, я всегда улыбалась своим воспоминаниям о той ночи. И не переставала по нему скучать. Иногда думала о том, как бы все обернулось, если бы он не пропал. И спрашивала себя: продлилась бы наша любовь дольше, чем-то лето, или нет? Здравый смысл подсказывал мне, что рано или поздно он все равно вернулся бы к себе в Оксфорд, Лондон или в один из тех английских городов, о которых я читала в библиотечной книжке.
А если бы не уехал, что тогда? В такие минуты мои руки замирали в миске с тестом, взгляд становился мутным и воображение начинало свой полет.
Однажды я увидела нас на ступенях кафедрального собора Палермо. Было начало лета. Пожалуй, май, когда свет кажется серебристым, а ветерок еще прохладен. На мне розовый костюм, которым я так гордилась, и маленькая шляпка-«таблетка» с вуалью. В лицо летит яркое конфетти, и я смеюсь. Англичанин, одетый в строгий костюм, стоит рядом и улыбается своей обманчивой улыбкой.
Мы садимся в поджидающий нас экипаж, и я подбрасываю в воздух букет оранжевых цветов. Девушки визжат, протягивают руки, но его ловит развязная Констанца.
Сотрудники библиотеки, постоянные читатели, бедные студенты — все здесь, даже директор и signora в дорогущем костюме. Все, кроме синьоры, которая слишком хорошо воспитана, смеются, кричат, хлопают в ладоши и подбадривают нас, когда мы уезжаем.
Я даже слышала цокот копыт по гравию. Англичанин нагибается и целует меня, его усы щекочут мне губы.
— Что у нас на обед. Роза? — спрашивает он.
Вот только это не Англичанин. Это Джулиано зашел на кухню.
Я мысленно отчитала себя за то, что зря тратила время, увлекаясь фантазиями, и тут увидела: утро-то уже кончилось. О, ужас! Скоро работники придут на обед, а сардины, которые нужны мне для pasta con sarde, сами не вынут из себя кости.
Я быстро почистила целую гору печальных рыбин, лежавших передо мной на столе. Мне было приятно думать, что, по-видимому, в этот раз я побила все рекорды скорости чистки рыбы. Быстро отрезала головы и обваляла сардины в пикантном кляре по моему собственному рецепту.
Обжарила лук в оливковом масле, добавила несколько пригоршней свежайших листьев фенхеля, немного изюма и кедровых орехов и несколько минут держала эту смесь на медленном огне. В другой сковородке обжарила уже размякшие сардины.
Когда работники, распрямляя ноющие спины и отирая пот, вошли в дом, сардины были готовы и посыпаны мелкими гренками.
Хоть обед и поспел вовремя, тот случай стал для меня хорошим уроком: я дала себе слово фантазировать только тогда, когда у меня нет никаких дел.
Пока в ежедневной фермерской рутине проходил месяц за месяцем, подошел срок разродиться Бьянкамарии Оссобуко, и Гуэрра с Паче решили сочетаться с ней законным браком до появления наследника.
Они обратились к падре Франческо, и тот не стал возражать против венчания троих. Договорились на следующую неделю, и началась предсвадебная суета.
С полуострова спешно доставили ярды белого шелка, и местный портной, Банко Куниберто, занялся пошивом шелкового балахона, который скрыл бы раздавшиеся формы Бьянкамарии Оссобуко. Близнецам тоже скроили дневной костюм в европейском стиле. Банко Куниберто и его подмастерья круглые сутки трудились посменно, добиваясь, чтобы пиджак и брюки с тремя штанинами выглядели безупречно.
Мне тоже захотелось какой-нибудь обновки, и я выбрала розовый костюм-двойку, вроде того что был на мне в Палермо, в тот день, когда Англичанин пришел в библиотеку.
Свадебным завтраком я занялась сама. В одиночку зарезала корову, так что на столе в la cuci-па будет отличная говядина. К ней я приготовила четыре разных макаронных блюда, рыбу-меч и целую бадью pollo all Messnese-традиционного свадебного угощения.
Еще я украсила торт, на верхушку которого водрузила марципановые фигурки Гуэрры, Паче и Бьянкамарии Оссобуко в свадебных нарядах. Достала огромные бутыли домашнего пива и граппы и множество других вкусностей.
Работники фермы получили выходной, чтобы погулять на свадьбе. Когда мы, нарядные, шли с fattoria к chiesа, я почувствовала прилив гордости: как же хорошо я управляю фермой.
Когда улеглись свадебные волнения, мы стали ждать рождения ребенка. Я взяла за правило, проследив за ужином на fattoria, сесть на мула и отвезти корзинку с едой в город, Бьянкамарии и близнецам.
Однажды вечером, когда я только-только выгрузила на стол горшок с супом, свежие макароны с бараньим рагу, ветчину и блюдо с молодым картофелем, Бьянкамария вдруг схватилась за страшно раздутый живот и, споткнувшись, привалилась к кухонному буфету. Она даже наступила на свою собачонку, которая жалобно завизжала.
— Уже, Бьянкамария Оссобуко? (Не знаю почему, но я так и не смогла назвать ее Бьянкамарией Фьоре.) — испуганно спросила я, боясь услышать ответ.
Она слабо кивнула. Надо сказать, она здорово перепугалась. По размеру ее живота было понятно — роды будут многоплодные. Кроме того, у нее были все основания опасаться, что ребенок окажется уродом, как и его отцы.
Туг у нее отошли воды, стекая по ногам прямо на пол.
— Пойдем-ка, — велела я и медленно и бережно повела ее наверх, в спальню. — Ложись, а я сбегаю за доктором. До моего возвращения ничего не должно случиться.
Я сбежала по лестнице и помчалась по улице. Только бы близнецы не выбрали именно этот вечер для того, чтобы остаться по делам в Катанье.
Я бежала к дому доктора Леобино. Он жил далековато, на виа Пьяве. Когда горничная наконец открыла, оказалось, что доктора срочно вызвали в Монтальбано, и он вряд ли вернется до утра. Как же я проклинала свою судьбу и судьбу Бьянкамарии Оссобуко, когда бежала обратно! Я знала, что просить о помощи больше некого. Весь город чурался Бьянкамарии, и ни одна женщина не рискнула бы вызвать гнев своего мужа, придя нам на помощь. Как жаль, что беззубая повитуха Маргарита Дженгива погибла восемнадцать лет назад во время обвала в горах.
Подойдя к дому, я услышала, как наверху жалобно кричит Бьянкамария Оссобуко.
— Паче! Гуэрра! Аiutо! Моrio! [30]
— Все хорошо, моя дорогая, — отозвалась я, прыгая через ступеньку. — Не волнуйся, я уже здесь.
— А где доктор?
— Скоро придет Он уже в пути. Немножко задерживается. А пока он не пришел, мы все приготовим.
Я пыталась сообразить, что нужно делать, но мой мозг вдруг превратился в кусок теста. Мне никогда не доводилось присутствовать при родах. Конечно, я помню ночь рождения близнецов, но меня держали подальше от мамы, и я понятия не имела, что там происходит.
