киплю из-за надуманных.
До следующей встречи с Азаровым еле доживаю. Клиент я особенный. Телефон даже за взятку никто не решается дать. Хотя с другими зэками таких проблем не возникает. Уроды.
– У меня тут новости…
– Все потом. Позвонить дай.
– Не положено, Грек! – оживает сонный надзиратель.
– Да ладно вам, лейтенант. Бабе он своей звякнет, не подельникам же. А мы в долгу не останемся. Тоже мне – нашел рецидивиста.
– Пусть в слепую зону уйдет, – бормочет, не глядя.
Руки аж дрожат, когда Никита передает мне трубку.
– Алло.
– Привет. Это я.
– Ставрос…
Боже, как она произносит мое имя! Как будто всю себя отдает. А мужчине очень надо, чтобы ему вот так отдавались. Очень. Даже когда он в клетке. Особенно тогда.
– Скажи, что это неправда.
– Не могу.
– Ясно. – Ну, собственно, а чего я ждал? – Тебе не нужны эти ухищрения, Нина. Пройдет несколько месяцев, и нас все равно разведут.
– Ничего. За это время я найду какой-нибудь способ, как тебе помешать.
– Зачем? – стискиваю зубы. Разговор у нас, по-хорошему, не для посторонних. Но они есть. И все, что я могу – отвернувшись к стене, притвориться, будто нас с ней никто не слышит.
– Затем, что я тебя люблю. А теперь ты можешь повторить свое требование о разводе.
Кажется, она плачет. Прижимаю микрофон к груди, а свободной рукой что есть силы бью кулаком в стену.
– Эй, Грек, угомонись! – рявкает конвоир. – Не то я тебе помогу.
– Угомонился, – цежу, делая частые неглубокие вдохи носом. Отдышавшись, возвращаю телефон к уху. – Если я повторю свое требование о разводе, ты мне его дашь?
– Я буду оттягивать его так долго, как только смогу.
– Зачем? – повторяю.
– Затем, что я хочу жить, Ставрос. А без тебя мне жизни нет.
– Штамп в паспорте ничего не решает.
– Штамп позволит дать нашему сыну твою фамилию. Я почему-то уверена, что у нас будет сын. А ты как думаешь?
– Думаю, что ты все выдумала, – шепчу. – И это очень жестокая ложь.
– Осторожно, не то я решу, что ты не хочешь со мной разводиться. Ч-что ты в-вообще по уши влип.
Она ревет белугой. Тут уж никаких сомнений. Моя сильная девочка ревет. Косвенно из-за меня.
– Ладно. Я отзову заявление. А ты прекращай эти игры, – добавляю голосу нерва. – Они могут боком выйти.
– Как скажешь. Так я могу к тебе приехать?
– Я не настолько передумал разводиться, – рявкаю. Ну, не могу я, чтобы она меня таким видела. Не могу. Это же пиздец какой-то!
– Л-ладно. Я думала, может, ты по мне скучал.
– Я скучал. Знала бы ты, как я по тебе скучал.
– Тогда, может быть…
– Нет! Сказал же. Все. Давай… У меня уже отбирают трубку.
Нина
– Герман! Гер…
– А, прости, я что-то пропустил?
– Ага. Я спросила, все ли нормально.
– Да. Вполне. – Гера раздраженно дергает узел галстука. – Не понимаю, как в этих удавках ходят.
– Так ты поэтому такой хмурый? Из-за галстука? – внимательно мониторю лицо своей правой руки. За последнее время я все чаще ловлю себя на параноидальных мыслях о том, что кругом одни враги. И очень осторожничаю. Даже с теми людьми, которых назначил и сто раз перепроверил Ставрос. В этом отношении Герман для меня – темная лошадка. Пусть он достаточно долго проработал на нашу компанию, раньше я с ним почти не пересекалась. Он отвечал по большей части за производственные моменты – саму стройку, согласования и поставки, в общем, за все то, что моей работы почти не касалось. Изредка мы контактировали лишь по вопросам оплаты счетов. Даже пару раз ругались, когда он в последний момент скидывал срочные. На этом и все. Корпоративы в офисе Герман игнорировал. Для работяг обычно организовывалась своя тусовка, он предпочитал проводить время с ними. Это нормально. Так происходит во многих фирмах.
– Да я в порядке! – психует.
– Ну, как скажешь, – пожимаю плечами. Герман достает сигареты. Закуривает. Движения нервные, что бы он там не говорил. И ладно переживал бы он о чем-то своем, но я ведь чувствую, что его напрягла последняя встреча.
– Хорошо поработали. Этот контракт с французами нам о как нужен! – режет ребром ладони у горла. Киваю, не согласиться с его словами сложно. Нужен. Пусть не такой большой, бывали у нас контракты и гораздо солиднее, пусть не слишком прибыльный и геморный с точки зрения ведения бизнеса. Но сейчас и такой – хлеб. Добавь к нему два небольших заказа, которые нам все-таки удалось получить через тендер, и закрываться совсем не придется. Будет тяжело, да, но на плаву останемся. А это главное. Я для себя решила концентрироваться на хорошем и не думать о плохом. Потому что плохого в моей жизни стало как-то уж слишком много.
– Ставрос будет доволен.
– Или нет, – хмыкает Герман, бросая на меня странный взгляд.
– Я тебя не понимаю.
– Что тут понимать? Конкуренты нас топят, а мы брыкаемся. Как бы не сделать хуже.
Так вот почему он на нервах? Переживает, что выхватим? Хм.
– Да брось. У Степанова просто не хватит мощностей подгрести под себя тут все. Его больше жилищка интересовала и госзаказ. Сферы, где можно по-быстрому распилить.
– В тендерах мы тоже участвовали, – бурчит Герман.
– В совсем маленьких, и Степанову вряд ли интересных. Выдыхай. Я не собираюсь лезть на рожон. Это не в моих интересах. Я не боец. И не смертница.
Обмахиваюсь сложенными вместе бумажками. Вслед за нами на улицу выходит Азаров. Он тоже был на сделке и задержался утрясать юридические формальности.
– Еще какой.
– Что, прости? – моргаю. – Похоже, я все прослушала.
– Еще какой боец.
Кажется, или в глазах Германа мелькает восхищение? Да ну. Бред какой-то.
– Это маска. На самом деле я до ужаса боюсь подвести мужа. – Смеюсь, впервые позволяя себе откровенность. – К тому же он бы просто зарубил наши переговоры, если бы почувствовал в них хоть малейшую для меня опасность.
Я укладываю ладонь на еще почти плоский живот. Тут я, конечно, лукавлю. О моих заявках на тендер
