— Просроченными кремами своей бабушки?
Мы обе начинаем смеяться, вспомнив детские забавы. Я вытираю горячие соленые слезы, струящиеся по щекам.
— Ну ты совсем в уныние впала, деточка. Никогда тебя такой не помню. Будто впервые твоя семья так себя ведет… Или это не из-за них? Может быть, причина в Маркуше?
Отрицательно качаю головой. Подруга вздыхает, но не выпрашивает подробности. Она знает, что я не люблю делиться личным.
В итоге я живу у Женечки. Ее родители приняли меня хорошо. Почти месяц спустя, моя семья не интересуется мной. Возможно, Катька сообщила Алене, что я по-прежнему посещаю учебу. Но скорее всего, им это не важно.
Вечерами я хожу мыть полы в ледовом дворце. Устроилась на подработку. А еще пару раз в выходные раздавала листовки на набережной возле торгового центра.
Женька наотрез отказалась брать от меня деньги, поэтому я несколько раз покупала продукты и что-нибудь к чаю, но и тут встречала от нее резкие обиды. Поэтому стала откладывать все себе по мелочи.
Немного все же отнесла родителям. Протянула конвертик папе, но матушка резко выхватила, сказав, что выкинет их в помойку. Она снова и снова повторяла про Димку, про то, что я эгоистка, всхлипывала, рыдала. Сказала, что даже Михайлова отказалась от нас, и что семья Димы не остановится. Закричала, чтобы я не вздумала их навещать, пока не исправлю свои ошибки. Я ушла прежде, чем она завалила меня остальными требованиями.
Дима какое-то время не подходил ко мне, никак на реагировал на мое появление в универе. Мне было смешно, ведь совсем недавно он кричал, что достанет для меня звезду с неба.
Иногда я слышала, как нас с ним обсуждают шепотом и смеются, смакуя подробности. Слухи становились все пикантнее и интереснее, начали говорить, что я кинула Димку прямо на свадьбе. Некоторые рассказывали, что я крутила с двумя, украшая все это нелицеприятными, а иногда и интимными деталями. Временами мне было обидно, временами — все равно. В зависимости от настроения. А вот Димка при этом всегда бледнел и косился на меня со страшным выражением в глазах.
— Этот город будет моим, — застала я как-то его разговор с Кудрявцевым. — Я всегда это знал. Терпеливо ждал, когда конкуренты сгинут. Скоро все будут у моих ног. А нищенка еще получит свое, за то, что унизила меня. Приползет ко мне на коленях и будет пятки мои целовать. А я еще подумаю, прощать или нет.
Я впервые услышала, чтобы Дима говорил обо мне так грубо и с неприязнью.
Степка слушал, сложив руки на груди, и кивал. Своего мнения он не высказывал, но я была уверена, что с Димкой он солидарен.
Ледяного мальчишку я больше не вспоминала (если вспоминала, то обязательно отгоняла мысли о нем), вообще старалась не думать.
Погрузилась в учебу, хоть это давалось мне нелегко. Потому что Дима, поняв, что я не делаю шаги «к исправлению» решил действовать новыми методами. Попытался настроить всех против меня, и у него неплохо получалось. Однажды меня даже побили девчонки в туалете, по его наводке. Ну, как побили… Так, за волосы слегка потаскали. Я тоже не промах, сдачи дала со всей силы. Но это был не конец.
Он скрупулёзно превращал мою жизнь в ад.
А я терпеливо надеялась, что когда-нибудь это закончится.
Ближе к лету скопила небольшую сумму, но пока не решила, куда потрачу. Кое-какие мысли у меня возникали, но я их боязливо отгоняла. Это слишком. Я понимала, что не справлюсь.
Все изменилось в пятницу, когда я наткнулась на одного своего знакомого.
В тот вечер я уже заканчивала до блеска надраивать полы и собиралась удрать с работы пораньше, когда двери распахнулись и по чистейшему кафелю самоуверенно прошагал наглый парень.
— Ну ё п р с т, — скромно выругалась я, хватая швабру и ведро, и быстро протирая за ним грязные следы. — Мы же через двадцать минут закрываемся.
Даже о сменной обуви не позаботился. Весна почти закончилась, но слякоть еще сильная от непрекращающийся дождей.
Убрав грязь, я выжидательно уставилась на парня, который что-то активно обсуждал с администратором. Я так устала за день, каждая мышца болела. Мне не терпелось прибежать домой, насладиться горячим чаем с конфетами, посмотреть с Жекой какую-нибудь молодежную комедию, а потом — сладко присладко всхрапнуть.
— Я тебя понял, — закивал он нашей Людочке. — Теперь не знаю, когда приеду.
Она заулыбалась.
— Сбегаю еще за вещами, забыл кое-что, дай ключи.
Люда протянула ему ключик со сладкой улыбочкой на губах, и парень прямой наводкой направился к раздевалкам.
— Куда! — истерично закричала я, уткнув швабру в пол, заскользила следом, сразу же утирая извилистую грязную дорожку. — Не смей полы пачкать!
Парень оглянулся, удивленно вылупив на меня глаза. Он показался мне знакомым, но я не сразу вспомнила.
Поморгал быстро. Тоже не признал.
— Еще без двадцати, — он глянул на часы на руке. — Успеваю.
— Без семнадцати, — подошла к нему, держа швабру в руках. — Никак не успеешь.
— Мне надо вещи забрать, — произнес, прищурившись. — Успеваю.
— Неа, — замотала головой. Прошла, преградив ему путь. — Там уже намыто.
— Успеешь еще разок протереть.
— Да ты офигел? А ну ка быстро свалил.
— Да вот еще!
— Не собираюсь еще раз мыть!
Ткнула ему шваброй под ноги.
— Эй, так нельзя!
И еще разок. Словно мечом.
Парень запрыгал, высоко приподнимая ноги в коленях.
Танцор диско.
— Сумасшедшая! До закрытия двадцать минут!
— Уже пятнадцать. Я не хочу мыть повторно.
— Это твоя работа! — замахал руками. — Будь добра — выполняй без нытья!
— Давай, давай, поговори мне еще. А я хотела пораньше уйти! Так что… снимай ботинки, шуруй в носках.
— Но ты не имеешь право уходить так рано, — пожаловался он, нахмурившись. — Ты обязана доработать до самой последней минуты! До последней секунды! Таковы правила. Будь добра их выполнять!
— А больше тебе ничего не надо? — поразилась я отваге парня. — Я с детства добротой не отличаюсь. Снимай, говорю, ботинки!
— Да щас!
— Да. Сейчас!
Мы грозно уставились друг на друга.
Глаза в глаза.
— Безответственная баба Зина, я не собираюсь плясать под твою дудку!
Вот про бабу Зину вообще обидно было…
— Не хочу тебя расстраивать, плясун, но ты уже!
Если можно убить одним взглядом, то прямо сейчас у нас здесь будет два дохлых тела. Потому что никто из нас не хочет сдаваться.
— Давай на камень, ножницы, бумага, — предложила ему компромисс. — Проиграешь — снимаешь и идешь босиком.
— Да что за тема? — ошарашенно заморгал. — Это не входит в твои трудовые обязанности!
— А ты что, полиция нравов?
— Тебе сколько лет? Пять?
— Если не планируешь делать со мной детей, не вижу смысла делится такими личными подробностями.
В непонятках качнул головой.
— Да что за… Ты… Я просто хочу, чтобы все было по-честному.
— Я как раз сегодня играю честно, — осадила я парня. — Вперед. Или слабо?
Выставила кулак.
Парень шумно задышал, но согласился.
— Камень тонет в воде, чудик.
Еще раз.
— Я тебя как хлюпика уделала.
И третий раз.
— Сегодня явно не твой день, плясун. И кстати — уже без десяти. Заканчивай чудные танцы и бегом в раздевалку.
Танцор обиженно насупился.
Моя взяла, он распсиховавшись, наклонился, снял ботинки и потопал в носках.
— Я прослежу, чтобы ты доработала до конца, — процедил он сквозь зубы, возвращаясь с большой сумкой вещей. — Из принципа буду ждать, поняла? Не доработаешь — пожалуюсь в высшие инстанции.
— Нужно спокойнее принимать поражение, плясун.
— Все должно быть по правилам,
— А ты как я погляжу трудный парень, — сложила руки на груди.
Парень еще пару раз моргнул.
И еще.
Прищурился. Его взгляд посветлел.
— А, это ты, — внезапно расплылся в счастливой улыбке. — Девочка шпилька.
У меня аж челюсть отпала.
— Не поняла, — качнула головой.
