успеваем перенести наш пикник за стол, когда Меринов возвращается с цветами в одной руке, пакетами – в другой, и повисшей у него на ноге Юлькой.
– Добрый день. Ефрем.
– А нас уже представляли. В сауне, помните?
– Не особо, – криво улыбается Меринов, протягивая Коршуновой букетик подснежников. – Это вам.
– Таня я! Очень неожиданно и приятно.
– А я Ира.
Точно такой же букетик перекочевывает в руки Волковой. Юльке достается мимоза. А мне – шикарный букет тюльпанов. Я уже успела привыкнуть, что Меринов – мужик щедрый и внимательный. Но то, что он и про моих подружек подумал – все равно неожиданно. И трогательно, и…
– Ужин где, Вер? Голодный.
– Я сейчас чего-нибудь соображу. Мой руки…
Меринов уходит. Коршунова ведет бровью.
– Да ладно тебе! – отмахиваюсь от нее. – Мне приятно о нем позаботиться.
– Он хоть ценит?
– Да. Очень.
Именно поэтому я и суечусь. Знаю, что все не пройдет незамеченным, как это было с Костиком. Тот любую заботу воспринимал как должное, а Ефрем, обжегшись со своей кукушкой, действительно умеет ценить даже самые незначительные на первый взгляд вещи.
Мечу на стол все, что есть в холодильнике. Кого я обманываю этими нарезками блатными? Котлетка с толченочкой за милую душу уходят. Не хуже привезенных девчонками, а потом еще и Мериновым, деликатесов. Тот ведь тоже для нас расстарался. Не знаю, как в целом, но уж щедрость Ефрема Танька с Иркой должны оценить. Впрочем, если не оценят, пофиг. Смотрю на Меринова и ни секунды не сомневаюсь, что он единственно-правильный для меня мужчина, что бы и кто ни думал. Так хорошо мне, что слезы наворачиваются на глаза. Ирка под столом пинает меня по ноге.
– Чего?
– Не надо так явно демонстрировать, как тебя на нем переклинило, – замечает тихонько. – Они это не ценят.
Да, наверное, в словах Коршуновой действительно имеется смысл, но я просто не могу стереть с лица блаженную улыбку. Все так хорошо, что аж страшно. Мои самые родные люди за одним столом. Болтают о чем-то, смеются и спорят. Конечно, в большей степени стараются Таня с Ирой. Меринов все так же немногословен. Но он до того метко вставляет фразочки в их треп, что кажется, будто именно Ефрем задает настроение этому вечеру. Подруги покатываются со смеху, шампанское льется рекой. А ведь еще в начале посиделок никто не собирался употреблять, все ж на машинах, ответственные водители… Теперь же я одна практически не пью – без вина пьяная. Смотрю на Ефрема, и мир перед глазами плывет. Не могу поверить, что мы вместе. Просто не могу поверить. Кажется, что рано или поздно моя сказка закончится. Но я даже не представляю, как быстро…
На улице уже глубокая ночь, когда в приоткрытую форточку, наконец, проникает рокот движка Мериновского Аутлендера. Темнота рассеивается светом фар и быстро густеет вновь, когда те гаснут. Приехал! Бегу встречать. Хотя, если честно, руки чешутся ему наподдать!
– Привет! Ты чего не спишь? – удивляется Ефрем, вешая куртку в шкаф.
– Тебя ждала.
Нарочно ловлю его взгляд. Никогда не была ревнивой, но то ли Костикова измена так на меня повлияла, то ли все дело в том, что Ефрема я страстно люблю… В любом случае, каждый раз, когда он допоздна задерживается, я не нахожу себе места. А задерживается он часто.
– Ну, так беги, целуй скорее, – ухмыляется скупо. – Чего тормозишь?
Бегу! Он такой холодный с мороза. Прикасаюсь жарким ртом к его губам, пальцами пробегаюсь по скулам. Глажу виски и лысую голову. Я почему-то думала, что он бреется под ноль, чтобы скрыть раннюю лысину, а недавно поняла, что ни фи-га. Просто ему так нравится.
– Скучала? – довольно на меня зыркает.
– Так ведь поздно уже. Пойдем, буду тебя кормить.
– Не, лучше в спальню. Я не голодный.
– Да? – закусываю щеку, чтобы не ляпнуть какую-нибудь ревнивую глупость.
– Угу, – не замечая моего состояния, Ефрем запихивает тяжелые ботинки в шкаф и выпрямляется, окидывая меня плотоядным взглядом.
– И где же ты ел, позволь поинтересоваться?
Да блин! Просто хотела спросить… Претензионное «позволь поинтересоваться» сорвалось с губ помимо воли и заданных себе установок – никаких, блин, истерик. И все идет по одному месту, да. Меринов вздергивает брови, отчего кожа на его высоком лбу собирается в гармошку. Несколько секунд смотрит на меня, сквозь задумчивый прищур, а потом растягивает губы в широченной от уха до уха улыбке:
– Ревнуешь, что ли?
– А есть повод? – блин, это ж надо – голос и впрямь аж звенит от напряжения! Не пойму, что со мной. Гормоны разгулялись как будто. Провериться?
– Вообще нет. Я же объяснял, что работы сейчас – тьма.
– И когда ж ты поесть успел?
– Да встреча у меня была в столовке. Вот и перехватил с голодухи.
– Встреча? В столовке? И с кем же?
– С Глуховым.
– Это тот, который в губернаторское кресло метит?
– С ним.
– В столовке? С губернатором? – завожусь я.
– С кандидатом, – веселится Меринов, но тут же становится вновь серьезным: – Это закрытая информация, Вер. Так что даже подружкам о ней ни слова. Поняла?
– Ты меня за идиотку держишь?!
– Почему?
– Думаешь, я поверю в эти шпионские… я даже не знаю, как это назвать!
– Думаю. Я сказал тебе гораздо больше, чем мог, чтобы успокоить. Давай, ты меня потом поревнуешь, – устало прикрывает глаза. И почему-то я только теперь замечаю, насколько он осунулся.
– Ну что там за беда у вас? – сменив тон, обнимаю его и утыкаюсь носом в грудь.
– Я ж пока не могу рассказать. Когда прижмем кого следует – из новостей узнаешь. А пока, Вер…
– М-м-м?
– Может, даже придется тебе под охраной походить.
– Ты серьезно?
– Более чем. Я под серьезных людей копаю. Прости, не хотел вас светить, но… Не смог без тебя.
Не знаю, может, я, конечно, не до конца понимаю, насколько реальна озвученная угроза. Но когда Ефрем, приподняв меня за подбородок, целует, все другое, и угрозы, блин, в том числе, отходит на второй план.
Мычу от удовольствия, глажу его голую теплую черепушку. Кошкой лащусь, выпрашивая больше. И так, считай, до утра ждала. Меринов