— В тот момент я понял, что не смогу оставить её просто так. Взять её на руки и нести? — Альберто чуть усмехнулся, горько, мрачно, — Нет, я бы не дошёл и десяти шагов. Кровь текла с моего бока, ноги еле держали… Но я не мог оставить её там. Тогда я вспомнил… — он запнулся, встретив взгляды окружающих. — Я вспомнил, как когда-то в детстве читал книгу про всадника без головы. И тогда в голове родился план.
Никто не прерывал его, ни один звук не нарушал это странное, напряжённое молчание.
— Я привязал её к седлу, — его голос был глухим, — крепко, надёжно, чтобы её нашли. Лошадь должна была отвезти ее на ипподром, по крайней мере я на это надеялся.
Изабелла уже не могла сдерживаться. Она бросилась вперёд, едва сдерживая рыдания. Обняла Альберто, крепко, словно боялась, что если она ослабит хватку, то потеряет его снова, на этот раз уже навсегда. Она поглаживала его волосы, шепча что-то утешительное, бесконечно повторяя слова, которые уже давно перестали иметь значение, как это часто бывает в горе.
Альберто ощутил тепло её рук, даже несмотря на глухую боль в теле. Всё вокруг слилось в невнятный шум, пока он не заметил то, что заставило все его тело застыть, замереть, заледенеть от предчувствия. Глаза его сузились, когда он оглянулся. Среди людей не было Анжелики и… Рафаэля.
Глава 31
Всё вокруг дышало тьмой. Мы ехали по пустынной дороге, и свет от фар безжалостно резал черноту, словно вскрывая вены в ночи и этот свет фар был оранжевой кровью. Рафаэль гнал машину вперёд, крепко сжимая руль, а я, обездвиженная его молчаливой угрозой, сидела рядом, не осмеливаясь ни разрывать тишину, ни задавать вопросы. В душе будто разлился леденящий яд: каждое моё движение могло спровоцировать что-то страшное, и я замерла, отстранившись, всматриваясь в его профиль.
Ветер за окном становился всё яростнее, на лобовом стекле закапал дождь. Мы приближались к маяку. Огромный, с мрачными, будто изъеденными временем стенами, он стоял на краю утёса, скрытый от глаз деревни. Я слышала о нём — каждый в Сан-Лоренцо знал это место. Полузаброшенный маяк на вершине утёса, под которым веками бились волны, теряя свою силу об острые камни, — здесь всегда чувствовалась угроза, как будто само море ожесточённо пыталось стереть его с лица земли.
Рафаэль выволок меня из машины, крепко сжав руку, и потащил вверх по узкой тропинке. Я пыталась вырваться, но он не отпускал меня, и от его силы у меня по телу побежали мурашки. Стены маяка, окутанные мраком и побитые морской солью, казались живыми, дышащими, скрипящими на ветру. И я знала: никто сюда не придёт. Мы были одни среди чёрной пучины и кромешной тьмы. Вокруг нас бушевали волны, ударяя в утёс и взметая вверх пену. Рафаэль встал между мной и тропинкой обратно вниз. Его лицо было неподвижным, но взгляд... в нём горела злость, какая-то одержимая, болезненная злость.
— Ты думаешь, Анжелика, что можешь меня бросить? Можешь вот так просто унизить меня? — его голос был полон презрения, слова ранили, как ножи. — Думаешь, что сможешь просто вычеркнуть меня из своей жизни? Просто так уйти? Ты никогда не уйдёшь, слышишь меня?
Я стояла боясь сделать хоть шаг. Мой страх больше не был молчаливым, не был скрытым — я смотрела на него, и он видел в моих глазах ту самую ярость, смешанную с отчаянием, которую я не могла больше скрывать.
— Тебе ничего не остаётся, Рафаэль, кроме угроз, — мой голос сорвался, но я не могла остановиться. — Ты... ты мёртв для меня. Я больше не твоя жена, я не боюсь тебя! Ты можешь утащить меня на край света, на этот проклятый маяк, но в тебе нет силы, которой я бы подчинилась. Ты просто... пустой. И я никогда бы не полюбила тебя!
Его лицо исказилось. Это был не человек — это был больной психопат, в нем не осталось ничего нормального. Он шагнул ко мне, впиваясь взглядом, как хищник, и я почувствовала спиной холодный, шершавый камень маяка.
— Ты хочешь узнать, что такое страх? — прошипел он, впившись в мои плечи так, что я вздрогнула от боли. — Тогда посмотри вниз, Анжелика.
Он подтолкнул меня ближе к краю. Внизу кипела пучина, не было ни света, ни спасения, только бурлящая бездна, тёмная, как сама смерть. От вида её у меня закружилась голова, я чувствовала, как ноги предательски слабеют.
- Даже если мне придётся погибнуть, я не стану твоей собственностью!
Он отступил на шаг, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев затрещали. Его взгляд изменился, в нём появилось что-то холодное, словно он принял какое-то окончательное решение.
— Значит ты сегодня сдохнешь как и твоя хромая идиотка сестра — произнёс он, и в его голосе была ледяная уверенность.
И в этот миг я осознала: он и вправду готов сделать это. Рафаэль потащил меня к краю маяка, каждый шаг отдавался леденящей болью, и в этом его движении — ни капли сожаления, ни одного укола совести. Убил Риту — мою сестру, и сейчас тащит меня, как вещь. Бушующие волны бились о скалы внизу. Скоро об эти камни разобьется мое тело.
— Думаешь, сможешь выкрутиться? Думаешь, я не знаю, как вы все смотрели на меня, как презирали? — прорычал он, злобно оскалившись, так что на лице проступили тёмные тени.
— Ты… ты её убил, Рафаэль, — вырвалось у меня. — Она прикрыла его, а ты не остановился.
Он сжал зубы, глядя на меня с таким презрением, будто я была пылью у его ног.
— Рита сама выбрала свою судьбу.
— Ты думаешь, что убьешь меня и все решится? — В голосе не было страха, хотя внутри всё горело ненавистью. — Ты сядешь, даже твой отец уже не сможет тебя отмазать. Ты будешь гнить в тюрьме!
— Хватит! — Он рванул меня к себе, так что лицо оказалось совсем близко к его. — Я не идиот и я о себе позаботился. А ты могла бы поехать со мной и купаться в роскоши. Ведь я прибрал к рукам бриллианты Лоретти.
— Лучше сдохнуть, — ответила я твёрдо, глядя прямо в глаза. — Давай толкай меня вниз. Холодные камни намного приятнее твоих мерзких клешней!
Я чувствовала, как его пальцы врезаются в плечо, как стальные когти, безжалостно тянут меня к самому краю утёса. За спиной ревело море, оно гремело так, будто ждало нас — голодное, неумолимое. Сердце билось обжигающими рывками.
Рафаэль приблизил своё лицо к моему, и я почувствовала его горячее, зловещее дыхание, от которого меня передёрнуло.
Вдруг я услышала своё имя. Громкий, наполненный отчаянием крик, пробивший завывание ветра. Альберто. Я замерла, и Рафаэль на мгновение обернулся, видимо, не веря своим глазам. Альберто стоял, будто явился из самой тьмы, и он шёл к нам, медленно, сдержанно, как пантера, готовая к прыжку.
Рафаэль стиснул меня ещё крепче, хватая за руку и таща ближе к краю.
- Отпусти, ублюдок. Давай, отпусти. Ведь я все равно пристрелю тебя, когда ты ее столкнешь. Ты тоже сдохнешь. Смотри…ты отпускаешь ее, а я кладу пистолет, и мы сразимся с тобой. Ты и я. По-честному. Без оружия. А она уйдет. Выбирай или сдохнуть или выиграть!
— Ты её не получишь, — прошипел он, глядя на Альберто, как зверь, загнанный в угол, — никогда. Я убью тебя!
- Так сделай это!
Рафаэль отпустил меня в ту секунду, когда Альберто положил пистолет. А потом он бросился на Рафаэля с яростным криком, и началась борьба, отчаянная, дикая, смертельная. Они сцепились, как два зверя, удары раздавались гулко, мерзко. Кулаки ломали кости. Альберто, казалось, не чувствовал ни боли, ни усталости, его глаза горели. Несколько раз Рафаэль бил его прямо в рану, но Альберто держался и наносил ответные удары.
Но в один миг всё изменилось. Слишком быстро. Рафаэль, пошатнувшись, сделал неверный шаг и сорвался с края, но успел потянуть Альберто за собой. Всё это произошло за считаные секунды. Раздался дикий крик и глухой удар о воду. Альберто инстинктивно схватился за скалу, его пальцы отчаянно вцепились в выступ, а его ноги зависли над пропастью. Я бросилась вперёд, руки дрожали, когда я ухватила его за кисть, чувствуя, как его вес тянет меня вниз. Камень под ногами предательски поскрипывал, пальцы сводило от напряжения, но я не собиралась отпускать. Схватилась за ветку молодого дерева, но его начало вырывать с корнями.