Ознакомительная версия.
Катя прикрыла глаза, вяло усмехнувшись, – можно подумать, ей, родной матери, образования для сына не хочется. Марьяну послушать, так у Никитки всю жизнь только один родитель был… Хорошо, хоть вслух этого не сказала.
– Пусть хоть перед отъездом Никита позвонит, скажите ему. Совсем про мать забыл.
– Да вы не обижайтесь на него, Катя! Это всего лишь юношеское легкомыслие!
– Да я не обижаюсь. Просто, видимо, судьба у меня такая. Ладно, это уж мои беды-проблемы… До свидания, Марьяна, и спасибо вам за все.
– До свидания, Катя. Я скажу Никите, он обязательно вам позвонит.
– Да не надо, если сам не хочет… Не надо мне так, из-под палки…
– Не обижайтесь!
– Ладно, не буду. Не буду… Мне и без того дышать трудно.
– Что? Не поняла… Катя, вы плачете, или мне показалось?
– Да, показалось. Все, Марьяна, до свидания…
* * *
Сентябрь подступил непогодой, сизым набухшим небом и мелким дождем, стекающим по стеклу кривыми слезными дорожками. Тоска осенняя, тоска сердечная, душевная пустота. Жить не хочется, и каждое утро – как подвиг. Надо вставать, надо собираться на работу, надо провожать Гришу в школу. Из маленького телевизора на кухне юная певичка старательно выводит мотивчик старой песенки Пугачевой – «…за окном сентябрь провода качает…»
Нет, не получается у тебя, певичка. Не старайся даже. Все равно Пугачеву не перепоешь. «Этим летом я встретилась с печалью»… Нет, не верю я тебе. Ни черта ты с ней не встретилась. Если бы встретилась, не размахивала бы так яростно худыми ручонками да не лупила глазищи на камеру. Вот Пугачева – это да… Она, наверное, тоже это чувство пережила. Вот так же, ножом по сердцу – «…а любовь прошла стороной»…
Нажала на кнопку, певичка всхлипнула обиженно, экран погас. Все, надо идти.
– Гриша, я ушла. В школу не опоздай.
– Да, мам…
– На обед макароны с мясом. И за хлебом зайди, не забудь.
– Хорошо…
Вышла на крыльцо, глазу открылась привычная картинка. Надя стоит, наяривает мокрой тряпкой по белому пластику. Чем-то бордовым нынче измазали, марганцовкой, что ли? Ох, какой сюрреализм, куда там Сальвадору Дали до Нади! Вон как старается, тряпкой машет. Дождь идет, а она все равно наяривает…
А под навесом Леня стоит, глядит задумчиво, исподлобья. И вид у него совсем больной. Даже неловко стало за вспыхнувший некстати сарказм.
– Доброе утро, Катя.
– Доброе утро, Лень. Как здоровье?
– Да ничего… Все по-прежнему. А у меня для тебя новости есть, Кать… Уж не знаю, плохие или хорошие. Я и сам пока не знаю, что думать.
– В чем дело, Лень? Говори быстрее, я на прием опаздываю.
– Кать, у нас Танюшка беременная.
– Что?! Как… То есть… В каком это смысле?
– В самом прямом. Вчера ходила в женскую консультацию, там ей сказали. Уже девять недель, Кать.
– И… что?
– Да ничего. Девять недель, говорю. Это с июля, значит. В июле она в Москву ездила, к Никитке, стало быть. В общем, сама понимаешь. Что скажешь, Кать?
– А что я должна сказать? Каких слов ты от меня ждешь, Леня? Я не понимаю…
– Да все ты прекрасно понимаешь. Это же Никиткин ребенок, твой внук. Или внучка…
Он смотрел на нее, улыбался. Улыбка была застывшая, похожая на жалкую гримасу Гуинплена. И Катя тоже растерялась, не знала, что отвечать. Хотя понимала, что отвечать надо сразу и правильно. То есть собраться с силами и взять правильный тон. А иначе… Зачем тогда вся история с Москвой, с Павлом, с ее унижением, с дурацкой материнской жертвенностью? Вот так, за здорово живешь – и псу под хвост?
– Лень, да с чего ты взял? При чем тут Никита, не понимаю? Никита вообще сейчас в Англии… У него другая жизнь… Нет, Леня, нет. Не говори мне ничего больше, не надо. И вообще, я нынче судьбой сына не занимаюсь, теперь только Павел… Да Никита вообще не звонит мне, я тоже на него обижена, между прочим! Нет, все вопросы теперь только к Павлу, не ко мне!
– Тогда дай мне телефон Павла, я сам с ним поговорю.
– А не о чем говорить, Лень. Я ж тебе объясняю – Никита в Англии. Извини, мне надо идти, я опаздываю…
Сорвалась с места, быстро выскочила со двора. И до больницы шла быстро, боясь оглянуться. Все время казалось, будто Леня следом идет, шаг в шаг. Ворвалась в кабинет, закрыла дверь на ключ и тут же сама себя устыдилась – что за глупости! Ну да, растерялась, конечно… Неправильный тон взяла. Так и впрямь, растеряешься от таких новостей! Не знаешь, как реагировать адекватно!
Уф-ф-ф… Надо сесть, в себя прийти. До начала приема еще десять минут, можно успеть с Марьяной поговорить… Хотя – чем ей Марьяна поможет в данной ситуации? Да ничем! Но все равно хочется поговорить, остудить страх, приткнуть куда-то свою стыдливую панику… Пусть хоть в телефонную трубку.
– …Ой, Катя, здравствуй! А я как раз тебе хотела звонить! – зажурчал в трубке уверенный Марьянин голос. – А что, Никита тебе на днях не звонил, новостями не делился? Он мне обещал, что позвонит обязательно!
– Нет, не звонил…
Конечно, начало разговора сразу покоробило. Как это так – чужая тетка берет у сына обещание, что он родной матери позвонит? Но – что делать… Надо глотать, даже если коробит.
– Ну, наверное, не успел еще, закрутился… Не обижайся на него, Катя.
– А что за новости, Марьяна?
– Ой… Даже не знаю, как начать… Вроде у них там с Настей все складывается. Я и не думала, что так быстро все получится.
– С Настей?
– Ну да, с Настей. Это та самая девочка, с которой они вместе в Брайтоне квартиру снимают. Она славная, Кать, из очень приличной и обеспеченной семьи. И очень правильная такая, целеустремленная… И Никита наш ей сразу понравился…
– Да? А вы откуда знаете? Она вам сама, что ли, сказала?
– Да нет, нет, конечно. Просто я маме Настиной звонила, она мне и посплетничала. В общем, там у ребят полная любовь и дружба на фоне английской осени. Это же замечательно, как вы полагаете, а?
– Я? Я не знаю, Марьяна… Не знаю даже, что и сказать… Слишком все быстро, аж дух захватывает. Никита же мальчишка совсем… Какая любовь, какая осень?
– Катя, да что вы! Они сейчас так рано взрослеют! А Настя – она замечательная девочка! Жена из нее получится – золото!
– Уже и жена?!
– Ну, об этом еще рано говорить, вы правы, конечно. Я тоже события не тороплю. Хотя, думаю, свадьба не за горами. Насте, как всякой девушке, не терпится белое платье примерить, да и по возрасту пора. Она ведь старше Никиты на семь лет…
– На семь?!
– Ой, да чего вы все время изумляетесь, Катя! Что в этом страшного? Не на семнадцать же! Да если даже и на семнадцать… Разве это так важно?
– Ну… Не знаю. Я теперь уже ничего не знаю… Да и кто меня спрашивает…
– Как это – кто спрашивает? Вот, я спрашиваю.
Ознакомительная версия.
