— Доброе утро! — в палату вошел профессор Дворецкий. — Экие тут у вас… хоромы.
— Привет, Риточка, привет, Самарин! — Севка Козловский выглядывал из-за плеча профессора. Оба они теснились на пятачке у входной двери. Пока Рита и Матвей стояли в проходе между кроватями, войти в крохотную палату кому-то еще возможности не было.
— Здравствуйте, Лев Казимирович! А что, уже десять тридцать? — всполошилась Рита. Пора звонить Тамарочке, а она с постелью возится!
— Десять двадцать пять, с вашего позволения. Вашему… Григорию позвоню ровно через пять минут.
— Рит, а вы уже можете звонить вашей Тамаре, — подсказал Севка.
Рита кивнула и полезла в сумочку за мобильником. Следом за аппаратом потянулся шнур. Так, где тут розетка? Розетка нашлась у изголовья ее кровати, Рита подключила зарядник, включила телефон и набрала по памяти Тамарочкин номер.
— Алло. — Тамарочкин голос был глухим и тусклым. Таким, как будто она всю ночь плакала.
— Тамарочка, здравствуй, это я, — осторожно сказала Рита. Почему-то, услышав это глухое безжизненное «алло», она подрастеряла уверенность, что Тамарочка — мошенница и аферистка, которая хочет выжить ее из квартиры.
— Ритусик, это ты? Ты куда исчезла? Твой Гриша раза четыре прибегал тебя разыскивать. Ты где? — слегка ожила Тамарочка. Видно, чужие заботы отвлекали ее от собственной скорби.
— Тамарочка, я в больнице. Тут такое дело… Мне вчера на улице плохо стало, я сознание потеряла. Пока прохожие «скорую» вызвали, кто-то сумочку украл, с документами и деньгами. Хорошо, мобильник в пуховике был, в кармане. Тамарочка, ты не могла бы приехать ко мне, денег привезти? И ключи я тебе отдам, чтобы ты смогла для меня белье из квартиры взять, тапочки, халат. Меня здесь на три недели оставляют.
— Ритусик, да что там с тобой приключилось? Давай я Гришке скажу, пусть что надо привезет?
— Тамарочка, не нужно Грише ничего говорить. Я не хочу, чтобы он знал, где я. Я его боюсь. Приезжай одна, пожалуйста!
— Хорошо, хорошо, говори, какая больница!
— Больница? — подняла Рита глаза на Севку, и тот подсказал:
— Третья межрайонная, неврологическое отделение.
— Я в третьей межрайонной больнице, в неврологическом отделении. Вторая палата, — послушно повторила Рита и нажала кнопку отбоя. И тут же телефон в ее руках разразился мелодией звонка.
— Алло, Та… — начала было Рита, уверенная, что это звонит с уточнениями Тамарочка.
— Рита, ты где? Ты куда пропала? Почему у тебя телефон был отключен? Я всю ночь по больницам и моргам звонил! — заорал в трубку муж Гриша, и Рита испуганно отодвинула ее от уха, глядя на серебристый аппаратик, как на ядовитое насекомое. — Рита, ты как себя чувствуешь? Где ты находишься, отвечай! — не унималась трубка, и Рита отключила телефон. Руки дрожали, спина взмокла так, будто она пробежала стометровку.
— Что-то быстро он перезвонил. Сидел, что ли, рядом с Тамарочкой? Или так совпало, что на включенный аппарат попал? — задумчиво протянул Севка. — Если с Тамарочкой сидел, сейчас уже собирается в больницу мчаться. Давайте-ка, граждане, займем места согласно сценарию!
Рита подхватила больничную амуницию и, протиснувшись мимо мужчин, юркнула в туалет переодеваться. Там, натягивая жесткую (от крахмала?) рубашку и завязывая под горлом тесемки, послушала, как входит в роль профессор. Его баритон беспрепятственно проникал через дверь туалета.
— Григорий Борисович, голубчик, я звоню вам с не очень приятным известием. Ваша супруга в больнице. Приступ у нее вчера случился на улице, прохожие «скорую помощь» вызывали. К сожалению, кто-то похитил сумочку Маргариты Ивановны, и единственное, что при ней нашли, — мою визитную карточку. Ваша супруга всю ночь пробыла без сознания, со мной смогли связаться только сегодня утром, я сразу же поехал к Маргарите Ивановне. Рецидивы? Вы знаете, мне пока трудно говорить, чем вызвана вчерашняя потеря сознания… Вы думаете, все-таки съела? А какие именно препараты в аптечке были? Жаль, что вы не запомнили. Думаете, опять попытка суицида? Я помню, вы звонили вчера. Что же вы, голубчик, в таком состоянии на улицу ее отпустили? Ах да, сбежала! Да, да, возможно, вы правы, я сообщу об этом здешнему врачу… А вы сами разве не хотите подъехать? С врачом поговорить, жену повидать. Вы же единственный ближайший родственник, и если выяснится, что Маргарита Ивановна потеряла дееспособность… Она в третьей межрайонной больнице, голубчик. Отделение неврологии, вторая палата. Я здесь, возле нее. Ну что вы, Григорий Борисович, разве я веду речь об оплате? Я, прежде всего, врач и нахожусь возле Маргариты Ивановны по своему врачебному долгу. Да конечно же дождусь.
Профессор сделал паузу и подвел итог разговору:
— Пренеприятнейший молодой человек. Я ему про несчастье с супругой рассказываю, а его, похоже, главным образом интересует, можно ли ее теперь отправить в психиатрическую клинику и сколько я с него возьму за услуги.
Рита накинула поверх рубахи чудовищный бурый халат и повертелась перед зеркалом, вмазанным в стену над жестяной раковиной умывальника. В зеркале отразились голова и плечи, остальное осталось за рамками мутноватого стекла. Но и того, что в нем поместилось, хватило, чтобы понять: больничная одежда превратила Риту в полнейшее чучело. Бурый халат придал коже болезненный зеленоватый оттенок, и девушка теперь выглядела самой настоящей пациенткой, подобранной накануне где-то возле Белорусского вокзала.
— Рита, у меня нет слов. Вы выглядите так, будто вас действительно подобрали вчера на улице, — подтвердил ее ощущения Севка, когда Рита вернулась в палату, опять протиснулась между мужчинами и устроилась на больничной койке, накрывшись серым суконным одеялом и подоткнув под спину подушки с обеих кроватей.
— Она-то выглядит, а нам с тобой где притаиться? Здесь, что ли? — Матвей с сомнением оглядывал стенной шкаф, куда только что повесил Ритин пуховик. Пуховик вольготно раскинулся на пластмассовых плечиках и занял почти все свободное пространство шкафа.
— Спокойно, Самарин, у меня все продумано. Мы с тобой в сортире засядем, — успокоил Матвея Севка. — Пошли пока покурим на лестнице, нервы успокоим. Профессор, вы с нами?
— Я, с вашего позволения, с заведующим отделением пообщаюсь. Мой ученик, на курсе у меня учился в восемьдесят пятом году, — откликнулся Дворецкий.
— Тогда сбор здесь, — Севка кинул взгляд на наручные часы, — ровно в одиннадцать пятнадцать. А вы, Рита, пока расслабьтесь, книжку почитайте. Матвей, на, передай Рите!
И Севка протянул Матвею томик в черной обложке, «Черновик» Лукьяненко.
