Он работал по восемнадцать часов в сутки, постоянно посещая магазины розничной торговли и справляясь о спросе на диски. Вскоре он убедился, что на пластинки, которые быстрее всего раскупали, вновь поступили заказы. Он боролся с заводом за скорейшие поставки, отмахивался от бесталанных музыкантов, желающих записываться для него, оплачивал счета, заполнял накладные, делал заказы на ярлыки и конверты, торговался, подтасовывал цифры о доходах и расходах, и деньги, таким образом, были в работе, делая еще большие деньги.
Для Ната эти дни пронеслись как одно мгновение, для Эвелин же тянулась каждая минута.
Она изнывала одна от скуки в своем красивом доме в Грейт Нек и наконец спросила у Ната, могла ли она быть ему полезной в офисе. Нат был в восторге.
Теперь Эвелин и Нат стали ездить в город вместе. Нат обучил ее основам делопроизводства, растолковал, какие счета должны подписываться сразу, а какие могли ждать. Со временем Эвелин все лучше и лучше печатала на машинке. Вначале все ее увлекало и все казалось интересным.
Бизнес был миром, в котором жил Нат и который был чужд для Эвелин.
Привыкнув приезжать каждый день в город, Эвелин обнаружила, что в офисе можно чувствовать себя такой же одинокой, как и в пустом доме. Нат был всегда занят – слишком занят, чтобы поговорить с ней, слишком занят, чтобы поехать с ней куда-нибудь пообедать. Унылый офис наводил тоску, мебель, оставленная прежним хозяином, была вся исцарапана и имела уродливый вид. Контора располагалась достаточно далеко от Пятой авеню, и Эвелин не могла ходить туда в обеденное время, чтобы делать покупки; кроме того, сама работа, когда она всему научилась, уже не казалась ей такой привлекательной и интересной. Жизнь текла монотонно и однообразно. Вместо того чтобы считать часы до прихода Ната домой, в Грейт Нек, Эвелин считала сейчас часы до его прихода в офис, ожидая того момента, когда они сядут в машину и уедут домой.
Эвелин пыталась не роптать. Ведь в конечном итоге Нат так много работал ради нее, ради них двоих – ради их будущего. Она винила сама себя: разве можно обижаться на то, что Нат уделяет больше внимания делам, чем жене? Она говорила себе, что если бы действительно была ему хорошей супругой, то гордилась бы его успехами, а не ревновала его к работе.
Потом однажды ее вдруг осенило: ее скука и обиды не имели никакого отношения к восемнадцатичасовому рабочему дню Ната. Ей нужно было то, в чем нуждается всякая женщина. Ей нужны были дети. Дети – это такое же свидетельство женского успеха, как деньги и власть – свидетельство успеха мужчины.
И вместо того, чтобы считать часы в сутках, Эвелин принялась считать дни в месяце.
В сентябре 1947 года Эвелин забеременела.
Она слишком долго ждала этого события и сперва подумала, что ошиблась в расчетах. Эвелин решила никому ни о чем не говорить на тот случай, если ее надежды не оправдаются. Она загибала пальцы, продолжая считать. В октябре месячные вновь не пришли, а в ноябре гинеколог Мартин Коллманн подтвердил, что она беременна.
После официального диагноза врача Эвелин позволила себе поверить в то, что все это правда: у нее действительно в конце концов будет ребенок. Хотя она никогда себе в этом не признавалась и, конечно, никогда не делилась своими опасениями с Натом, в ее жизни были минуты, когда ей казалось, что с ней что-то не так и что в ней есть некая ущербность, из-за которой у нее никогда не будет детей. Сейчас, когда все страхи рассеялись, Эвелин не терпелось рассказать Нату об этом радостном событии.
Когда Нат пришел домой, Эвелин дала ему спокойно принять душ и переодеться, смешала ему семь к одному ледяное мартини, как он любил, охладила стаканы, взбила подушки на диване, подогрела немного сырных палочек и достала полотняные коктейльные салфетки, которые им подарили на свадьбу. Она делала все медленно, не торопясь, наслаждаясь томлением, которое ей приносило ожидание того момента, когда она обо всем расскажет Нату и тот посмотрит на нее взглядом, полным любви, гордости и удивления. Эвелин держалась, сколько могла, и когда наконец поняла, что не может терпеть больше ни минуты, попросила:
– А ну-ка, отгадай!
Она почувствовала гордость от того, что ей удалось сказать это таким небрежным тоном. Кто бы мог подумать, что она такая хорошая актриса. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой важной и значительной.
– Ну и сколько раз я могу отгадывать? – спросил Нат.
– Как обычно – три, – ответила Эвелин. Ей нравилась их игра, и сейчас она вся сгорала от нетерпения услышать первую отгадку Ната.
– Ты беременна, – сказал Нат и, посчитав на пальцах, добавил: – Ребенок должен родиться в июне.
Она хотела удивить его, а все вышло наоборот. Кто был ошарашен, так это она сама.
– У тебя нет месячных с сентября. – уточнил Нат.
– Но как ты узнал? – Выходит, у нее не было от мужа никаких секретов?
– Я умею считать, – сказал Нат. – У тебя все как по часам. Каждые 29 дней. А кроме того, – добавил Нат с ухмылкой, – сейчас ты, как никогда, сексуальна.
Эвелин покраснела.
– Твои соски стали более чувствительными. Они твердеют, едва я к ним прикасаюсь. Твои груди увеличились и не вмещаются в бюстгальтер. И там ты быстрее становишься влажной.
– Нат!
Эвелин почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Она не привыкла к такому языку. Их разговоры в постели были ласковы и нежны на детский манер. Они никогда не были столь открыто интимными. В ту минуту Эвелин ощутила, как у нее стали твердеть соски, а влагалище увлажнилось, хотя сейчас к ней никто не прикасался.
В тот вечер они так и не поужинали. Их любовные ласки были как-то по-новому чувственны и нежны. Эвелин никогда раньше не приходило в голову, что беременность не только может осуществить ее мечтания, но и придать новую окраску ее сексуальным ощущениям. Впервые в жизни Эвелин почувствовала себя настоящей женщиной.
На следующей неделе Нат предложил Эвелин не приходить в офис. Он вполне мог себе позволить нанять секретаря и хотел бы, чтобы она не волновалась и наслаждалась своей беременностью. Сейчас, когда Эвелин готовилась стать матерью, Нат хотел утвердиться как человек, содержащий семью. Он ненавидел свое собственное детство, лишенное родительской любви.
Сейчас, когда Эвелин была беременна, находиться дома, в Грейт Нек, доставляло ей большое удовольствие. В ожидании ребенка она не чувствовала себя одинокой, дни проходили очень быстро. Она составляла списки имен мальчиков и девочек, делала рождественские покупки и ждала, умиротворенная и счастливая, разрешения.
Прошел День Благодарения, а затем и Рождество. «Интересно, какими будут эти праздники на следующий год», – думали про себя Нат и Эвелин. К Дню Благодарения их ребенку исполнится пять месяцев, а к Рождеству – уже полгода. Их ребенок никогда не будет плакать по ночам или хныкать, как обычные дети. Он будет этаким чистеньким и улыбающимся розанчиком, сошедшим с обложки журнала. Первый ребенок сблизит их еще больше и будет даром судьбы, даром их бессмертной любви.
