Билл какой-то весь безвольный, обмякший, невидящим взглядом смотрел перед собой.
— Говори!!! Черт тебя подери!!!
— Они опоздали… — еле слышно прошептал парень.
— Что?!! Что ты сказал?!! По-английски, идиот!!! По-английски!!!
Он лишь отвернулся.
Родриго затряс его со всей силы, возмущенно закричал в лицо по-русски:
— Блядь, да что же ты языкам не обучен, чурка ты нерусская!!! Звезда, блядь, полей и огородов!!!
— Курить есть? — промямлил Билл по-английски.
Мужчина аккуратно отпустил парня, удостоверившись, что тот не свалится мешком к его ногам. Чуть придержал, когда тот вновь сполз по стене и уселся на землю. Достал пачку, закурил сам, протянул сигариллу Биллу. Тот попытался прикурить, но руки дрожали так, что сигарилла в итоге сломалась. Родриго с мрачным видом достал еще одну, прикурил и отдал невменяемому мальчишке. Так они и сидели молча несколько минут.
— Билл, ты это… Я водки сейчас принесу. Только глупостей не делай. Слышишь меня?
— Сигареты оставь, — прошептал, глядя в одну точку. По щеке очень медленно ползла единственная слеза. Он зло смахнул ее. И опять сжался в комок.
Родриго засунул зажигалку в пачку и кинул ее парню. Устало потер лицо и медленно ушел в отель. Билл достал еще одну сигариллу и вновь закурил.
Что чувствует человек, когда узнает о смерти близкого? Первая мысль Билла была: я больше не буду бегать босиком по лужам. И она его напугала. Разочаровала. «Снимай кеды!» — ясно зазвучало в голове. Он улыбнулся. Хотелось плакать. Сидеть и выть, размазывая слезы и сопли по щекам. «Снимай кеды!» — глупая фраза, сломавшая тогда его окончательно. Он никогда в жизни не бегал босиком по лужам, не валялся в мокрой траве, не катался кубарем с каких-то пригорков, рискуя сломать шею. Больше не будет ничего. Не будет удивительного чувства счастья и свободы, которое он испытывал с этой замечательной, смешной, беззащитной и смелой девочкой. Больше нельзя быть самим собой и не бояться, что не поймут, осудят, посмеются. Нельзя доверять. Нельзя не бояться. Нельзя быть уверенным, что не предадут. Он опять один. В этой толпе народа, он снова один. Билл поднял лицо вверх, не давая выступившим слезам пролиться. Подтянул ноги к подбородку и вцепился зубами в коленку. Хотелось причинить телу максимум боли, лишь бы отвлечь душу. А еще ему было обидно. Обидно потому что он не успел. Два каких-то абсолютно неправильных дня. Он говорил слишком много, но так и не успел сказать самого главного. Он сказал это Тому, он сказал это маме, но он не сказал этого ей. А ведь она, возможно, ждала больше всех. И вот теперь ее нет, а слова остались. Только она уже их не услышит и никогда не узнает, как много она для него значит, как дорога ему ее улыбка, ее нежные прикосновения, ее легкие поцелуи. А он… Он как последний кретин все подбирал момент, чтобы сказать, чтобы запомнилось, чтобы она почувствовала его слова телом, душой, разумом. Дождался… Выбрал момент? Запомнила? Почувствовала? Молодец… Если бы она знала это, если бы слышала, то никогда бы… Какой смысл сейчас думать, что было бы, если все уже произошло? С неба на него смотрели звезды. Чужие созвездия. Чужая луна. Даже небо чужое. Он знал, что она тоже смотрела на небо. И он бы сейчас отдал все, лишь бы она сидела рядом и так же смотрела на звезды. А он бы взял ее озябшие руки в свои, согрел дыханием и сказал тихо-тихо, глядя в глаза: «Я тебя люблю…»
— Всё круто, да? — с обидой выкрикнул Билл небу. — Всё зашибись, как круто, да? Вы рады, да? Забрали ее у меня и ржете, да? Уроды! Вы обещали мне помогать! Вы обещали мне ее хранить! И что? Где ваша хваленая помощь? Где? Я не успел… Я опоздал… Боже… У меня было столько времени, столько возможностей, а я опоздал… опоздал… Звезда… звезда… Я люблю тебя… Через тысячу морей…
Он знал, что за успех надо платить, что за полные залы, за фанаток, за всеобщее обожание и даже за надоедливых папарацци надо платить. В этой жизни ничего не бывает бесплатно. И он платил. Каждый день, ложась в холодную постель, безумно уставший, он знал, что платит за успех своей неудавшейся личной жизнью. И дело не в романтике, рассказами о которой он утомил всех вокруг, а в том, что он просто не сможет себе позволить кого-либо рядом. Всегда трястись, что ей причинят вред, что из-за его постоянного отсутствия дома, она уйдет к другому, к тому, кто будет рядом каждый вечер, кто будет любить ее каждую ночь, кто будет целовать ее каждое утро, а днем каждый час напоминать о своей любви. Он не сможет взять ее с собой в тур, просто потому, что девушка не выдержит их графика, постоянной смены часовых поясов, погоды, взлеты, посадки, чемоданы-чемоданы-чемоданы, гостиницы-гостиницы-гостиницы, фанаток, фотовспышек, вечных истерик, неизменно сопровождающих их воплей, она не выдержит… Она не выдержит статей о нем, всей той лжи, что пишут, говорят, показывают… Одиночество — вот плата за успех. На пике славы есть место только для него одного. Хотел немного счастья для себя? Заплати. И Билл понял, что готов заплатить успехом за то, чтобы сейчас Мари сидела рядом и болтала какие-нибудь веселые глупости. Он бы обязательно взял ее с собой в тур… Если он состоится после того скандала, который затевает Родриго… Хотя нет. Не будет никакого скандала. Они оба проиграли. За успех вновь внесена предоплата. Только теперь ему надо придумать, как сделать так, чтобы отключить память и не сметь вспоминать, как ему было хорошо всего несколько дней. И о том, что он не успел ей сказать, как сильно ее любит…
«Сними кеды…»
Останься…
Люблю…
Полицейская машина плавно притормозила около тротуара. Из нее вышел высокий, грузный мужчина. Строго глянул на Билла, словно оценивая степень его опасности. Прищурился. Парень не вызывал в нем доверия. Билл мрачно посмотрел на полицейского, скривился весь, словно больной хищный зверь, которого потревожили. Затянулся пятой за последние полчаса сигариллой, отчего организм отчаянно тошнило и мутило. Мужчина распахнул дверь и кому-то подал руку.
— Мисс, я провожу вас до номера. Так будет спокойнее.
— Право слово, не стоит. Я в полном порядке.
Билл вздрогнул и впился глазами в мисс, завернутую в мышиного цвета плед.
— Нет-нет, не стоит. К тому же, видите, меня встречают, — она махнула рукой в сторону парня. — Спасибо вам огромное. Спасибо…
— Точно? — Все-таки мальчишка с теперь уже вытаращенными глазами был какой-то слишком подозрительный.
— Да, — она протянула плед полицейскому. — Спасибо за все. Дальше я сама.
— Приезжайте еще в Сидней, мисс, — улыбнулся дядька, сел в машину, и та бесшумно покатила по улице прочь.
