Ознакомительная версия.
Алексей молча шагал вперед. Вазген и Настя пошли за ним. По дороге Вазген рассказал Алексею о последних часах жизни Кирилла, завершив рассказ словами:
— Он просил передать, чтобы ты не горевал о нем, сказал, что умирает счастливым.
Алексей сжался, как от острой внутренней боли.
Холмик земли, под которым лежал Кирилл Смуров, высился неподалеку от могилы Ариадны, в соседнем ряду таких же холмиков, выросших с тех пор, как ее похоронили. Комья земли на нем успели высохнуть, и букеты цветов, недавно обновленные Настей и Клавой, уже завяли. Клава сидела рядом, опустившись на колени, в руках у нее были свежие цветы, она плакала, зарывшись в них лицом.
Алексей снял фуражку. Ветер трепал его волосы, задумчиво шумели деревья, и плакала Клава. На ней было легкое ситцевое платье; волосы гладко причесаны и свернуты в тугой узел, что подчеркивало идеальную форму головы и профиль классических очертаний.
Она собрала увядшие цветы, положила свежий букет на могилу, затем поднялась на ноги, вытирая глаза платком, и посмотрела на Алексея. Он смотрел на нее.
— Слушай, мне это кажется или… — пробормотал он и обратил на Вазгена вопрошающий взгляд.
— Нет, тебе не кажется. Все так и есть. Это его ребенок.
«Надо было сказать ему сразу, — пожалел Вазген, наблюдая реакцию друга. — Слишком много потрясений для одного человека».
Алексей какое-то время не мог выговорить ни слова; Вазген с удовольствием наблюдал, как светлеет его лицо, как оживают и загораются золотым блеском глаза.
— И вы молчите?! Садисты! — Алексей с силой толкнул Вазгена кулаком в плечо. — Скрывать от меня такое! — Он шагнул к Клаве. — Дорогая, красавица ты наша, да мы в ноги тебе должны поклониться! Ты сама-то понимаешь, какое чудо сотворила?
— Ах, Алексей Иванович, если б вы знали, как мне тяжело, — отозвалась будущая мать, продолжая ронять слезы и комкая платок. — Он назвал меня своей женой. Сказал, что женился бы на мне, если бы остался в живых. — Она всхлипнула и прижала платок к глазам. — Бедный ребенок, еще не родился, а уже сирота.
— Как это сирота! Кто? Сын Кирилла — сирота?!
— Алеша, мы пока не знаем, будет ли это мальчик, — деликатно вставил Вазген.
— А я не сомневаюсь! Разве вы не понимаете? Это не случайность, не слепая игра природы. Это подарок судьбы, провидение! Дочь для нас так же драгоценна, но я уверен, что это мальчик. Иначе и быть не может! — Волнение мешало ему говорить. — Прошу вас, оставьте меня с Кириллом наедине. Я не успел с ним проститься, но, может быть, он сейчас меня услышит.
Что говорил он Кириллу и о чем думал позже, стоя у могилы Ариадны, его друзья не узнали. Да и была ли в том необходимость? Наверное, у каждого человека в душе есть неприкосновенная область, куда не должны вторгаться даже самые близкие люди.
4 сентября 1944 года Финляндия, признав свое поражение, вышла из войны.
Фронт отодвинулся далеко на запад. Военные действия на Ладоге прекратились.
В середине сентября офицеры и матросы стояли на плацу в торжественном построении.
Представитель Военного совета КБФ зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР. За образцовое выполнение задания в боях с немецко-фашистскими захватчиками при форсировании реки Свирь, прорыв сильно укрепленной обороны противника и проявленную доблесть и мужество Ладожская военная флотилия награждалась орденом Красного Знамени и стала именоваться Краснознаменной Ладожской флотилией.
Краснознаменным стал 2-й дивизион «морских охотников», а также 70-я и 3-я бригады морской пехоты.
Особо отличившихся офицеров и матросов наградили орденами и медалями. Многие были награждены посмертно.
В заключение контр-адмирал Чероков выступил с речью:
— Товарищи офицеры и краснофлотцы! Дорогие мои… — Голос его на миг прервался, затем зазвучал с прежней силой: — Поздравляю вас с высокими правительственными наградами! Сегодня для всех нас счастливый день, мы с честью выдержали испытания, не склонялись перед врагом и делали больше, чем могли.
Но именно в этот знаменательный день я должен с болью в сердце сообщить, что Краснознаменная Ладожская флотилия расформировывается. — Он снова замолчал. Стояла тишина, лишь с озера неслись отрывистые крики чаек. — Война еще продолжается. Часть флотилии будет передислоцирована в Прибалтику, многим из нас придется расстаться друг с другом, но где бы мы ни были и сколько бы лет ни прошло, Ладога навсегда останется в наших сердцах. Мы никогда не забудем того, что пережили вместе, не забудем наших погибших товарищей. Вечная память и слава героям! Слава морякам Краснознаменной Ладожской флотилии! Я горжусь тем, что служил с вами!
Осенью военные корабли уходили на Балтику. Настя и Клава стояли на палубе «морского охотника». Они отказались сидеть в каюте, несмотря на настойчивые требования мужчин. Клаве до родов оставалось не больше месяца; молодых женщин оберегали и даже обеспечили на судне присутствие врача. Вазген был здесь же, на мостике, рядом с Алексеем. Прощаясь с Ладогой, офицеры оделись в парадную форму — с кортиками, при всех орденах и медалях. Клава увозила с собой орден отца своего ребенка.
Головные корабли уже входили в русло ставшей вновь судоходной Невы. Опустел Осиновец, опустели рейды, причалы и штаб в Новой Ладоге. Гром орудий больше не оглашал водные просторы; в прибрежном лесу, где оставались дорогие могилы, полновластно заливались птицы. Огромное озеро неустанно катило волны к берегам, расцвеченным поздними красками осени, а на тихом дне обрастали зелеными водорослями погибшие корабли.
Мужчинам еще предстояло воевать, а женщинам рожать и растить детей — высшая награда тем, кто погиб и кто остался в живых.
— Прощай, Ладога светлая, — прошептала Настя, — мы еще вернемся, мы все обязательно вернемся.
Теперь меня зовут Катя Смурова. Я замужем уже пять месяцев. Мы живем с Женей вдвоем в его большой квартире, принадлежавшей когда-то родителям Кирилла Смурова. Теперь в кабинете Жени в застекленном шкафу стоит фотография его деда в деревянной рамке. Рядом лежит орден в коробочке, обитой бархатом. Здесь же хранится альбом с фотографиями военных лет — на них Настя, Клава, Ариадна, Вазген и Алексей Вересов. Пока друзья Кирилла были живы, они заботились о Клаве и ее подрастающем сыне, вот почему Женин папа хранил их фотографии.
Сама Настя, к несчастью, первого ребенка не смогла выносить — видимо, сказались лишения и потрясения военного времени. В Ленинграде она снова стала студенткой — ее восстановили в Электротехническом институте, в который она поступила до войны.
Ознакомительная версия.
