— Мия, моя, только моя…
И словно шлюзы прорвались, теперь это была самая настоящая близость, когда можно не молчать, а шептать, говорить, кричать в исступлении о том, что было заперто до этого момента и спрятано глубоко внутри — «люблю», «любимый», «любимая», «как же я люблю тебя…». Пахли розы, дыхание смешивалось, поцелуи заглушали стоны, значит, дело было вовсе не в острове. А в том, что они оба любили, любовь сквозила в каждом взгляде, движении, вздохе, она переполняла и выплескивалась со словами, которые теперь можно было не сдерживать.
…Никита осторожно повернул голову Саломии:
— Смотри…
В глянцевом блеске висящего на стене экрана она увидела себя, зарывшуюся щекой в лепестки, со спины к ней прильнул муж, упирающийся лбом ей в висок, его рука накрыла ее руку, их пальцы переплелись и тоже спрятались в лепестках. Саломия закрыла глаза.
— Ты дорисуешь мне татуировку? — Никита поцеловал ее в спутанные волосы.
— Если ты будешь мне позировать. По памяти не уверена.
— Конечно буду. Если бы я умел рисовать, я бы нарисовал тебя такую как сейчас. Ты очень красивая, Мия, правда как будто нарисованная, — он перевернулся на спину и уложил Саломию себе на грудь.
— Папа с мамой нарисовали, — улыбнулась она и закрыла глаза. Слушала, как бьется сердце своего любимого мужчины и чувствовала себя самой счастливой.
* * *
— Я потому и не съезжал от родителей, что там не было проблем с готовкой, — муж с виноватым видом смотрел на нее и допивал кофе.
Саломия смешивала в высокой миске маринад для курицы. Они выползли на кухню к полудню, Никита сказал, что дал распоряжение родительской домработнице заказать продукты, но по итогу выяснилось, что ничего готового в холодильнике не оказалось.
Саломия наскоро соорудила два огромных бутерброда, чтобы Елагин не умер от голода и как-то протянул до обеда, а сама решила запечь курицу.
— Не думал, что ты умеешь готовить. Тебя кто учил?
— И мама, и бабушка, и Джованни, все понемногу. Никита, — с укоризной посмотрела она на мужа, скривишегося, будто проглотил слизняка, — моего отчима звали Джованни, я очень его любила, прекрати делать такое лицо! Если ты допил кофе, лучше помой овощи на салат.
— Тебе не следовало так опрометчиво соглашаться жить со мной, любимая, — бормотал потом сонный Елагин, в мгновение ока уничтоживший курицу и разве что не вылизав блюдо от соуса. — Зато мне повезло. Я и не подозревал, что ты так вкусно готовишь.
— Мне нравится тебя кормить, — Саломия улыбалась и гладила его по животу, улегшись рядом.
— Корми, корми, — он подтянул ее к себе, засыпая, — я стану толстый, страшный, и ты меня бросишь.
А ей и правда нравилось его кормить. Каждый вечер она с удовольствием готовила ужин, Никита, конечно, предлагал ужинать в ресторане или заказывать еду, но при этом с такой скоростью все сметал, что Саломия ни за что в жизни не отказалась бы от удовольствия садиться напротив и смотреть, как любимый мужчина ест приготовленные ее руками блюда.
Растолстеть Елагин не смог бы при всем желании, поскольку и ночью, и утром, и если получалось, днем, с участием той же Саломии он добросовестно расходовал энергию так интенсивно, что по итогу баланс выходил со знаком минус. Тогда ей приходилось даже ночью подкармливать мужа бутербродами.
Никита не разрешал Саломие самой носить продукты, они или вместе ехали в супермаркет, или он сам заезжал после работы, и ей очень нравилось чувствовать, как муж о ней беспокоится и заботится. О Марине они вообще не вспоминали, как будто ее не было никогда. Никита лишь сухо обронил, что встретился с бывшей любовницей — не девушкой, любовницей! — чтобы объясниться, забрать свои вещи и навсегда закрыть этот вопрос. Саломию такое объяснение устроило, и больше она Никиту ни о чем не спрашивала. Она просто была счастлива.
Глава 26
На сегодняшнем приеме Саломии все было не так, впрочем, как и последние несколько дней. Ее то знобило, то бросало в жар, то вдруг начинала кружиться голова и так же внезапно отпускало. Люди вокруг водночасье сливались в сплошную неразборчивую линию, а потом также внезапно принимали слишком резкие очертания. Саломия схватилась обеими руками за согнутую в локте руку Никиты.
— Мия, тебе нехорошо? Ты побледнела, — последнее, что услышала она, прежде чем провалиться в забытье, и последнее, что увидела — озабоченный взгляд мужа.
И его же лицо, перекошенное от страха, было первым, что увидела Саломия, очнувшись. Она лежала на диване в вестибюле ресторана, Никита стоял возле на коленях и трясущимися руками сжимал ее пальцы. Из-за него выглядывали такие же встревоженные старшие Елагины, сегодня праздновали день рождения очередного друга семьи.
— Она пришла в себя, — крикнул Никита, — вызвали скорую?
— Погоди-ка, мальчик, — к ним подошла немолодая полноватая женщина, ее пальцы показались Саломие слишком короткими, возможно из-за того, что на каждом из них было по кольцу, а то и по два сразу. Она довольно жестко отстранила Никиту от лежащей Саломии и сама присела рядом.
По слегка успокоившимся лицам родителей Саломия поняла, что женщине они доверяют, а потом вспомнила, что их представили друг другу в начале вечера, это какое-то местное медицинское светило, профессор, кандидат и все такое. «Светило» задала ей несколько вопросов, измерила пульс.
— Все ясно. Елагины, — поднялась и расплылась в хитрой улыбке, — покупайте коляску!
Перепуганному Никите пришлось втолковывать дважды, он глазами спросил Саломию: «Это правда?». «Не знаю», — также глазами ответила она мужу, она и правда не знала. Задержка была, но небольшая, или она что-то напутала, у нее вообще цикл сложно было назвать регулярным. Так что все могло быть.
Никита поднял ее на руки бережно, будто она самая большая драгоценность в мире, не удержался, прижал к сердцу, щекой прильнул к щеке и понес к машине. Там усадил со всеми предосторожностями, машину вел очень медленно, остановился возле ближайшей аптеки и вернулся с несколькими тестами на беременность от разных производителей.
Дома хотел увязаться за ней в ванную, но Саломия решительно закрыла перед ним дверь и впустила только, когда разложила все три теста на салфетке на стиральной машине. Дальше они оба напряженно вглядывались в проявляющиеся на тестах полоски.
Когда на последнем тесте проступили такие же красные полосы, как и на двух предыдущих, Никита облегченно выдохнул, обхватил Саломию со спины и уткнулся в затылок.
— Скажи честно, ты специально? — спросила она, разглядывая шесть одинаковых полосок. Никита сначала замотал головой, а потом кивнул.
— Нет. Да. Не знаю, может быть, — он развернул Саломию к себе, его глаза блестели. — Все, Мийка, теперь осталось трое.
— Что осталось? — Саломия озабоченно приложила ладонь ко лбу супруга, но лоб был прохладный и влажный.
— Трое детей, — пояснил светящийся от счастья муж, — я в «Макдональдсе» ребятам четверых пообещал, уже один есть!
Саломия вздохнула и закрыла глаза. Ее щек коснулись теплые губы.
— Мия, ты… не рада?
— Что ты! — она открыла глаза и поразилась, с каким напряженным ожиданием он на нее смотрел. Как он мог подумать! — Никита, это же наш ребенок, как я могу его не хотеть? Просто это так неожиданно…
— Прости, моя девочка, — он снова сжал объятия и утонул в ее волосах, — я понимаю, что ты хотела доучиться, ты еще сама маленькая. Но я так рад!
— Ничего я не хотела, Никита, — потерлась она виском о его подбородок, — мне все равно, что будет с университетом, я просто до сих пор не могу поверить, что мы вместе, потому и неожиданно.
Муж сцепил руки у нее за спиной и сказал очень серьезно:
— Мы вместе, любимая. И теперь у нас с тобой настоящая семья.
Когда Саломия пришла из душа, Никита лежал на кровати с планшетом и внимательно рассматривал экран.
