Любовь по смете не проходит (СИ) - Винд Дасти

Хотела ещё раз увидеть его, но поток пассажиров моего рейса разделил нас. Я осталась одна. И мне стало страшно. Закружилась голова, и на миг показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Горло сжал спазм, я через силу сглотнула и до крови закусила губу, чтобы сбросить ощущение нереальности. Получилось — паника отступила. Я смогла вздохнуть и, расправив плечи, почти уверенно двинулась за остальными пассажирами.

За стеклами иллюминатора стремительной лентой мелькала взлетная полоса. Уже светало, и небо становилось серым. Сидя в кресле, я смотрела на капли дождя на стекле, появляющиеся и исчезающие за считанные мгновения. Вспоминала дом, деда, сон, что видела не так давно. А ведь отцу о нем даже не рассказала. Может, он бы и по-другому оценил свои силы.

Комок снова подкатил к горлу, и захотелось плакать. Глубоко вздохнув, я откинулась на спинку сидения и поправила ремень безопасности. Паника накатывала волнами, то сдавливая грудь, то давая сделать маленький вдох. Никогда ещё я не чувствовала себя такой слабой, жалкой и беспомощной. Сейчас мне очень нужен был Женя, его уверенность, спокойствие и сила, да только духу не хватило попросить его лететь со мной. Я посчитала это лишним. Мне самой следовало справляться со своими страхами и не требовать от Шершнева всегда быть рядом. Потому что когда-нибудь потом, без слезных просьб и упреков, он сам пойдет за мной, и мы сложим наши радости, проблемы и мечты вместе, чтобы не делить их надвое. Я не считала это стремление бредом наивной влюбленности, а воспринимала как цель. Как окончательно утвержденный и принятый к строительству проект.

Лететь нужно было с пересадкой. Рейс до родного города мне предстояло ждать три часа — совсем немного по меркам подобных перелетов. За это время я, наконец, дозвонилась до матери.

— Да, Нюта! — бодро ответила она, от чего я опешила и не сразу нашлась, что сказать.

— Мам… Папа как?

— Уже в больнице. И скажи своему мальчику, что не стоило так напрягаться. Очень теперь неудобно перед ним и всеми врачами.

— Постой, — я нахмурилась. — Как отец?

— Да нормально. Ну… То есть не совсем, но это точно не инфаркт, — она вздохнула. — Доигрался. Ночью поехал забирать машину с трассы, решил помочь толкнуть. Вот результат…

— Так что с ним? Вы в областной?

— В областной. Смотрят его. Нас тут такой консилиум встретил. Думали-то с инфарктом. А, похоже, просто давление подскочило.

— Консилиум? Не поняла…

— Вот и мы не поняли, — мать снова вздохнула. — Ну, потом расскажу. Ещё один светила науки идет.

— Мам, точно все нормально?

— Точно, — торопливо ответила мать. — Ладно. Приедешь, поговорим.

— Я уже в Москве, через пару часов буду у вас.

Тишина в ответ.

— Зачем? — наконец, спросила мать.

— А как же по-другому?

— Господи, ну вы и паникеры с братьями! Кошмар! Ладно они, балбесы, ничего не слышат, как любые мужики, но ты-то? Ой, все…

Я опустила трубку и растерянно посмотрела на потухший экран. Матери легко говорить о панике. Я вообще не помнила, чтобы она когда-нибудь паниковала или теряла самообладание. Отец в шутку говорил, что это мол от недостатка ума — дурочке ничего не страшно, но мы-то знали, что мать у нас житейской смекалкой не обделена, вывернется из любой ситуации и никогда не раскиснет.

В отличие от меня. Я подняла взгляд от экрана телефона и внезапно, всего на миг, перед глазами потемнело, и стул подо мной будто накренился. Схватившись за подлокотник, я замерла и глубоко вздохнула. Ощущение нереальности прошло, хотя сердце тарабанило так, что руки тряслись. Откинувшись на спинку стула, я закрыла глаза и перевела дух, убеждая себя, что все от нервов.



Отец жив и в надежных руках опытных врачей — это главное.

Но что имела в виду мать, говоря о Жене? У него был знакомый врач в областной, об этом я узнала, когда мы привезли туда Марину. Но ведь он, кажется, возглавлял отделение гинекологии.

Я написала Жене еще по прилету, но он только посоветовал мне перекусить и спросил, как я себя чувствую. О своем вмешательстве босс, конечно, ничего не сказал.

Я закусила губу. Стоит ли звонить ему сейчас и устраивать допрос? Он ведь, скорее всего, даже не ложился спать. Успел ли он закончить наши проекты? Там ведь столько работы, а он ещё провожал меня на рейс.

Так ничего и не решив, я отправилась на регистрацию. Через пару часов самолет приземлился в аэропорту моего родного города, а ещё через час я уже была в областной клинике.

— Доброе утро, где я могу найти пациента Владимира Сазонова?

Медсестра за стойкой, отведя взгляд от экрана монитора, устало посмотрела на меня поверх очков.

— Когда привезли?

— Сегодня ночью.

— Это который по указке, — тихо подсказала моей собеседнице ее коллега, раскладывавшая документы на столе у следующего окна.

— А-а-а… — протянула медсестра и, пожав плечами, ответила. — Так он пока в реанимации.

— Что? Почему?

— Девушка, ну его с предынфарктным привезли. Наблюдают теперь. Кто ж его сразу в стационар-то переведет?

— Ясно… А куда…

— Нюта!

Я обернулась. Перед глазами все поплыло, и я схватилась за стойку.

— Мама…

Мать шла по коридору в белом халате и маске, висящей на одному ухе.

— Девушка, вам плохо?

Я, кажется, продолжала поворачиваться, хотя хотела только шагнуть навстречу матери. Странное ощущение, будто тело не мое и слушаться меня больше не будет, не испугало. По правде, я и испугаться-то не успела. Увидела только край стойки, да яркий свет ламп на потолке. Звуки мгновенно стали далекими и глухими, а потом и вовсе пропали. Как и свет.

— Сейчас возьмем анализы. Это обязательная процедура.

— И зачем ее мучить? Да по ней за версту видно, что она не спит и не ест. Что отец, что дочь — сдохнут, а пахать будут.

— Мда-а-а… Но МРТ я все же буду советовать…

Я открыла глаза и уставилась на доктора, который, обернувшись, сделал знак стоявшей в дверях медсестре.

— Живая? — поинтересовалась мать.

— Вроде, — тихо ответила я. — Мы… Мы где?

— Доча, ты когда последний раз ела?

Я, не получив ответа на свой вопрос, приподнялась на локтях и огляделась.

Трехместная палата, два больших окна, три тумбочки, умывальник и столик у него, а я сама — на вполне себе удобной койке.

Я, кстати, никогда не лежала в больнице.

— Аня, здравствуйте, — доктор строго посмотрел на мою маму, но та только нахмурилась и, пожав плечами, отвернулась. — Вы упали в обморок. С вами такое бывало раньше?

— Нет.

— Можете сказать, почему вам стало плохо? Вы соблюдаете какую-нибудь диету?

— Диету? — я потерла затылок. Было больно. — Нет… Я просто… Последнее время не успеваю есть.

Как минимум три недели я питалась чем попало и когда попало. Протеиновыми батончиками, которые взяла у Марго, например. Или яблоками.

— А как у вас со сном?

Нет, я спала регулярно. Только не помню, когда последний раз.

— Нюта, — мама положила ладонь на мою руку. — Я же тебя предупреждала.

— Мам, хватит. Я сама знаю, как мне работать.

— И вот итог.

— Знаете… — доктор задумчиво посмотрел на мою мать. — Давайте, Аня, я вас осмотрю, поговорим по душам, анализы возьмем кое-какие. И завтра мы вас отпустим, хорошо?

— Хорошо, — зато буду рядом с отцом. — Мам, а папа как?

— Завтра в общую переведут. Вип, между прочим. С меню, как в ресторане, и огромным телевизором. Нам уже показали, — мама, прищурившись, посмотрела на меня. — Мальчик твой, конечно, тебя любит, он добрый и внимательный, но дай ему, пожалуйста, понять, что такую ношу ты не потянешь.

Я вздохнула и ничего не ответила. Доктор многозначительно кашлянул и достал фонарик из кармашка.

— Посмотрите сюда, пожалуйста.

Мама недовольно оглядела его и отступила.

У меня взяли кровь (и не один раз), записали на МРТ. А ещё спросили, не беременна ли я.