Он вдруг снова газанул, словно завелся от собственных слов и, обгоняя машину, выехал на встречку. Впереди был поворот, откуда показался грузовик, и время замедлило ход… Дыхание перестало заходить в легкие, в ушах поднялся шум, а по телу рассыпались иголки.
Это не реально… Не реально…
Он же опытный водитель! Он успеет!
Но я уже всем своим существом понимала, что нет…
«Все наши слова, под покровом ночи.
Нам пророчили любовь, но мы так порочны…»
В сознание врезался резкий визг тормозов и крутой поворот, который прибил меня к двери. Сильная встряска и я услышала, как хрустнули внутри мои кости, а затем… наступила темнота. И только музыка о тумане застряла в ушах..
Никогда не знаешь, когда все закончится. Так внезапно, неожиданно, страшно.
* * *
— Снежана… Ты меня слышишь?!
Женский голос как будто издалека, из глубины, он неприятно задевал мои барабанные перепонки, заставляя выныривать в настоящее. Через боль и мучения…
— Так. Она очнулась! — оповестил чей-то строгий мужской баритон.
Господи, как же больно… Каждое ребро будто копьями пронзило, едва я всхлипнула!
Я не могла открыть глаз — от света голова раскалывалась. Я хотела вернуться назад — в темноту… Зачем они меня забрали у нее?!
— Где я?.. — надломленный голос раздался из моих пересохших губ.
— Все хорошо, девочка, ты в реанимации, — успокаивающе сообщила какая-то женщина. — Мы все очень ждали твоего пробуждения.
— Что… произошло?..
Язык еле ворочался и каждая мышца в теле, словно атрофировалась и пропиталась болью. Больше всего ныла рука, вся правая сторона головы и грудная клетка… Она так давила, будто на мне кто-то сидел!
— Ты не помнишь? — мягко спросила та же. — Тебя буквально вытащили с того света, Снежана. Авария страшная.
Густой туман в сознании с трудом рассеивался и не позволял мне вспомнить последние события. Из-за этого меня охватила паника, и дыхание стало болезненно тяжелым.
— Тише-тише, спокойно. Все потом. Сейчас отдыхай и ни о чем не думай.
Это назойливый индикатор начал пищать чаще, но постепенно я перестала его слышать и вернулась в свою темноту.
Когда я открыла глаза вновь, в голове застыла жуткая серая картина… салон автомобиля, Филипп рядом, мы стоим посреди трассы, а вокруг не души. Страх и растерянность застыли в его зеленых глазах, которые он не отрывал от моего лица.
— Что я наделал!.. — застрял в ушах испуганный голос Фили, и в этот момент я увидела, что он весь в крови. Она сочилась из его головы из рук, пропитывала его рубашку, кожаную обивку сидения…
Я зажмурилась и тихо заскулила, желая скорее прогнать образ, от которого холод окутывал меня с ног до головы.
— Снежана!.. — услышала прямо над собой и резко открыла глаза. — Слышишь меня? Я рядом… рядом…
Увидев искаженное беспокойством лицо папы, я испытала облегчение от того, что со мной рядом кто-то родной. Он сильный. Он защитит меня от этого ужаса.
— Зачем же ты так, моя маленькая, — с трудом выдавил он, покачав головой. — Я чуть не потерял тебя…
В отражении его глаз я увидела свою перебинтованную голову и исцарапанное лицо, и слезы обожгли мои виски от шока.
— Что со мной?.. — спросила дрогнувшим голосом, только сейчас увидев, что моя правая рука в гипсе.
— Ты поправишься, обещаю! — ответил он сбивчиво. — Здесь тебя на ноги поставят, а потом… пройдешь полную реабилитацию в Швейцарии.
Я никогда не видела отца таким потерянным и сломленным. Душа рвалась на части от его вида. Но неожиданно пульс участился от иной мысли, что лучом разрезала сознание…
— Я не успела, — в панике произнесла я, наконец, осознав, почему в груди комком давит тревога. — Не успела приехать, папа!..
Я попыталась подняться, но он тут же остановил меня.
— Куда ты подорвалась, даже не вздумай!?
— Ты с ним виделся?.. — спросила я, задыхаясь от вспышки адреналина. — Ты поехал?..
— Поехал, — сообщил отец, поджав губы. — В порядке твой черт, так что угомонись!
Я обессиленно вернулась на подушку, задержав доверчивый взгляд на лице отца.
— Ты зря это устроила, Снежана, — сказал он с холодным осуждением. — Но обошлось. Мы быстро сообразили, что ты нас на какой-то цирк приманила.
Прикрыв глаза, я сделала прерывистый вдох, обжигаясь о понимание, что могло не обойтись!
— Зачем он это сделал? — произнесла я слабым голосом сквозь стиснутые зубы. Обида и гнев на Филиппа застряли комом в горле. — Как он это объяснит?.. Объяснит мне, глядя в глаза?!
— О чем ты говоришь? — раздался хмурый голос папы, и я поймала взглядом его каменное лицо.
Дыхание давалось с трудом. Мне пришлось сначала насытиться кислородом, прежде чем я смогла задать вопрос:
— Филипп тебе не рассказал? Ты… разговаривал с ним?
Не отрывая от меня глаз, отец медленно выпрямился и лишь спустя несколько секунд молчания бесстрастно произнес:
— Филипп мертв.
Эта новость прошла сквозь мою психику выстрелом и застряла глубоко в костях.
Филипп умер.
Умер, не приходя в сознание еще там — на трассе, в искорёженном джипе.
Эта новость оглушила меня и вышибла из реальности. Отцу пришлось звать врачей, которые сделали мне болючий укол, после которого я превратилась в овощ на несколько дней. А может это была добровольная защита нервной системы?
В любом случае последующие дни стали для меня новым этапом, переворотом в мыслях, переоценкой ценностей, взглядов и веры. Мои глаза то и дело наполнялись слезами — я не могла не плакать о нем. Так рано и нелепо ушел…
Я не могла не плакать и игнорировать, охватывающее колючей проволокой мое сердце, чувство вины. Как же я не разглядела, что беда была так близко?.. Какое право имела втягивать Филиппа во все это?! Все перевернулось теперь для меня и предстало в самом гнусном свете.
Легкомысленная дрянь, ты думала только о себе все это время! ТОЛЬКО О СЕБЕ! Всю жизнь смотришь свысока на других, так теперь в зеркало посмотри!.. Это ты погубила его.
Ко мне никого не пускали, кроме отца, упакованного в бахилы и больничный халат, но меня это почему-то совсем не волновало. Он приходил каждый день и пытался услышать мой голос, но я словно разучилась говорить. Я впала в тяжелую депрессию, и проводила часы жизни в топи своих негативных мыслей. Лишь однажды я нарушила обет молчания…
Понимая свою беспомощность перед моим состоянием, отец сел напротив койки, сложил руки в замок и отрешенно глядя в пространство попросил у меня прощения за боль, которую причинял. Впервые в жизни.
Затем он посмотрел мне в глаза и сказал, что сделает все, чтобы я не попросила. Папа готовился к этому разговору, и я уже знала, на что он пойдет. Ни один мой сон не обходился без Артура. Я подозревала, что меня спрятали от него, спрятали от всех! Возможно, я даже находилась в другом городе…
Однако первые мои слова за несколько дней отец никак не мог предугадать:
— Пообещай, что с твоей стороны Артуру больше ничего не будет угрожать, — попросила я бесцветным голосом, уловив, как упрямо скривились его губы.
— Обещаю.
— И еще… До самого отлета в Швейцарию, он не должен узнать, где я.
Изменившись в лице, папа встретился с моим немигающим взглядом, словно желал убедиться, что не ослышался. Но сразу понял, что я осознавала каждое сказанное слово.
Только Бог знает, чего стоило мне озвучить это решение, которое через агонию рождалось в моих мыслях, и собственной рукой подписать нам с Артуром приговор. Лишь когда папа покинул палату, я дала волю чувствам. Свернулась клубочком на ненавистной жесткой койке и заглушила подушкой свои рыдания…
Прости меня.
Смерть Филиппа непоправимо повлияла на все ориентиры моей жизни, однако не только это заставило меня понять, как можно встретиться лицом к лицу со смертью. Внезапно, ничего не подозревая. И как легкомысленно мы относимся к жизни, которая может оборваться в любой момент!
