Тупо смотрю ей в глаза и разглядываю себя. В правденой мести за мертвое уже прошлое, заодно чуть не похоронил будущее, все едва не закончилось чем-то нехорошим, а я был так странно спокоен, как никогда.
— Саш, всё нормально. Ты не плохой и не злой, и ничего бы не сделал ему, просто запугивал, — она несмело целует.
И мне нельзя отвечать, она пытается меня отвлечь, как умеет, мягкостью, а во мне нарастает жажда, безумная тяга, замешанная на страхе потери. Нет никаких счастливых чисел, есть человек, сохранивший мою душу от непоправимой ошибки, и этого человека я давлю в объятиях.
Она верит, что я бы сам остановился, а я в себе сомневаюсь.
— Кристин, — наклоняюсь, пытаюсь снять ее с себя, но она только крепче цепляется.
— Ничего не случилось, — уверяет.
— Да.
— Ни на кого так больше не смотри. Как на него смотрел.
— Не буду.
— Всё, — она ведет языком по моим губам, пробирается в рот.
У меня было сокровище, все это время, вот мой мир и разрушению в нем места нет, будто шоковой терапией встряхнуло, мгновенная лоботомия. Зарываюсь пальцами в ее волосы, нависаю над ней. Она валится спиной на стол, кончик языка касается моей шеи, втягивает кожу, огонь моей алчности тушит огнем, и я выносить эти искры не могу.
Проникать до упора мало, очень мало, пытаюсь вырвать что-то из глубины обладания и запереть в себе, но я знаю, этого не взять силой, ее тонкое гибкое тело в моих руках цитадель нежности, меня накрывает пеленой сладкой одури, когда ощущаю, как осторожные движения и касания могут сводить с ума одержимого звериным голодом хищника, этой ласке подвластны инстинкты, она беспощадно тащит из меня голую ломкую чувственность, крушит заземление, секс превращает в эстетику, растягивает в вечности.
Вспоминаю, что дверь не заперта после того, как, возможно, наделал детей. Надеюсь, что наделал.
— Ты же будешь аккуратнее? — Кристина громко дышит мне в ухо. — Без разборок и все такое, — запрокидывает голову и смотрит с надеждой.
Волнуется, что до меня не дошло, что бурю спустя я накосячу в хорошую погоду. Но оно дошло.
— Плевать на всех. Ты еще не распаковалась? Может, уедем? Официант мутный, не хочу ковыряться.
По ее лбу бегут морщинки — думает. Спрыгивает на пол, одергивает майку:
— А Николь, Егор? Ваня?
— Ты за вещами, а я к ним зайду, — мельком оглядываю одежду.
Она послушно идет к лестнице, нагоняю, прижимаю к груди, поднимаемся медленно, но зато под ее хихиканье.
На втором этаже расходимся по разным номерам.
На всех дверях сюжеты религиозной тематики, замочные скважины и тяжелые ключи, неудобно, но реставраторы сохранили историчечкую ценность усадьбы. Заглядываю в номер к Егору и убеждаюсь, что внутри одинаково все, на стенах шелковые зеленые обои, трюмо-камин отделан позолотой, и позолоченный плинтус венчает потолок, как у нас с Кристиной. А у нас ведь люкс, в чем тогда разница?
Взмахом руки приветствую Егора, не успеваю сказать про отъезд, меня окликает управляющий.
— Александр! С Антоном порядок. Что-то с перегородкой в носу, ладно, до свадьбы заживет, — он быстрым шагом приближается и понижает голос. — Я хотел попросить на счет драки не распространяться. У нас хорошая репутация и слухи, что гостю ноздри пескоструем продули, не нужны.
— Да мне тоже, — верчу в пальцах пузырек с таблетками. Решился выбросить, а урны как назло нет. — И мы уезжаем уже домой. Фотограф остается, отснимет все, в январе пустим выпуск.
— Домой уезжаешь? — Денис хмыкает. — Ты на улицу выглядывал? Сугробы — во! — показывает высоту по колено. Явно преувеличивает, но судя по тому, что мы сюда еле добрались, ненамного. — Завтра выпишем снегоуборку из поселка. К вечеру думаю расчистят. А пока, Александр, вы у нас подзастряли. Да и зря ты так рано собрался, — манит пальцем к своему лицу. — Инцидент с директором отпусти, бывает. Новый год же, не тащи стычки. В усадьбе у нас хорошо, надолго запомните, — он подмигивает.
— Разрешите, — между нами протискивается официант с подносом. Заходит к Егору в комнату.
— Трудно спорить, — смотрю ему в спину. Кажется, что у него смокинг топорщится из-за острого-преострого ножа, заткнутого за пояс.
Вряд ли.
Но малость нервничаю.
Глава 23
С высоты ледника я озирала полмира. Я почти Бродский. Горнолыжный курорт — это поэтично, капец как.
Снежное море, холодное солнце, сноуборды и лыжи — мне показали рай.
Катаюсь из рук вон плохо, под костюмом сплошь синяки. Но это мелочи.
Зависаем на трассах все выходные. Завтра понедельник. У нас Аверинский экзамен, но ни его, ни нас в институте походу не дождутся. Как объяснил управляющий:
— Александр, снега еще выше намело. Санаторий новый, ты в курсе. Мы к такой зиме готовы не были. А поселок маленький, делать там нечего, праздники, люди бухают. Ну не могут они нам прислать машину. Гости все здесь, бронь у многих на пару недель, временное затворничество никого, кроме вас, не смущает, наоборот, шуточки слышал про негритят по Агате Кристи?
Есть еще надежда, что завтра все таки дорогу расчистят. А то у нас и во вторник экзамен, последний. Но на мой скромный взгляд существуют пересдачи, не успеем и пусть, зато встретим здесь первую ночь января, я согласна на сию рокировку.
Мне даже Мария не мешает. Дама занимается налаживанием контактов со звездочками, впаривает начинающим актрисам и певицам свой салон красоты. Бизнесменша, бедный Герман верным пажем рядом, со скукой слушает их болтовню, вижу на завтраках, обедах и ужинах его недовольную мину.
В понедельник снегуоборочной машины нет. Алекс нападает на Дениса:
— У вас ведь приличный курорт, неужели так сложно договориться с людьми? Пусть за двойную плату расчистят, за тройную.
— На, — тот сует ему трубку. — Звони сам, Александр. Говорят, что у них машина сломана. Чинят. Врут или нет — поди разберись.
Алекс названивает в поселок и безуспешно обещает килограммы золота, пусть только приедут. На проводе заплетающимся языком клянутся, что второго числа в восемь утра будут, как штык.
Он злится, я тайком радуюсь.
Ну не вижу причин для паники. Антон Геннадьевич ходит по стеночке с повязкой на носу, официант тоже не отсвечивает, днем работает на кухне и в номерах, ночами на мойке машинки шоркает — на все руки мастер, управляющий Денис налюбоваться не может. Если Антон и нанял этого пузобота, чтобы он Алекса тут прирезал, то они с недокиллером могут отдыхать, про махинации Антона Алекс знает, с должности директора его снял, а значит и париться Геннадьичу нет смысла, ему в редакции теперь только документы на увольнение забрать.
Все чудесно.
Кроме массажистки.
Длинноногая самочка стучится к нам в номер каждую ночь после двеннадцати, вертит у меня перед глазами флакон с маслом и рассчитывает распустить ручонки по Аверинской спине.
Подозреваю, что она не сама к нам таскается, или Антон, или Мария оставляют заказ на релакс админу, точно.
Сегодня у меня кончается терпение, забираю у нее флакон и иду в ванную.
Я тоже умею делать массаж. Эротический. Видела в клубе на свингер-вечеринках. Ничего там сложного.
В ванной классно, современный ремонт. Просторное и светлое помещение с теликом на стене. С зеркалом во всю дверь.
Закалываю волосы, сбрасываю на пол шелковый халат и прищурившись, оцениваю вид.
Для моего роста медицинская норма от сорока восьми до пятидесяти шести килограмм. Я вешу пятьдесят, плюс-минус, Алексу все нравится, даже синяки, он долго нацеловывает тело перед грязными делишками, каждую царапинку, и я лучше массажистки, у которой нет ссадин, вот так.
Выхожу в комнату. Он валяется на кровати с ноутбуком. Он в брендовой черной пижаме в цвет моей сорочки, домашний, уютный, красивый — не оторваться.
Забираюсь к нему под руку, заглядываю в экран.
У-у, документы, таблицы, скука. Работает все еще.
